Том 5. Кому на Руси жить хорошо - Николай Некрасов

Последыш*

(Из второй части)

Петровки. Время жаркое.В разгаре сенокос.

Минув деревню бедную,Безграмотной губернии,Старо-Вахлацкой волости,Большие Вахлаки,Пришли на Волгу странники…Над Волгой чайки носятся;Гуляют куликиПо отмели. А по лугу,Что гол, как у подьячегоЩека, вчера побритая,Стоят «князья Волконские»И детки их, что ранееРодятся, чем отцы.

«Прокосы широчайшие! —Сказал Пахом Онисимыч. —Здесь богатырь народ!»Смеются братья Губины:Давно они заметилиВысокого крестьянинаСо жбаном — на стогу;Он пил, а баба с вилами,Задравши кверху голову,Глядела на него.Со стогом поравнялися —Всё пьет мужик! ОтмерилиЕще шагов полста,Все разом оглянулися:По-прежнему, закинувшись,Стоит мужик; посудинаДном кверху поднята…

Под берегом раскинутыШатры; старухи, лошадиС порожними телегамиДа дети видны тут.А дальше, где кончаетсяОтава подкошенная,Народу тьма! Там белыеРубахи баб, да пестрыеРубахи мужиков,Да голоса, да звяканьеПроворных кос. «Бог на помочь!»— «Спасибо, молодцы!»

Остановились странники…Размахи сенокосныеИдут чредою правильной:Все разом занесенные,Сверкнули косы, звякнули,Трава мгновенно дрогнулаИ пала, пошумев!

По низменному берегуНа Волге травы рослые,Веселая косьба.Не выдержали странники:«Давно мы не работали,Давайте — покосим!»Семь баб им косы отдали.Проснулась, разгорелосяПривычка позабытаяК труду! Как зубы с голоду,Работает у каждогоПроворная рука.Валят траву высокую,Под песню, незнакомуюВахлацкой стороне;Под песню, что навеянаМетелями и вьюгамиРодимых деревень:Заплатова, Дырявина,Разутова, Знобишина,Горелова, Неелова —Неурожайка тож…

Натешившись, усталые,Присели к стогу завтракать…

«Откуда, молодцы? —Спросил у наших странниковСедой мужик (которогоБабенки звали Власушкой). —Куда вас бог несет?»

«А мы…» — сказали странникиИ замолчали вдруг:Послышалась им музыка!«Помещик наш катается, —Промолвил Влас и бросилсяК рабочим: — Не зевать!Коси дружней! А главное:Не огорчить помещика.Рассердится — поклон ему!Похвалит вас — „ура“ кричи…Эй, бабы! не галдеть!»Другой мужик, присадистый,С широкой бородищею,Почти что то же самоеНароду приказал,Надел кафтан — и баринаБежит встречать. «Что за люди? —Оторопелым странникамКричит он на бегу. —Снимите шапки!»

        К берегуПричалили три лодочки.В одной прислуга, музыка,В другой — кормилка дюжаяС ребенком, няня стараяИ приживалка тихая,А в третьей — господа:Две барыни красивые(Потоньше — белокурая,Потолще — чернобровая),Усатые два барина,Три барченка-погодочкиДа старый старичок:Худой! Как зайцы зимние,Весь бел, и шапка белая,Высокая, с околышемИз красного сукна.Нос клювом, как у ястреба,Усы седые, длинные,И — разные глаза:Один здоровый — светится,А левый — мутный, пасмурный,Как оловянный грош!

При них собачки белые,Мохнатые, с султанчиком,На крохотных ногах…

Старик, поднявшись на берег,На красном мягком коврикеДолгонько отдыхал,Потом покос осматривал:Его водили под рукиТо господа усатые,То молодые барыни, —И так, со всею свитою,С детьми и приживалками,С кормилкою и нянькою,И с белыми собачками,Всё поле сенокосноеПомещик обошел.Крестьяне низко кланялись,Бурмистр (смекнули странники,Что тот мужик присадистыйБурмистр) перед помещиком,Как бес перед заутреней,Юлил: «Так точно! Слушаю-с!» —И кланялся помещикуЧуть-чуть не до земли.

В один стожище матерый,Сегодня только сметанный,Помещик пальцем ткнул,Нашел, что сено мокрое,Вспылил: «Добро господскоеГноить? Я вас, мошенников,Самих сгною на барщине!Пересушить сейчас!..»Засуетился староста:«Не досмотрел маненичко!Сыренько: виноват!»Созвал народ — и виламиБогатыря кряжистого,В присутствии помещика,По клочьям разнесли.Помещик успокоился.

(Попробовали странники:Сухохонько сенцо!)

