Канун Рождества в Пятничной гавани - Лиза Клейпас

Следуя совету детского психолога, Марк выставил в рамках несколько фотографий Виктории. Они с Сэмом старались разговаривать с Холли о Виктории, чтобы дать ребёнку ощущение связи с матерью. Но Марк мог бы сделать больше, и он это понимал. Не было причин, по которым Холли должна была проводить остаток детства без кого-то, кто выступил бы для неё в роли матери. Из того, что можно было найти, Шелби была наиболее близка к идеалу. И она дала понять, что, несмотря на нерешительность Марка в отношении брака, она готова проявить терпение. «Наш брак не будет похож на брак твоих родителей, — мягко заметила она. — Он будет только нашим».

Марк признавал эту точку зрения, даже соглашался с ней. Он знал, что не похож на своего папашу, у которого не было иной мысли, кроме как надавать подзатыльников своим детям. Их дом был очень шумным, заполнен по самую крышу пронзительными воплями, жестокостью и драмой. Любовь по версии Ноланов-родителей, с их драками с громкими криками и бурными примирениями, вобрала самые худшие черты брака и ни одного положительного.

Понимая, что брак родителей, даже оказавшийся полной катастрофой, — не единственный путь, Марк пытался сохранить нейтралитет в этом вопросе. Он всегда считал, что когда или если найдёт правильного человека, то ощутит некое внутреннее подтверждение, одобрение сердца, которое уничтожит все сомнения. Но с Шелби такого не произошло.

А что если никогда и ни с кем не произойдёт? Он пытался думать о браке, как о практичной сделке с кем-то, кто тебя заботит. Может быть, когда в первую очередь рассматриваешь интересы ребёнка — это нилучший вариант. У Шелби было всё — спокойная, милая, любящая — что сделало бы её великолепной матерью.

Марк не верил в иллюзорную романтику или родство душ. Он первым бы подтвердил, что у него приземлённый ум, крепко связанный с холодной жестокой реальностью. И такое положение дел его полностью утраивало. Справедливо ли предлагать Шелби брак, основанный на практических соображениях? Может быть, и нет, если он был бы честен в своих чувствах — или в их отсутствии.

Допив пиво, он вернулся в дом, выбросил бутылку в корзину и отправился в комнату Холли. Сэм подоткнул ей одеяло и оставил ночник включённым.

Глаза у Холли слипались, маленький ротик кривился в зевке. Возле неё лежал плюшевый мишка, и его яркие пуговичные глазки выжидательно таращились на Марка.

Взглянув на маленькую девочку, Марк испытал чувство, когда ты внезапно и чётко осознаешь, кем ты был не так давно, и понимаешь, что находишься сейчас совсем в ином месте. Он наклонился, чтобы чмокнуть её в лобик, как делал каждую ночь. Марк почувствовал, как её длинные и тонкие ручки обвились вокруг его шеи, и услышал, как она тягучим и сонным голоском произносит: «Я люблю тебя. Я люблю тебя». Потом Холли, перевернувшись на бок, прижала покрепче своего медвежонка и заснула.

Марк, моргая, поднялся, пытаясь оправиться от удара. Впервые в жизни он понял, как чувствуешь себя, когда разбивается сердце… разбивается не в грустном или романтическом смысле, а когда кто-то вламывается в него. Раньше он никогда не понимал желания окружить другое человеческое существо абсолютным счастьем.

Он найдёт мать для Холли, идеальную мать. Он построит для неё брачный союз.

Обычно ребёнок является итогом семьи. В этом же случае — семья станет следствием ребёнка.

Глава 4

До четырёх главных островов района — Сан-Хуан, Оркас, Лопес и Шоу — лучше всего добираться "Паромами штата Вашингтон"[20]. Можно припарковать свой автомобиль на пароме, подняться на верхнюю палубу для пассажиров и сидеть, вытянув ноги, в течение полутора часов, которые займёт поездка от Сан-Хуана до порта Анакортс[21], расположенного на материке. Тем более что летом и осенью погода спокойная и пейзаж вокруг потрясающий.

Мэгги отвезла свою собаку в местную гостиницу для животных и теперь ехала к терминалу Фрайдей-Харбор. И хотя в Беллингем можно было долететь на самолете всего за полчаса, Мэгги предпочитала добираться туда на пароме. Ей нравилось разглядывать прибрежные дома, береговую линию, дельфинов или ленивых морских львов, то и дело мелькающих за бортом. Часто вдоль линии прибоя можно было увидеть стаи охотящихся бакланов, которые по цвету были похожи на молотый перец из меленки для специй.

Мэгги поднялась на борт парома как пеший пассажир, так как сестра обещала встретить её в порту Анакортс и ей не понадобится машина, пока она будет гостить у родных. Судно класса "Стилл электрик"[22] вмещало почти тысячу пассажиров и восемьдесят пять автомобилей и двигалось со скоростью до тринадцати узлов[23].

Мэгги прошла в крытую часть главной пассажирской палубы, в руках у неё была небольшая холщёвая сумка с вещами, которые ей понадобятся в ближайшие два дня. Она двигалась вдоль одного из рядов широких скамеек, которые располагались перпендикулярно к большим окнам. Утренний пятничный паром оказался почти полностью заполнен пассажирами, следовавшими в Сиэтл на запланированные деловые встречи или ради воскресных развлечений. Мэгги нашла две скамейки, стоявшие друг против друга. Одну из них занимал мужчина в бежевых брюках и тёмно-синей рубашке поло, поглощённый чтением газеты, несколько страниц которой лежали рядом на скамейке.

— Извините, пожалуйста, это… — начала было Мэгги, но осеклась, как только мужчина поднял голову.

Прежде всего, она увидела сине-зелёные глаза, после чего почувствовала, как её сердце забилось быстрее, а по телу стал разливаться жар, словно её сердце подключили к электросети.

Это был Марк Нолан… чисто-выбритый, прилично одетый и сексуальный в своей откровенной мужественности. Не сводя глаз с Мэгги, он отложил газету и поднялся, склонившись в несколько старомодном приветствии, которое смутило её ещё больше.

— Мэгги? Вы плывёте в Сиэтл?

— В Биллингем. — ответила она и мысленно отругала себя за то, что голос прозвучал еле слышно. — Хочу навестить родных.

Марк жестом указал на скамейку напротив.

— Присаживайтесь.

— Спасибо, но я… — Мэгги покачала головой и окинула помещение быстрым взглядом. — Не хочу нарушать ваше уединение.

— Всё нормально.

— Благодарю, но… Мне бы не хотелось самолётничать с вами.

— Самолётничать? — он удивлённо поднял тёмные брови.

— Да, общаясь в самолете с незнакомцами, я иногда заканчиваю тем, что рассказываю ему или ей такое, в чём никогда не признаюсь даже самым близким друзьям. Обычно я не сожалею о сказанном, так как никогда не увижу попутчика снова.