Страж червонной дамы (СИ) - Прягин Владимир

Граф нервно дёрнул щекой, но отвечать не стал. «Барракуда» разминулась с подбитым «кракеном» на неширокой грунтовке, сползла с вершины холма и двинулась под уклон, к винограднику.

Колдун остался по другую сторону взгорка. Преследовать их он так и не решился, судя по отсутствию резких колебаний в пси-фоне. Но грозовое напряжение почему-то не исчезало.

Пётр сосредоточился, пытаясь сообразить, что он упустил.

Да, пленник сказал немало…

И его показания наверняка помогут выйти на колдуна…

Но было что-то ещё…

Некая обмолвка, которая могла пригодиться прямо сейчас…

Во-первых, колдун из местных, но долго пробыл на материке…

Во-вторых, имеет на графа зуб…

Нет, это всё не то…

Своих подручных колдун заставил ходить по струнке. Он «больной на всю голову» и к железу не прикасается…

Стоп!

Как он ездит на мотоцикле, не прикасаясь к металлу? Ладно, перчатки. Но, по утверждению пленника, на железо колдун «даже смотреть не хочет». Вряд ли человек с таким бзиком оседлал бы металлическую конструкцию.

Да, но если колдун — не мотоциклист…

Пси-фон скрутился в мощнейшем спазме.

Раздался грохот.

За мгновение до этого Пётр выбросил вперёд руку — хотел толкнуть сидящую перед ним клиентку, убрать её с траектории выстрела.

Однако сам уже понял — поздно.

Время замедлилось, но он всё равно не смог бы опередить пулю, которая подлетала к виску Зарницыной.

Глава 6

Замедленная съёмка превратилась в стоп-кадр — и Пётр тоже застыл в нём, словно зацементированный.

Ладонью он касался плеча клиентки. Она смотрела вперёд, а пуля висела возле её правого уха. Слева от неё за рулём оцепенел граф. На заднем сиденье рядом с Петром превратились в два изваяния бандит с Анфисой.

Судя по траектории пули, стреляли спереди-справа, из виноградника. Но Пётр сейчас был не в состоянии даже повернуть голову, чтобы разглядеть, где именно затаился стрелок.

Картинка вокруг была сверкающе-яркой, как на открытке. Оранжевый виноградник с вкраплениями красного и зелёного, белоснежные облака на лазурном небе, солнечный блик на капоте автомобиля. Бордовая крыша графской усадьбы далеко впереди. Лиловый горизонт ещё дальше. Прозрачно-чистый простор, наполненный сентябрьским воздухом.

Пётр жадно смотрел, стараясь впитать всё это, перенести в собственную память, поскольку знал — осталось недолго.

Мир вокруг стал тускнеть, словно выцветала нарядная фотография. Краски утрачивали сочность и блеск, изображение теряло контрастность. Линия горизонта смазалась, и оттуда пополз белёсый туман. Он растворял в себе не только предметы и их цвета, но и, кажется, само время. Секунды теряли смысл, не желали складываться в минуты — но Пётр помнил, что они существуют, а потому вёл мысленный счёт, фиксируя их в собственной памяти.

Поглотив виноградник, туман окружил машину. Солнечный свет померк. Силуэты людей размылись и стёрлись. Пётр больше не видел их, но чувствовал под ладонью плечо Зарницыной. Напоследок тускло блеснула пуля, а затем и она исчезла в бесцветной мути.

Тогда он пошевелился.

Это получилось с трудом. Тело слушалось неохотно, и даже мысли буксовали в извилинах. Собственно говоря, он не был уверен, является ли его копошение здесь некоей объективной реальностью или всё происходит лишь в его голове. Но видимые барьеры теперь отсутствовали, и разум кое-как согласился — да, движение вновь возможно.

И если брать субъективные ощущения, то Пётр уже не сидел в машине, а стоял, окутанный туманом, вместе с Зарницыной на какой-то пустой площадке размером с аэродром — а может, и больше.

Наклонившись к спутнице, он шепнул:

— Не бойся. Я тебя выведу.

Она вздрогнула и прижалась к нему. Он приобнял её, чтобы успокоить, потом взял за руку и повёл за собой.

Шагов здесь не было слышно. Определить направление тоже не представлялось возможным — за неимением ориентиров. Лишь интуиция вела его сквозь мутную хмарь.