Бежит лакей с салфеткою,Хромает: «Кушать подано!»Со всей своею свитою,С кормилкою и нянькою,И с белыми собачками,Пошел помещик завтракать,Работы осмотрев.С реки из лодки грянулаНавстречу барам музыка,Накрытый стол белеетсяНа самом берегу…

Дивятся наши странники.Пристали к Власу: «Дедушка!Что за порядки чудные?Что за чудной старик?»

«Помещик наш: Утятин-князь!»

«Чего же он куражится?Теперь порядки новые,А он дурит по-старому:Сенцо сухим-сухохонько —Велел пересушить!»

«А то еще диковинней,Что и сенцо-то самоеИ пожня — не его!»

«А чья же?»

{!V6!— «Нашей вотчины».

«Чего же он тут суется?Ин вы у бога нелюди?»

«Нет, мы, по божьей милости,Теперь крестьяне вольные,У нас, как у людей,Порядки тоже новые,Да тут статья особая…»

«Какая же статья?»

Под стогом сена лег старинушкаИ — больше ни словца!К тому же стогу странникиПрисели; тихо молвили:«Эй! скатерть самобранная,Попотчуй мужиков!»

И скатерть развернулася,Откудова ни взялисяДве дюжие руки:Ведро вина поставили,Горой наклали хлебушкаИ спрятались опять…

Налив стаканчик дедушке,Опять пристали странники:«Уважь! скажи нам, Власушка,Какая тут статья?»

«Да пустяки! Тут нечегоРассказывать… А сами выЧто за люди? Откуда вы?Куда вас бог несет?»

«Мы люди чужестранные,Давно, по делу важному,Домишки мы покинули,У нас забота есть…Такая ли заботушка,Что из домов повыжила,С работой раздружила нас,Отбила от еды…»

Остановились странники…

«О чем же вы хлопочите?»

«Да помолчим! Поели мы,Так отдохнуть желательно».И улеглись. Молчат!

«Вы так-то! а по-нашему,Коль начал, так досказывай!»

«А сам, небось, молчишь!Мы не в тебя, старинушка!Изволь, мы скажем: видишь ли,Мы ищем, дядя Влас,Непоротой губернии,Непотрошенной волости,Избыткова села!..»

И рассказали странники,Как встретились нечаянно,Как подрались, заспоривши,Как дали свой зарокИ как потом шаталися,Искали по губерниямПодтянутой, Подстреленной,Кому живется весело,Вольготно на Руси?

Влас слушал — и рассказчиковГлазами мерял: «Вижу я,Вы тоже люди странные! —Сказал он наконец. —Чудим и мы достаточно,А вы — и нас чудней!»

«Да что ж у вас-то деется?Еще стаканчик, дедушка!»

Как выпил два стаканчика,Разговорился Влас:

«Помещик наш особенный:Богатство непомерное,Чин важный, род вельможеский,Весь век чудил, дурил,Да вдруг гроза и грянула…Не верит: врут, разбойники!Посредника, исправникаПрогнал! дурит по-старому.Стал крепко подозрителен,Не поклонись — дерет!Сам губернатор к баринуПриехал: долго спорили,Сердитый голос баринаВ застольной дворня слышала;Озлился так, что к вечеруХватил его удар!Всю половину левуюОтбило: словно мертваяИ, как земля, черна…Пропал ни за копеечку!Известно, не корысть,А спесь его подрезала,Соринку он терял».

«Что значит, други милые,Привычка-то помещичья!» —Заметил Митродор.

«Не только над помещиком,Привычка над крестьяниномСильна, — сказал Пахом. —Я раз по подозрениюВ острог попавши, чудногоТам видел мужика.За конокрадство, кажется,Судился, звали Сидором,Так из острога баринуОн посылал оброк!(Доходы арестантскиеИзвестны: подаяние,Да что-нибудь сработает,Да стащит что-нибудь.)Ему смеялись прочие:„А ну, на поселениеСошлют — пропали денежки!“„Всё лучше“, — говорит…»

«Ну, дальше, дальше, дедушка!»

Соринка — дело плевое,Да только не в глазу:Пал дуб на море тихое,И море всё заплакало —Лежит старик без памяти(Не встанет, так и думали!),Приехали сыны,Гвардейцы черноусые(Вы их на пожне видели,А барыни красивые —То жены молодцов).У старшего доверенностьБыла: по ней с посредникомУстановили грамоту…Ан вдруг и встал старик!Чуть заикнулись… Господи!Как зверь метнулся раненыйИ загремел, как гром!Дела-то всё недавние,Я был в то время старостой,Случился тут — так слышал сам,Как он честил помещиков,До слова помню всё:«Корят жидов, что предалиХриста… а вы что сделали?Права свои дворянские,Веками освященные,Вы предали!..» СынамСказал: «Вы трусы подлые!Не дети вы мои!Пускай бы люди мелкие,Что вышли из поповичейДа, понажившись взятками,Купили мужиков,Пускай бы… им простительно!А вы… князья Утятины?Какие вы У-тя-ти-ны!Идите вон!.. подкидыши,Не дети вы мои!»

