Подлинная история графини де Ла Фер - Ирина Пигулевская

Пока д'Артаньян слушал эту речь и смотрел на мушкетера, который говорил с низко опущенной головой, так что невозможно было видеть его лица, молодому человеку пришло на ум, что Атос сам хотел бы встретиться с миледи и, наверное, узнать если не подробности ее исчезновения и жизни в эти десять лет, то хотя бы судьбу сына. Но д'Артаньян счел неуместным говорить о своих догадках.

— Я не возражаю против этого способа, — ответил он, — но как же увидеться с ней?

— Время, милый друг, время доставит удобный случай, а случай дает человеку двойные шансы на выигрыш: чем больше вы поставили, тем больше выиграете, если только умеете ждать.

Д'Артаньян посмотрел на Атоса и спросил себя, что поставил на кон Атос и что хочет выиграть через семь лет ожидания.

Тем временем кардинал дал знать миледи, что она нужна ему. Встреча была назначена поздним вечером в захудалой харчевне «Красная голубятня». Анна с сопровождающими прибыла туда днем и провела время в верхней комнате с пользой, размышляя над сведениями, сообщенными ей Рошфором. В большом зале харчевни вспыхнула драка, но миледи такими мелочами не интересовалась — ее занимали вопросы большой политики и личные проблемы.

Кардинал прибыл в назначенное время и сразу же объявил, что у него есть очень важное поручение, от которого будет зависеть дальнейшая судьба леди Винтер. Анна могла догадываться о сути этого дела, но в отношении заданий кардинала следовало быть очень аккуратной.

— Я слушаю, ваше высокопреосвященство, с величайшим вниманием, — ответила она.

Ришелье продолжил:

— Небольшое судно с английской командой, капитан которого мне предан, поджидает вас вблизи устья Шаранты, у форта Ла-Пуэнт. Оно снимается с якоря завтра утром.

— Так, значит, мне нужно выехать туда сегодня вечером?

— Сию же минуту, то есть сразу после того, как вы получите мои указания. Два человека, которых вы увидите у дверей, когда выйдете отсюда, будут охранять вас в пути. Я выйду первым. Вы подождете полчаса и затем выйдете тоже.

— Хорошо, ваша светлость, — отвечала Анна, собираясь с мыслями. — Но вернемся к тому поручению, которое вам угодно дать мне. Я хочу и впредь быть достойной доверия вашего высокопреосвященства, а потому благоволите ясно и точно изложить мне это поручение, чтобы я не совершила какой-нибудь оплошности.

Ришелье помолчал несколько времени, как бы формулируя про себя нужные выражения.

— Вы поедете в Лондон, — начал он ровным голосом. — В Лондоне вы встретите Бэкингема…

Это известие обрадовало Анну, ибо отвечало ее желаниям. Однако поручение касалось герцога…

— Замечу вашему высокопреосвященству, — вставила она, — что после дела с алмазными подвесками, к которому герцог упорно считает меня причастной, его светлость питает ко мне недоверие.

— Но на этот раз, — возразил кардинал, — речь идет вовсе не о том, чтобы вы снискали его доверие, а о том, чтобы открыто и честно явились к нему в качестве посредницы.

«Детей я не увижу», — решила Анна и с едва уловимой усмешкой повторила:

— Открыто и честно…

— Да открыто и честно, — подтвердил кардинал прежним тоном. — Все эти переговоры должны вестись в открытую.

— Я в точности исполню указания вашего высокопреосвященства и с готовностью ожидаю их, — не менее ровным тоном ответила миледи.

— Вы явитесь к Бэкингему от моего имени и скажете ему, что мне известны все его приготовления, но что они меня мало тревожат. Как только он отважится сделать первый шаг, я погублю королеву.

«Ого! — восхитилась Анна. — Правду говорят, что от любви до ненависти один шаг».

— Но поверит ли он, — решилась она спросить, — что ваше высокопреосвященство в состоянии осуществить свою угрозу?

— Да, ибо у меня есть доказательства.

«Я имела в виду другое», — подумала она.

— Надо, — сказала Анна вслух, — чтобы я могла представить ему эти доказательства и он по достоинству оценил их.

— Конечно, — подтвердил Ришелье. — Вы скажете ему, что я опубликую донесение Буа-Робера и маркиза де Ботрю о свидании герцога с королевой у супруги коннетабля в тот вечер, когда супруга коннетабля давала бал-маскарад. А чтобы у него не оставалось никаких сомнений, вы ему скажете, что он приехал туда в костюме Великого Могола, в котором собирался быть там кавалер де Гиз и который он купил у де Гиза за три тысячи пистолей…

— Хорошо, ваша светлость.

— Мне известно до мельчайших подробностей, как он вошел и затем вышел ночью из дворца, куда он проник, переодетый итальянцем-предсказателем. Для того чтобы он окончательно убедился в достоверности моих сведений, вы скажете ему, что под плащом на нем было надето широкое белое платье, усеянное черными блестками, черепами и скрещенными костями, так как он в случае какой-либо неожиданности хотел выдать себя за привидение Белой Дамы, которое, как всем известно, всегда появляется в Лувре перед каким-нибудь важным событием…

Анне совершенно не ко времени захотелось узнать, чем большая политика отличается от трактирных сплетен. Она решила, что разница, видимо, в последствиях.

— Это все, ваша светлость?

— Скажите ему, что я знаю также все подробности похождения в Амьене, что я велю изложить их в виде небольшого занимательного романа с планом сада и с портретами главных действующих лиц этой ночной сцены.

— Я скажу ему это.

— Передайте ему еще, что Монтегю в моих руках, что Монтегю в Бастилии, и хотя у него не перехватили никакого письма, но пытка может вынудить его сказать то, что он знает, и… даже то, чего не знает.

— Превосходно.

— И, наконец, прибавьте, что герцог, спеша уехать с острова Рэ, забыл в своей квартире некое письмо герцогини де Шеврез, которое сильно порочит королеву, ибо оно доказывает не только то, что ее величество может любить врагов короля, но и то, что она состоит в заговоре с врагами Франции. Вы хорошо запомнили все, что я вам сказал, не так ли?

— Судите сами, — отвечала Анна, бал у супруги коннетабля, ночь в Лувре, вечер в Амьене, арест Монтегю, письмо госпожи де Шеврез.

— Верно, совершенно верно. У вас прекрасная память, миледи.

Миледи не стала развивать эту тему.

— Но если, несмотря на все эти доводы, — пожелала уточнить она, — герцог не уступит и будет по-прежнему угрожать Франции?

— Герцог влюблен, как безумец или, вернее, как глупец, — с глубокой горечью ответил Ришелье. — Подобно палладинам старого времени, он затеял эту войну только для того, чтобы заслужить благосклонный взгляд своей дамы. Если он узнает, что война будет стоить чести, а быть может, и свободы владычице его помыслов, как он выражается, ручаюсь вам — он призадумается, прежде чем вести дальше эту войну.