Врата в преисподнюю - Олег Бондарь

Ей же игра, как видно, понравилась. С очаровательной, не будь она такой едкой, улыбкой она наблюдала за нами, словно за подопытными кроликами и вовсе не собиралась просвещать шефа насчет истинного положения вещей.

Женское коварство беспредельно…

Не в силах больше выносить подобной пытки, я самолично разлил остатки препаршивейшего бренди и предложил выпить за успех безнадежнейшего дела…

Что подразумевалось под этим тостом, я сам до конца не понимал, но шеф беспрекословно выпил со мной, и даже Татьяна пригубила свою чашку.

— Что, приятно делать из меня идиота? — уже на улице спросил я.

— Ты так считаешь?

Нет, я не мог обижаться на нее. Она так мило улыбалась, а я уже был пьян настолько, что почти начал верить в невозможное.

— Ну что, теперь — ко мне? Отдохнем пару часиков, расслабимся?… — почти довольный жизнью спросил я.

Таня хмыкнула и повернула ключ зажигания. В отличие от моей "Таврии" двигатель заокеанской машины работал почти неслышно.

— К тебе мы, конечно, поедем. Но задержимся ровно настолько, сколько тебе понадобится, чтобы собрать вещи, — строго сказала она. — О таких мелочах, как зубная щетка, паста и продукты питания можешь не беспокоиться. Все это я обычно беру с запасом. И, ты же не забыл, что в кафе тебя ожидает дама сердца?

Сколько можно пережевывать одно и то же?

Как по мне, это уже становилось скучным и неоригинальным. Интеллигентная женщина, да еще с ученой степенью могла бы придумать что-нибудь новенькое.

С досады скрипнув зубами, я впялился в стекло, твердо решив хранить гордое молчание, дав таким образом понять заносчивой женщине, что считаю себя намного выше ее мелочных придирок.

— Ты можешь дуться, сколько тебе угодно, только сначала расскажи, как к тебе ехать?

Пришлось на время позабыть о принципах и объяснить дорогу.

Как для женщины, водила Татьяна неплохо, разве что, как я уже заметил, не утруждала себя обращать внимание на дорожные знаки. И такое вполне объяснимо. В столице, при неизмеримом количестве транспорта, и постоянно возникающих заторах, иные водители даже тротуарами ездят.

Когда я в последний раз был в Киеве, у меня даже возникла мысль, что в недалеком будущем пешеходам останется единственный способ безопасного передвижения — по крышам домов. Помню, фантазия нарисовала паутину всевозможных канатных переходов и висячих мостиков, наподобие тех, какие показывают в фильмах об африканских джунглях…

Постепенно досада и обида испарились.

— Таня, а почему мой шеф так перед тобой прогибался? Насколько мне известно, такое ему не присуще…

— Может, понравилась?

— Хотелось бы верить. Только к слабому полу он потерял интерес еще лет двадцать назад…

— Тогда остается одно: я сразила его глубиной своего интеллекта.

— А если серьезно?

— Если серьезно, поначалу он встретил меня в штыки, был грубым и неприветливым. До тех пор, пока я не сказала, кто мой отец.

— А кто твой отец? — тут же поинтересовался я.

— Академик. И, по счастливой случайности, когда-то преподавал в высшей партийной школе основы партийного строительства, а твой редактор был одним из самых способных его слушателей. С разрешения Виктора Михайловича, я позвонила домой, и мой отец, оказывается, его еще не забыл, передал привет, они даже обмолвились несколькими словами…

— Понятно. А твой отец и сейчас преподает?

— Нет. Сейчас он работает в Кабмине. Кого-то консультирует или еще что-то… В общем, я не вникала…

— Теперь еще понятнее… Значит, и машина папина?

— Увы… Заработана и куплена за кровные "зелененькие". Я, хоть "молодая и неопытная", все же занимаюсь научной работой. В отличие от отечественных, меня охотно печатают западные издания, и платят, как это не странно, твердой валютой…

— Может, ты еще и Нобелевский лауреат? — не поверил я.

Проработав больше десяти лет в средствах массовой информации, я недоверчиво воспринимал сладкие сказки о баснословных гонорарах, которые якобы платят своим авторам иностранные издания. Несколько лет назад одна солидная американская газета скатала мою статью, естественно, пообещав заплатить, так я обещанного до сих пор жду.

— Нобелевский, не нобелевский, а кое-что в загашнике имеется..

— Конечно, когда папа академик, все, наверное, очень просто…

Я не ожидал, что реакция будет столь бурной. Машина резко затормозила и пошла юзом. Хорошо, хоть никого рядом не было.

— Что случилось? — деланно спокойным голосом, потому что душа во время маневра успела проскользнуть в пятку, спросил я.

Второй раз я видел Татьяну такой разъяренной.

В первый — когда она на лекции громила своих оппонентов. Только тогда была этакая благородная злость, одухотворенная идеей. Сейчас же весь крутой нрав женщины должен был выплеснуться на мою бедную головушку. Судя по ее виду, рассчитывать на то, что удастся выйти из схватки невредимым, не приходилось.

И все же, мне повезло.

Татьяна была интеллигентной женщиной, воспитание сумело пересилить эмоции. Некоторое время она сидела молча, неистово сжимая побелевшими от напряжения руками руль, затем как-то сразу резко расслабилась и даже попробовала улыбнуться. Но улыбка вышла ненатуральной, я бы даже сказал — злой. А голос, каким женщина заговорила со мной, был сухим и холодным. Такими голосами учителя в школе отчитывают провинившихся учеников.

Слова звучали отрывисто и жестко.

— Андрей, у меня нет желания ругаться с тобой, но, если ты еще раз назовешь меня папенькиной дочкой, нам придется сразу же расстаться. К твоему сведению, мой отец, невзирая на все его звания, ни разу даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь мне в карьере. Я всегда всего добивалась только своими силами… Так что, учти на будущее, если хочешь, чтобы у нас сохранились хорошие отношения…

Возможно, она была и права, только я не чувствовал себя нашкодившим школьником, чтобы выслушивать подобные нотации. К тому же, задирался я не больше, чем она.

— То же самое могу сказать по поводу колких замечаний о даме моего сердца…

В салоне воцарилось напряженное молчание. Атмосфера была такой, что, казалось, для примирения не осталось ни малейшего шанса. У нас обоих оказались жуткие характеры, что грозило погубить дело на корню.

Умней все же оказалась Татьяна.

Она громко рассмеялась, притом, совершенно искренне, порылась в бардачке и вытащила оттуда плоскую пластиковую бутылку.

— Отхлебни, остынь и успокойся.

— Только с тобой вместе.

— Я же за рулем…

— Каплей больше, каплей меньше…