Оробели наследники:А ну как перед смертиюЛишит наследства? Мало лиЛесов, земель у батюшки?Что денег понакоплено,Куда пойдет добро?Гадай! У князя в ПитереТри дочери побочныеЗа генералов выданы,Не отказал бы им!

А князь опять больнехонек…Чтоб только время выиграть,Придумать, как тут быть,Которая-то барыня(Должно быть, белокурая:Она ему, сердечному,Слыхал я, терла щеткоюВ то время левый бок)Возьми и брякни барину,Что мужиков помещикамВелели воротить!

Поверил! Проще малогоРебенка стал старинушка,Как паралич расшиб!Заплакал! пред иконамиСо всей семьею молится,Велит служить молебствие,Звонить в колокола!

И силы словно прибыло,Опять: охота, музыка,Дворовых дует палкою,Велит созвать крестьян.

С дворовыми наследникиСтакнулись, разумеется,А есть один (он давечаС салфеткой прибегал),Того и уговариватьНе надо было: баринаСтоль много любит он!Ипатом прозывается.Как воля нам готовилась,Так он не верил ей:«Шалишь! Князья УтятиныОстанутся без вотчины?Нет, руки коротки!»Явилось «Положение», —Ипат сказал: «Балуйтесь вы!А я князей УтятиныхХолоп — и весь тут сказ!»Не может барских милостейЗабыть Ипат! ПотешныеО детстве и о младости,Да и о самой старостиРассказы у него(Придешь, бывало, к барину,Ждешь, ждешь…Неволей слушаешь,Сто раз я слышал их):«Как был я мал, наш князюшкаМеня рукою собственнойВ тележку запрягал;Достиг я резвой младости:Приехал в отпуск князюшкаИ, подгулявши, выкупалМеня, раба последнего,Зимою в проруби!Да как чудно! Две проруби!В одну опустит в неводе,В другую мигом вытянет —И водки поднесет.Клониться стал я к старости.Зимой дороги узкие,Так часто с князем ездилиМы гусем в пять коней.Однажды князь — затейник же! —И посадил фалетуромМеня, раба последнего,Со скрипкой — впереди.Любил он крепко музыку.„Играй, Ипат!“ А кучеруКричит: пошел быстрей!Метель была изрядная,Играл я: руки заняты,А лошадь спотыкливая —Свалился я с нее!Ну, сани, разумеется,Через меня проехали,Попридавили грудь.Не то беда: а холодно,Замерзнешь — нет спасения,Кругом пустыня, снег…Гляжу на звезды частыеДа каюсь во грехах.Так что же, друг ты истинный?Послышал я бубенчики,Чу, ближе! чу, звончей!Вернулся князь (закапалиТут слезы у дворового,И сколько ни рассказывал,Всегда тут плакал он!)Одел меня, согрел меняИ рядом, недостойного,С своей особой княжескойВ санях привез домой!»

Похохотали странники…Глотнув вина (в четвертый раз),Влас продолжал: «НаследникиУдарили и вотчинеЧелом: „Нам жаль родителя,Порядков новых, нонешныхЕму не перенесть.Поберегите батюшку!Помалчивайте, кланяйтесь,Да не перечьте хворому,Мы вас вознаградим:За лишний труд, за барщину,За слово даже бранное —За всё заплатим вам.Недолго жить сердечному,Навряд ли два-три месяца,Сам дохтур объявил!Уважьте нас, послушайтесь,Мы вам луга поемныеПо Волге подарим;Сейчас пошлем посредникуБумагу, дело верное!“

Собрался мир, галдит!Луга-то (эти самые),Да водка, да с три коробаПосулов то и сделали,Что мир решил помалчиватьДо смерти старика.Поехали к посреднику:Смеется! „Дело доброе,Да и луга хорошие,Дурачьтесь, бог простит!Нет на Руси, вы знаете,Помалчивать да кланятьсяЗапрета никому!“Однако я противился:„Вам, мужикам, сполагоря,А мне-то каково?Что ни случится — к баринуБурмистра! что ни вздумает,За мной пошлет! Как буду яНа спросы бестолковыеОтветствовать? дурацкиеПриказы исполнять?“

„Ты стой пред ним без шапочки,Помалчивай да кланяйся,Уйдешь — и дело кончено.Старик больной, расслабленный,Не помнит ничего!“

Оно и правда: можно бы!Морочить полоумногоНехитрая статья.Да быть шутом гороховым,Признаться, не хотелося.И так я на веку,У притолоки стоючи,Помялся перед бариномДосыта! „Коли мир(Сказал я, миру кланяясь)Дозволит покуражитьсяУволенному баринуВ останные часы,Молчу и я — покорствую,А только что от должностиУвольте вы меня!“

