Сандалики, полная скорость! - Оксана Иваненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как всем известно, дети имеют свойство расти, потому что с каждым годом они хотят видеть больше и больше. Понятно, что для этого им прежде всего нужно быть выше. Но девочка чем больше видела и узнавала, тем больше всего боялась. Ей хотелось от всего спрятаться, и поэтому, придя в школу, она уже не росла, а даже слегка уменьшалась.
В то время, о котором я хочу рассказать, она была совсем маленькой девочкой и такой тоненькой, что могла спрятаться в какую угодно щёлочку.
Как её ни кормили, как ни лечили от разных болезней — ничего не помогало. Даже рыбий жир.
Отец с матерью с неё глаз не спускали, всегда за ней всюду ходили и всё за неё делали, а в конце концов совсем пришли в отчаяние. Все дети растут, крепнут, а их Галя становится всё меньше и меньше.
Пришла весна, и родители по совету врачей решили отправить Галю в детский лесной лагерь. Хотя очень боялись!
Вот и поехала Галя с ребятами.
Но очень невесело, когда всего боишься.
В реке она не купалась, потому что можно было утонуть; грибов она не собирала, потому что можно было в лесу заблудиться; и на качелях не качалась, потому что можно было упасть.
Кругом был лес, и каждый вечер солнце пряталось, чтобы было темно и страшно.
А еще в лагере было много мальчиков, а мама предупреждала Галю, чтобы с мальчишками она не играла, потому что они всегда дерутся. До сих пор мальчики, правда, её ни разу не трогали, но, наверно, только потому, что она с ними не играла.
И всё-таки именно с нею произошли в лагере самые большие неприятности.
Лагерь соревновался с соседним — кто лучше, дисциплинированнее и интереснее проведёт поход.
Как готовились все ребята! Каждый выбрал себе работу по душе. Были здесь геологи, зоологи, ботаники, которые собирали коллекции. Особый отряд должен был натянуть палатки; кашевары — сварить вкусную кашу и испечь картошку на костре — знаменитую пионерскую картошку. Был на всякий случай и свой медицинский отряд и, конечно, связисты.
Галя стала связистом.
И вот послали её во время похода в штаб: надо было срочно изменить маршрут.
Но Галя до штаба не добежала, потому что лесом ей страшно было идти, а спряталась на опушке за стогом сена.
А пока ребята ожидали ответа, судили да рядили, как быть, соседи пришли к привалу первыми и подняли свой флаг.
После похода на общем сборе все дети возмущались: ведь они так старались, а Галя всех подвела! А тут ещё встал один мальчик и сказал, что она аиста в живом уголке, когда дежурит, не кормит, потому что боится. А потом одна девочка сказала, что прыгать Галя тоже боится, и всего она боится, и что вообще её нельзя терпеть в лагере — это ведь просто для всех стыд и позор!
Но самый старший мальчик сказал, что позор будет всему лагерю, если они не исправят Галю.
А как исправить — нужно подумать всем.
И все дети задумались. Думать всегда трудно, а особенно летом, когда, под боком река, лес и волейбольная площадка. Но все думали. Долго-долго, может, даже двадцать пять минут. Нет, это совсем нелегко так долго думать. Так ничего и не придумали.
Лица у ребят вытянулись, глаза сделались сонными. Кто-то вспомнил, что уже поздно и, наверно, пора сигналить на ужин.
Вдруг поднялся ещё один мальчик. Дети ещё по школе знали, что он отчаянный врун, и никогда ему не верили, хоть и любили послушать его истории.
— Вы ничего не придумаете, — сказал он, махнув рукой.
— Не давайте ему слова! — завизжала девочка, которая лучше всех прыгала. — Он всегда врёт.
Но всем было интересно его послушать.
— Во-первых, — сказал мальчик, глядя с пренебрежением на девочку, — я уже никогда не вру. Кто скажет, что я хоть раз соврал в этом месяце, начиная с девятнадцатого? Вот с тех пор, когда я ночью крикнул, что лезут разбойники, и всех вас разбудил?
И все мальчики и девочки снова задумались и припомнили, что с девятнадцатого мальчик действительно ничего не врал. Он тогда исчез куда-то на три дня. Неизвестно, где он был, но, когда вернулся, узнать его было нельзя. Он совсем перестал врать.
Правда, иногда, прищёлкнув языком и хитро сощурившись, он говорил:
— Я бы сказал вам… да ладно уж! — и, отбежав куда-нибудь в дальний угол, вытаскивал из кармана блокнот и что-то торопливо записывал.
Девочка, которая прыгала лучше всех, уверяла, что он записывает своё враньё, но ведь в блокнот никто не заглядывал, и упрекнуть мальчика было не в чем.
— Я знаю, как исправить Галю, — сказал мальчик уверенно.
— Ну, говори же скорее! — закричали дети.
— Её надо к доктору отвести!
— Но её осматривали уже сто докторов, — возразил самый старший мальчик.
— Я знаю не обыкновенного, а такого доктора, который лечит лентяев, зазнаек, трусов…
— А врунов? — вставила ехидная девочка.
— И врунов, — спокойно подтвердил мальчик, опять пренебрежительно глянув на девочку.