Однообразие утомляло, лишало сил. Думать ни о чём не хотелось, мысли развеивались, воспоминания блёкли. Чтобы заполнить пустоту в голове, он продолжал отсчитывать про себя секунды, складывать их в минуты — эта иллюзия времени казалась необходимой.

Впереди в тумане возникли смутные тени, соединились во что-то более или менее узнаваемое. Это напоминало забор с калиткой, за которой угадывался дом. Но стоило шагнуть ближе, как контуры потускнели и пропали бесследно.

Он пошёл дальше.

Проступила ещё одна композиция из теней — судовая палуба и перила. Но и она улетучилась почти сразу.

Снова пришлось идти.

Очередной смутный контур — столик со стульями. Эта мебель вроде бы не спешила исчезнуть, однако материальной тоже не выглядела. Чего-то недоставало, но чего именно? Не получалось вспомнить…

В очередной раз он досчитал до шестидесяти и начал сначала.

Один, два, три…

Восемь, девять, десять…

Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать…

Семнадцать…

Тут он запнулся.

Это число имело значение, он был почти уверен. Оно как-то относилось к нему и к тем временам, когда ещё не пришёл туман.

Семнадцатый…

Надо вспомнить…

Он ощутил в ладони что-то прохладное, металлическое. Монета? Зачем, откуда? Сейчас она была ему ни к чему, только отвлекала, и он хотел отшвырнуть её, но почему-то вдруг передумал, засомневался.

Столик, веранда…

Вечер, семнадцать ровно…

Первая вешка!

И, словно отозвавшись на эту мысль, туман вокруг стал редеть — его сдувал порывистый ветер, налетевший невесть откуда. Предметы, высвобождаясь из мглы, обретали плотность, текстуру, массу.

— Садись за столик! — прокричал Пётр.

Спутница не отреагировала — всё так же цеплялась за его руку, а глаза у неё были пустые. Он подвёл её к стулу и усадил, а сам торопливо занял место напротив. Ветер яростно взвыл, унося остатки тумана, и обессилел, выдохся.

Пётр посмотрел на часы.

Почудилось, что весь мир затаил дыхание.

Минутная стрелка нехотя сдвинулась.

Семнадцать часов и одна минута.

Они вернулись.

Смогли.

Он перевёл дыхание и огляделся. На ресторанной веранде царила полная безмятежность — народ закусывал и общался. Молоденькая официантка принимала у кого-то заказ. Вечернее солнце висело над горизонтом, разбрасывая блики по морю. Торчала на берегу гостиница «Мистраль-Плюс», а вдалеке работали портовые краны. Всё было как тогда.

Ну, почти.

Краски опять радовали глаз, но воспринимались теперь чуть более приглушённо. Солнце сверкало уже не так вызывающе, небесная синева стала строже. Фасад гостиницы выглядел не пронзительно-белоснежным, а просто белым. Золотая листва деревьев была красива, но её дополнила грусть о чём-то несбывшемся.

Пётр посмотрел на Зарницыну.

На ней было то чёрное платье, в котором она приехала в интернат, чтобы нанять тень-стража. А взгляд у неё по-прежнему был отсутствующий, как будто она спала наяву.

Он протянул руку, коснулся её предплечья:

— Очнись.

Зарницына дёрнулась, как от удара током. Несколько раз моргнула, и диким взглядом обвела веранду со столиками. Глаза у неё полезли на лоб. Потом она снова повернулась к нему, всмотрелась — и испуганно вскрикнула, чуть отпрянув:

— Пётр? Это ты?

— Не пугайся. Да, это я.

— Но что с тобой… Что вообще случилось? Я только помню — мы съехали на машине с холма, а дальше… Кажется, выстрел…

— Верно. В тебя стреляли ещё раз. Пуля летела в голову, я больше не успевал тебя оттолкнуть. Поэтому пришлось применить последнее средство. Тот самый козырь, который оговорён в контракте.

— Не понимаю…

— Мы переместились назад во времени. А конкретнее — в прошлый вечер, когда ещё не сели на пароход.

Она вытаращилась на него потрясённо, потом снова принялась озираться. Спросила, запинаясь:

— Но как… Как это возможно?

— У пси хватает секретов. Их оберегают от чужаков. Прыжки во времени — из арсенала тень-стражей. Никто про это не знает.