Чуть дело не разладилось.Да Климка Лавин выручил:„А вы бурмистром сделайтеМеня! Я удовольствуюИ старика, и вас.Бог приберет ПоследышаСкоренько, а у вотчиныОстанутся луга.Так будем мы начальствовать,Такие мы строжайшиеПорядки заведем,Что надорвет животикиВся вотчина… Увидите!“

Долгонько думал мир.Что ни на есть отчаянныйБыл Клим мужик: и пьяница,И на руку нечист.Работать не работает,С цыганами возжается,Бродяга, коновал!Смеется над трудящимся:С работы, как ни мучайся,Не будешь ты богат,А будешь ты горбат!А впрочем, парень грамотный,Бывал в Москве и Питере,В Сибирь езжал с купечеством,Жаль, не остался там!Умен, а грош не держится,Хитер, а попадаетсяВпросак! Бахвал мужик!Каких-то слов особенныхНаслушался: Атечество,Москва первопрестольная,Душа великорусская.„Я — русский мужичок!“Горланил диким голосомИ, кокнув в лоб посудою,Пил залпом полуштоф!

Как рукомойник кланятьсяГотов за водку всякому,А есть казна — поделится,Со встречным всё пропьет!Горазд орать, балясничать,Гнилой товар показыватьС хазового конца.Нахвастает с три короба,А уличишь — отшутитсяБесстыжей поговоркою,Что „за погудку правуюСмычком по роже бьют!“

Подумавши, оставилиМеня бурмистром: правлю яДелами и теперь.А перед старым бариномБурмистром Климку назвали,Пускай его! По баринуБурмистр! перед ПоследышемПоследний человек!

У Клима совесть глиняна,А бородища Минина,Посмотришь, так подумаешь,Что не найти крестьянинаСтепенней и трезвей.Наследники построилиКафтан ему: одел его —И сделался Клим ЯковличИз Климки бесшабашногоБурмистр первейший сорт.

Пошли порядки старые!Последышу-то нашему,Как на беду, приказаныПрогулки. Что ни день,Через деревню катитсяРессорная колясочка:Вставай! картуз долой!Бог весть с чего накинется,Бранит, корит; с угрозоюПодступит — ты молчи!Увидит в поле пахаряИ за его же полосуОблает: и лентяи-то,И лежебоки мы!А полоса сработана,Как никогда на баринаНе работал мужик,Да невдомек Последышу,Что уж давно не барская,А наша полоса!

Сойдемся — смех! У каждогоСвой сказ про юродивогоПомещика: икается,Я думаю, ему!А тут еще Клим Яковлич.Придет, глядит начальником(Горда свинья: чесаласяО барское крыльцо!),Кричит: „Приказ по вотчине!“Ну, слушаем приказ:„Докладывал я барину,Что у вдовы ТерентьевныИзбенка развалилася,Что баба побираетсяХристовым подаянием,Так барин приказал:На той вдове ТерентьевойЖенить Гаврилу Жохова,Избу поправить заново,Чтоб жили в ней, плодилисяИ правили тягло!“А той вдове — под семьдесят,А жениху — шесть лет!Ну, хохот, разумеется!..Другой приказ: „КоровушкиВчера гнались до солнышкаБлиз барского двораИ так мычали, глупые,Что разбудили барина, —Так пастухам приказаноВпредь унимать коров!“Опять смеется вотчина.„А что смеетесь? ВсякиеБывают приказания:Сидел на губернаторствеВ Якутске генерал.Так на кол тот коровушекСажал! Долгонько слушались:Весь город разукрасили,Как Питер монументами,Казненными коровами,Пока не догадалися,Что спятил он с ума!“Еще приказ: „У сторожа,У ундера Софронова,Собака непочтительна:Залаяла на барина,Так ундера прогнать,А сторожем к помещичьейУсадьбе назначаетсяЕремка!..“ ПокатилисяОпять крестьяне со смеху:Еремка тот с рожденияГлухонемой дурак!

Доволен Клим. Нашел-такиПо нраву должность! Бегает,Чудит, во всё мешается,Пить даже меньше стал!Бабенка есть тут бойкая,Орефьевна, кума ему,Так с ней Климаха баринаДурачит заодно!Лафа бабенкам! бегаютНа барский двор с полотнами,С грибами, с земляникою:Всё покупают барыни,И кормят, и поят!Шутили мы, дурачились,Да вдруг и дошутилисяДо сущей до беды:Был грубый, непокладистыйУ нас мужик Агап Петров,Он много нас корил:„Ай, мужики! Царь сжалился,Так вы в хомут с охотою…Бог с ними, с сенокосами!Знать не хочу господ!..“Тем только успокоили,Что штоф вина поставили(Винцо-то он любил).Да черт его со временемНанес-таки на барина:Везет Агап бревно(Вишь, мало ночи глупому,Так воровать отправилсяЛес — среди бела дня!),Навстречу та колясочкаИ барин в ней: „ОткудоваБревно такое славноеВезешь ты, мужичок?..“А сам смекнул откудова.Агап молчит: бревешко-тоИз лесу, из господского,Так что тут говорить!Да больно уж окрысилсяСтарик: пилил, пилил его,Права свои дворянскиеВысчитывал ему!