Девочка так и подпрыгнула на месте.
— Вот видите, он опять врёт!
— Вы можете сами пойти к этому доктору и сами увидите, что я говорю правду. А тебе тоже не мешало бы пойти к нему и полечиться, чтобы не задавалась!
…Собственно говоря, стоило попробовать.
И дети решили отвести Галю к необыкновенному доктору.
Доктор был в прекрасном настроении. Как приятно отдохнуть после целого месяца тяжёлой работы!
Он сидел в высоком кресле, вытянув длинные ноги и попыхивая длинной коричневой сигарой.
Его приёмная была сейчас пуста, но не потому, что ее, как когда-то, обходили стороной. Наоборот, многие посещали теперь удивительного доктора.
О нем много писали, и даже в одной газете был помещен его портрет. Правда, портрет вышел не совсем удачным, так как ни одна фотография не могла передать, какой он в действительности острый. В городе все с восторгом говорили о его последних операциях: хвастунам, у которых даже рот принял форму буквы «я», потому что то и дело говорили они «я», «я», «я», доктор сделал нормальные рты.
Сейчас у доктора был небольшой перерыв в работе.
Неожиданно в дверь кто-то постучал.
— Пожалуйста! — крикнул доктор.
В комнату вошёл мальчик с живым, весёлым лицом. Он тащил за руку маленькую и тоненькую перепуганную девочку.
— Здравствуйте, доктор! — сказал мальчик, улыбаясь. — Вы меня не забыли? Это меня вы лечили от вранья.
— Как же, как же, помню, — приветливо ответил доктор, протягивая длинную руку мальчику. — Ну, как мы себя чувствуем?
— Спасибо, доктор, очень хорошо, — уверенно — сказал мальчик. — Вот уже целый месяц не вру.
Я привёл к вам эту девочку. Она такая трусиха! Прямо самому жутко становится. Ну иди, Галя, не бойся, я же лечился у этого доктора, и ничего страшного не было. Вы, доктор, пожалуйста, вылечите ее, а то скажут, что я о вас наврал.
Но едва Галя взглянула на доктора с острыми усами и острыми глазами, в одно мгновение стала меньше и вдруг исчезла в щелочке шкафа.
— Вот видите, — пожал плечами мальчик. — От всего прячется. Ни в какую экспедицию мы её не возьмём ни в коем случае, это я уже решил!.. Она только подведёт всех. Я уже так и сообщил… — Вдруг мальчик прикусил язык. — Ну, я должен идти! — сказал он, на ходу доставая из кармана блокнот и карандаш.
— Беги, беги, — деловито произнёс доктор. — Я с этой девочкой побеседую сам. А ты смотри у меня, не болей! Будь здоров!..
Мальчик убежал, а доктор обвёл острым взглядом комнату и вытащил девочку из щёлочки шкафа.
— Ты что же, всегда собираешься так поступать? — строго спросил доктор, глядя прямо в испуганные Галины глаза. — Во-первых, мне совсем не нравится, что ты такая маленькая. Ты даже в окно не можешь посмотреть! Неужели тебе не хочется немного подрасти?
Девочка молчала.
— Что, что? Говори громче.
Но Галя не осмеливалась поднять голову.
— Я вижу, с тобой ничего не поделаешь, — развёл руками доктор. — В каком ты классе? А? — Доктору пришлось согнуться в три погибели, чтобы приблизить своё ухо к губам девочки. — А в табеле у тебя что? Ничего? Ты боялась отвечать? А с кем ты дружишь? Ни с кем?
Доктор снова сел в кресло и на минуту задумался.
— Знаешь, что я тебе посоветую, — сказал он. — Вот послушай меня внимательно. Тебе у нас жить нельзя. Нет, нет, конечно, нельзя. Скажи, пожалуйста, что ты будешь делать в нашей стране, где никто ничего не боится, где все между собой друзья? Ну, я понимаю, немного бояться собак. Это я бы вылечил за полчаса. Ну, бояться темноты — это тоже легко поддается лечению; бояться контрольных в школе или бояться выступать на собраниях — над этим тоже можно поразмыслить. Но ты-то ведь всего боишься… Нет, нет, у нас тебе жить нельзя, и, как бы тебя мама ни кормила, ты всё равно не вырастешь. Лучше тебе жить в таком городе, где живут одни трусы. Есть, есть такой город. Его жители боятся жить среди нас, потому что у нас все разговаривают громко и смело. Они поселились отдельно. У них дома с толстыми стенами стоят спиной к морю и к солнцу, и, хотя вокруг прекрасные горы и леса, они живут за высокими заборами, чтобы что-нибудь почему-нибудь когда-нибудь не случилось. Они почти не разговаривают друг с другом. Смеяться и громко петь они тоже не решаются: а вдруг кто-нибудь услышит, придёт к ним и нарушит их покой! А дети, которые там родились, никогда ничего и не видели, кроме своего города. Только в этом городе не все такие худые, как ты. Многие из них заплыли жир. Это потому, что от страха ничего не делают. Вот там как раз тебе и место. По крайней мере, ты будешь толстой и спокойной… Идея! — решительно закончил доктор. — Я отвезу тебя в город трусов.