Крестьянское терпениеВыносливо, а временемЕсть и ему конец.Агап раненько выехал,Без завтрака: крестьянинаТошнило уж и так,А тут еще речь барская,Как муха неотвязная,Жужжит под ухо самое…Захохотал Агап!„Ах шут ты, шут гороховый!Никшни!“ — да и пошел!Досталось тут ПоследышуЗа дедов и за прадедов,Не только за себя.Известно, гневу нашемуДай волю! Брань господскаяЧто жало комариное,Мужицкая — обух!Опешил барин! Легче быСтоять ему под пулями,Под каменным дождем!Опешили и сродники,Бабенки было бросилисьК Агапу с уговорами,Так он вскричал: „Убью!..Что брага, раскуражилисьПодонки из поганогоКорыта… Цыц! Никшни!Крестьянских душ владениеПокончено. Последыш ты!Последыш ты! По милостиМужицкой нашей глупостиСегодня ты начальствуешь,А завтра мы ПоследышуПинка — и кончен бал!Иди домой, похаживай,Поджавши хвост, по горницам,А нас оставь! Никшни!..“

„Ты — бунтовщик!“ — с хрипотоюСказал старик; затрясся весьИ полумертвый пал!„Теперь конец!“ — подумалиГвардейцы черноусыеИ барыни красивые;Ан вышло — не конец!

Приказ: пред всею вотчиной,В присутствии помещика,За дерзость беспримернуюАгапа наказать.Забегали наследникиИ жены их — к Агапушке,И к Климу, и ко мне!„Спасите нас, голубчики!Спасите!“ Ходят бледные:„Коли обман откроется,Пропали мы совсем!“Пошел бурмистр орудовать!С Агапом пил до вечера,Обнявшись, до полуночиДеревней с ним гулял,Потом опять с полуночиПоил его — и пьяногоПривел на барский двор.Всё обошлось любехонько:Не мог с крылечка сдвинутьсяПоследыш — так расстроился…Ну, Климке и лафа!

В конюшню плут преступникаПривел, перед крестьяниномПоставил штоф вина:„Пей да кричи: помилуйте!Ой, батюшки! ой, матушки!“Послушался Агап,Чу, вопит! Словно музыку,Последыш стоны слушает;Чуть мы не рассмеялися,Как стал он приговаривать:„Ка-тай его, раз-бой-ника,Бун-тов-щи-ка… Ка-тай!“Ни дать ни взять под розгамиКричал Агап, дурачился,Пока не допил штоф:Как из конюшни вынеслиЕго мертвецки пьяногоЧетыре мужика,Так барин даже сжалился:„Сам виноват, Агапушка!“ —Он ласково сказал…»«Вишь, тоже добрый! сжалился», —Заметил Пров, а Влас ему:«Не зол… да есть пословица:Хвали траву в стогу,А барина — в гробу!Всё лучше, кабы бог егоПрибрал… Уж нет Агапушки…»

«Как! умер?»         — «Да, почтенные:Почти что в тот же день!Он к вечеру разохался,К полуночи попа просил,К белу свету преставился.Зарыли и поставилиЖивотворящий крест…С чего? Один бог ведает!Конечно, мы не тронулиЕго не только розгами —И пальцем. Ну а всё жНет-нет — да и подумаешь:Не будь такой оказии,Не умер бы Агап!Мужик сырой, особенный,Головка непоклончива,А тут: иди, ложись!Положим, ладно кончилось,А всё Агап надумался:Упрешься — мир осердится,А мир дурак — доймет!Всё разом так подстроилось:Чуть молодые барыниНе целовали старого,Полсотни, чай, подсунули,А пуще: Клим бессовестный,Сгубил его, анафема,Винищем!..      Вон от баринаПосол идет: откушали!Зовет, должно быть, старосту,Пойду взгляну камедь!»

Пошли за Власом странники;Бабенок тоже несколькоИ парней с ними тронулось;Был полдень, время отдыха,Так набралось порядочноНароду — поглазеть.Все стали в ряд почтительноПоодаль от господ…

За длинным белым столиком,Уставленным бутылкамиИ кушаньями разными,Сидели господа:На первом месте — старый князь,Седой, одетый в белое,Лицо перекошенноеИ — разные глаза.В петлице крестик беленький(Влас говорит: ГеоргияПобедоносца крест).За стулом в белом галстукеИпат, дворовый преданный,Обмахивает мух.По сторонам помещикаДве молодые барыни:Одна черноволосая,Как свекла губы красные,По яблоку — глаза!Другая белокурая,С распущенной косой,Ах, косонька! как золотоНа солнышке горит!На трех высоких стульчикахТри мальчика нарядные,Салфеточки подвязаныПод горло у детей.При них старуха нянюшка,А дальше — челядь разная:Учительницы, бедныеДворянки. Против барина —Гвардейцы черноусые,Последыша сыны.

За каждым стулом девочка,А то и баба с веткою —Обмахивает мух.А под столом мохнатыеСобачки белошерстые.Барчонки дразнят их…

Без шапки перед бариномСтоял бурмистр:

      «А скоро ли, —Спросил помещик, кушая, —Окончим сенокос?»

«Да как теперь прикажете:У нас по положениюТри дня в неделю барские,С тягла: работник с лошадью,Подросток или женщина,Да полстарухи в день.Господский срок кончается…»

«Тсс! тсс! — сказал Утятин-князь,Как человек, заметивший,Что на тончайшей хитростиДругого изловил. —Какой такой господский срок?Откудова ты взял его?»И на бурмистра верногоНавел пытливо глаз.

Бурмистр потупил голову.«Как приказать изволите!Два-три денька хорошие,И сено вашей милостиВсё уберем, бог даст!Не правда ли, ребятушки?..»(Бурмистр воротит к барщинеШирокое лицо.)За барщину ответилаПроворная Орефьевна,Бурмистрова кума:«Вестимо так, Клим Яковлич,Покуда вёдро держится,Убрать бы сено барское,А наше — подождет!»

«Бабенка, а умней тебя!»Помещик вдруг осклабилсяИ начал хохотать.«Ха-ха! дурак!.. Ха-ха-ха-ха!Дурак! дурак! дурак!Придумали: господский срок!Ха-ха… дурак! ха-ха-ха-ха!Господский срок — вся жизнь раба!Забыли, что ли, вы:Я божиею милостью,И древней царской грамотой,И родом и заслугамиНад вами господин!..»

Влас наземь опускается.«Что так?» — спросили странники.«Да отдохну пока!Теперь не скоро князюшкаСойдет с коня любимого!С тех пор, как слух прошел,Что воля нам готовится,У князя речь одна:Что мужику у баринаДо светопреставленияЗажату быть в горсти!..»

И точно: час без малогоПоследыш говорил!Язык его не слушался:Старик слюною брызгался,Шипел! И так расстроился,Что правый глаз задергало,А левый вдруг расширилсяИ — круглый, как у филина —Вертелся колесом,Права свои дворянские,Веками освященные,Заслуги, имя древнееПомещик поминал,Царевым гневом, божиимГрозил крестьянам, ежелиВзбунтуются они,И накрепко приказывал,Чтоб пустяков не думала,Не баловалась вотчина,А слушалась господ!

«Отцы! — сказал Клим Яковлич,С каким-то визгом в голосе,Как будто вся утроба в нем,При мысли о помещиках,Заликовала вдруг. —Кого же нам и слушаться?Кого любить? надеятьсяКрестьянству на кого?Бедами упиваемся,Куда нам бунтовать?Всё ваше, всё господское —Домишки наши ветхие,И животишки хворые,И сами — ваши мы!Зерно, что в землю брошено,И овощь огородная,И волос на нечесанойМужицкой голове —Всё ваше, всё господское!В могилках наши прадеды,На печках деды старыеИ в зыбках дети малые —Всё ваше, всё господское!А мы, как рыбы в неводе,Хозяева в дому!»

Бурмистра речь покорнаяПонравилась помещику:Здоровый глаз на старостуГлядел с благоволением,А левый успокоился:Как месяц в небе стал!Налив рукою собственнойСтакан вина заморского,«Пей!» — барин говорит.Вино на солнце искрится,Густое, маслянистое.Клим выпил, не поморщилсяИ вновь сказал: «Отцы!Живем за вашей милостью,Как у Христа за пазухой:Попробуй-ка без баринаКрестьянин так пожить!(И снова, плут естественный,Глонул вина заморского.)Куда нам без господ?Бояре — кипарисовы,Стоят, не гнут головушки!Над ними — царь один!А мужики вязовые —И гнутся-то, и тянутся,Скрипят! Где мат крестьянину,Там барину сполагоря:Под мужиком лед ломится,Под барином трещит!Отцы! руководители!Не будь у нас помещиков,Не наготовим хлебушка,Не запасем травы!Хранители! радетели!И мир давно бы рушилсяБез разума господского,Без нашей простоты!Вам на роду написаноБлюсти крестьянство глупое,А нам работать, слушаться,Молиться за господ!»

Дворовый, что у баринаСтоял за стулом с веткою,Вдруг всхлипнул! Слезы катятсяПо старому лицу.«Помолимся же господуЗа долголетье барина!» —Сказал холуй чувствительныйИ стал креститься дряхлою,Дрожащею рукой.Гвардейцы черноусыеКисленько как-то глянулиНа верного слугу;Однако — делать нечего! —Фуражки сняли, крестятся.Перекрестились барыни,Перекрестилась нянюшка,Перекрестился Клим…

Да и мигнул Орефьевне:И бабы, что протискалисьПоближе к господам,Креститься тоже начали,Одна так даже всхлипнулаВподобие дворового.(«Урчи! вдова Терентьевна!Старуха полоумная!» —Сказал сердито Влас.)Из тучи солнце красноеВдруг выглянуло; музыкаПротяжная и тихаяПослышалась с реки…

Помещик так растрогался,Что правый глаз заплаканныйЕму платочком вытерлаСноха с косой распущеннойИ чмокнула старинушкуВ здоровый этот глаз.«Вот! — молвил он торжественноСынам своим наследникамИ молодым снохам. —Желал бы я, чтоб виделиШуты, врали столичные,Что обзывают дикимиКрепостниками нас,Чтоб видели, чтоб слышали…»

Тут случай неожиданныйНарушил речь господскую:Один мужик не выдержал —Как захохочет вдруг!

Задергало Последыша.Вскочил, лицом уставилсяВперед! Как рысь, высматривалДобычу. Левый глазЗаколесил… «Сы-скать его!Сы-скать бун-тов-щи-ка!»

Бурмистр в толпу отправился;Не ищет виноватого,А думает: как быть?Пришел в ряды последние,Где были наши странники,И ласково сказал:«Вы люди чужестранные,Что с вами он поделает?Подите кто-нибудь!»Замялись наши странники,Желательно бы выручитьНесчастных вахлаков,Да барин глуп: судись потом,Как влепит сотню добруюПри всем честном миру!«Иди-ка ты, Романушка! —Сказали братья Губины. —Иди! ты любишь бар!»«Нет, сами вы попробуйте!»И стали наши странникиДруг дружку посылать.Клим плюнул. «Ну-ка, Власушка,Придумай, что тут сделаем?А я устал; мне мочи нет!»

«Ну, да и врал же ты!»

«Эх, Влас Ильич! где враки-то? —Сказал бурмистр с досадою. —Не в их руках мы, что ль?..Придет пора последняя:Заедем все в ухаб,Не выедем никак,В кромешный ад провалимся,Так ждет и там крестьянинаРабота на господ!»

«Что ж там-то будет, Климушка?»

«А будет что назначено:Они в котле кипеть,А мы дрова подкладывать!»

(Смеются мужики.)

Пришли сыны Последыша:«Эх! Клим-чудак! до смеху ли?Старик прислал нас; сердится,Что долго нет виновного…Да кто у вас сплошал?»

«А кто сплошал, и надо быТого тащить к помещику,Да всё испортит он!Мужик богатый… Питерщик…Вишь, принесла нелегкаяДомой его на грех!Порядки наши чудныеЕму пока в диковину,Так смех и разобрал!А мы теперь расхлебывай!»

«Ну… вы его не трогайте,А лучше киньте жеребий.Заплатим мы: вот пять рублей…»

«Нет! разбегутся все…»

«Ну, так скажите барину,Что виноватый спрятался».

«А завтра как? Забыли выАгапа неповинного?»

«Что ж делать?.. Вот беда!»

«Давай сюда бумажку ту!Постойте! я вас выручу!» —Вдруг объявила бойкаяБурмистрова кумаИ побежала к барину,Бух в ноги: «Красно солнышко!Прости, не погуби!Сыночек мой единственный,Сыночек надурил!Господь его без разумуПустил на свет! Глупешенек:Идет из бани — чешется!Лаптишком, вместо ковшика,Напиться норовит!Работать не работает,Знай скалит зубы белые,Смешлив… так бог родил!В дому-то мало радости:Избенка развалилася,Случается, есть нечего —Смеется дурачок!Подаст ли кто копеечку,Ударит ли по темени —Смеется дурачок!Смешлив… что с ним поделаешь?Из дурака, родименький,И горе смехом прет!»

Такая баба ловкая!Орет, как на девишнике,Целует ноги барину.«Ну, бог с тобой! Иди! —Сказал Последыш ласково.Я не сержусь на глупого,Я сам над ним смеюсь!»— «Какой ты добрый!» — молвилаСноха черноволосаяИ старика погладилаПо белой голове.Гвардейцы черноусыеСловечко тоже вставили:Где ж дурню деревенскомуПонять слова господские,Особенно ПоследышаСтоль умные слова?А Клим полой суконноюОтер глаза бесстыжиеИ пробурчал: «Отцы!Отцы! сыны атечества!Умеют наказать,Умеют и помиловать!»

Повеселел старик!Спросил вина шипучего.Высоко пробки прянули,Попадали на баб.С испугу бабы визгнули,Шарахнулись. СтаринушкаЗахохотал! За нимЗахохотали барыни,За ними — их мужья,Потом дворецкий преданный,Потом кормилки, нянюшки,А там — и весь народ!Пошло веселье! Барыни,По приказанью барина,Крестьянам поднесли,Подросткам дали пряников,Девицам сладкой водочки,А бабы тоже выпилиПо рюмке простяку…

Последыш пил да чокался,Красивых снох пощипывал.(«Вот так-то! чем бы старомуЛекарство пить, — заметил Влас, —Он пьет вино стаканами.Давно уж меру всякуюКак в гневе, так и в радостиПоследыш потерял».)

Гремит на Волге музыка,Поют и пляшут девицы —Ну, словом, пир горой!К девицам присоседитьсяХотел старик, встал на ногиИ чуть не полетел!Сын поддержал родителя.Старик стоял: притопывал,Присвистывал, прищелкивал,А глаз свое выделывал —Вертелся колесом!

«А вы что ж не танцуете? —Сказал Последыш барынямИ молодым сынам. —Танцуйте!» Делать нечего!Прошлись они под музыку.Старик их осмеял!Качаясь, как на палубеВ погоду непокойную,Представил он, как тешилисьВ его-то времена!«Спой, Люба!» Не хотелосяПеть белокурой барыне,Да старый так пристал!

Чудесно спела барыня!Ласкала слух та песенка,Негромкая и нежная,Как ветер летним вечером,Легонько пробегающийПо бархатной муравушке,Как шум дождя весеннегоПо листьям молодым!

Под песню ту прекраснуюУснул Последыш. БережноСнесли его в ладьюИ уложили сонного.Над ним с зеленым зонтикомСтоял дворовый преданный,Другой рукой отмахивалСлепней и комаров.Сидели молча бравыеГребцы; играла музыкаЧуть слышно… лодка тронуласьИ мерно поплыла…У белокурой барыниКоса, как флаг распущенный,Играла на ветру…

«Уважил я Последыша! —Сказал бурмистр. — Господь с тобой!Куражься, колобродь!Не знай про волю новую,Умри, как жил, помещиком,Под песни наши рабские,Под музыку холопскую —Да только поскорей!Дай отдохнуть крестьянину!Ну, братцы! поклонитесь мне,Скажи спасибо, Влас Ильич:Я миру порадел!Стоять перед ПоследышемНапасть… язык примелется,А пуще смех долит.Глаз этот… как завертится,Беда! Глядишь да думаешь:„Куда ты, друг единственный?По надобности собственнойАль по чужим делам?Должно быть, раздобылся тыКурьерской подорожною!..“Чуть раз не прыснул я.Мужик я пьяный, ветреный,В амбаре крысы с голодуПодохли, дом пустехонек,А не взял бы, свидетель бог,Я за такую каторгуИ тысячи рублей,Когда б не знал доподлинно,Что я перед последышемСтою… что он куражитсяПо воле по моей…»

Влас отвечал задумчиво:«Бахвалься! А давно ли мы,Не мы одни — вся вотчина…(Да… всё крестьянство русское!)Не в шутку, не за денежки,Не три-четыре месяца,А целый век… да что уж тут!Куда уж нам бахвалиться,Недаром вахлаки!»

Однако Клима ЛавинаКрестьяне полупьяныеУважили: «Качать его!»И ну качать… «ура!»Потом вдову ТерентьевнуС Гаврилкой, малолеточком,Клим посадил рядкомИ жениха с невестоюПоздравил! ПодурачилисьДосыта мужики.Приели всё, всё припили,Что господа оставили,И только поздним вечеромВ деревню прибрели.Домашние их встретилиИзвестьем неожиданным:Скончался старый князь!«Как так?» — «Из лодки вынеслиЕго уж бездыханного —Хватил второй удар!»

Крестьяне пораженныеПереглянулись, крестятся…Вздохнули… НикогдаТакого вздоха дружного,Глубокого-глубокогоНе испускала беднаяБезграмотной губернииДеревня Вахлаки…

Но радость их вахлацкаяБыла непродолжительна.Со смертию ПоследышаПропала ласка барская:Опохмелиться не далиГвардейцы вахлакам!А за луга поемныеНаследники с крестьянамиТягаются доднесь.Влас за крестьян ходатаем,Живет в Москве… был в Питере…А толку что-то нет!

(1872)