Темная материя - Юли Цее

В разговоре с Оскаром он однажды назвал это помутнение разума побочным действием большой идеи. Тот обличающе нацелил на него указующий перст.

— Не носись со своими неврозами, — сказал Оскар. — Из тебя никогда не выйдет великого человека. Все, что имеет для тебя значение, носит твою фамилию. По этому признаку можешь отличать то, что для тебя важно.

Тогда Себастьян ужасно разобиделся на это замечание. Сейчас оно его успокаивает. В детстве он часто терзался вопросом, кого бы он спас, поставленный перед изуверским выбором, — маму или папу. Если бы сегодня ему пришлось выбирать между Майкой и физикой, да и вообще между Майкой и остальным миром (за исключением Лиама), его жена, несмотря на все его научные и прочие навязчивые идеи, могла бы положиться на него без малейших опасений.

После обеда он отвез ее на вокзал. Когда к перрону подъехал поезд, он взял ее за плечо и сказал, что любит. Она похлопала его по спине, как послушного коня, и, наказав ему беречь себя, отдала проводнику свой легонький гоночный велосипед. Затем ее лицо в вагонном окне размылось, превратившись в светлое пятнышко, а у Себастьяна от махания заломило руку. Он ощутил, как сам уменьшается на глазах и, все больше сжимаясь, исчезает из поля зрения за поворотом полотна.

Этот отпуск, думает сейчас Себастьян, всего-навсего кратковременное исключение. А уж после он никогда больше не поставит под угрозу свое семейное счастье из-за воспаленного воображения. Вчерашнюю телевизионную программу он забудет и доработает свою «долговременную выдержку». Затем он позвонит Оскару и попросит его прекратить приезды в первую пятницу месяца.

Едва приняв это решение, он ощутил такое облегчение, словно избавился от глубоко засевшей занозы. Поглядев в зеркало заднего вида, он убедился, что Лиам спит со спокойным лицом. На следующем раздавленном животном сидит широкохвостый сарыч и рвет у него из брюха белые кишки. Начав обращать внимание на хищных птиц, Себастьян насчитал их не меньше пятнадцати. Они сидят на деревьях, некоторые даже прямо на обочине, следя круглым глазом за машинами. Ему кажется, что их как-то очень уж много. Или, что еще хуже, это одна и та же птица.

Возле Гейзингена «вольво» сворачивает с шоссе на дорогу А81.

4

Из крана бензоколонки доносится бульканье. Можно подумать, что он не наливает бензин, а сосет его из бака. Поглядывая на скачущие цифры счетчика, Себастьян губкой соскребает с ветрового стекла лиловые и желтые мушиные трупики. Расплачиваясь в кассе, он покупает шоколадный батончик и, так как Лиам спит, припрятывает угощение на потом в кармашек на дверце. Осторожно, как будто этим можно приглушить шум заработавшего мотора, он поворачивает ключ зажигания. Машина трогается и медленно объезжает бензозаправку.

Парковка позади здания почти пуста. Возле спального фургончика, устроившись на складных стульях, ужинает супружеская пара. На полоске зеленой травы молодая женщина выгуливает собачку; легкий ветерок треплет ей волосы, закрывая лицо. Косой солнечный луч пронизывает кроны деревьев; его свет рассыпается в листве на мишурные звездочки. Поравнявшись с испачканными грузовиками, Себастьян снова останавливает машину. На последних километрах он несколько раз выныривал из черной пустоты. Секундные засыпания. Надо сделать передышку.

В воздухе пахнет смазочным маслом и остывающими машинами. Размахивая руками и перескакивая с ноги на ногу, Себастьян доходит до края парковочной площадки. От трубчатого ограждения несется многоголосое пение ветра. В долине расположился заштатный городишко Южной Германии, по его мостовым, как по рекам, пробегают слепящие блики. Ландшафт еще ничем не предвещает Боденского озера. Не пройдет и получаса, как оно покажется за деревьями. Они поедут вдоль берега и, доехав до восточного конца озера, пересекут незримую австрийскую границу, прежде чем на подступах к Брегенцу[16] достигнуть цели своего путешествия. 7,47 градуса восточной долготы и 47,57 градуса северной широты. Вместе с Лиамом он проверил координаты по атласу. Мир все время предлагает тебе огромное количество всякой информации, кроме той, которая нужна, чтобы заранее узнать, что случится в следующую секунду. Чтобы больше уже не делать остановок в пути, Себастьян на всякий случай отправляется в туалет.

Когда он мыл руки под краном, зазвонил мобильник. Торопливо отерев руки о штаны, он плечом прижимает к уху трубку и, не касаясь руками, открывает распахивающуюся дверь-заслонку. Толстая служительница в зеленом хирургическом халате кивком указывает на блюдце, в середине которого лежит одинокая монетка.

— Майка?

Не удостоив взглядом служительницу, Себастьян идет по коридору, все еще придерживая трубку плечом.

— Хорошо доехала? Как там отель?

— Извините за беспокойство. Я прошу вас остановиться и выслушать то, что я вам скажу.

Голос показался Себастьяну смутно знакомым. По звуку он кажется достаточно молодым, так что может принадлежать одной из немногочисленных студенток его института. Он отнимает трубку от уха, чтобы взглянуть на дисплей. Номер неизвестен.

— Кто говорит?

— Вера Вагенфорт.

Себастьян мысленно пробегает перечень женщин своего факультета. Никакой Веры среди них нет.

— Послушайте, сейчас очень неподходящий момент. Я в эту минуту выхожу, с позволения сказать, из общественного туалета.

— Повторяю в последний раз. Остановитесь! Это в ваших же интересах.

Эта женщина не собирается ничего продавать, и она не ошиблась номером. Холодящий страх приковывает ноги Себастьяна к кафельному полу. Прямо перед ним стоит стеклянный ящик, наполненный разноцветными мягкими игрушками, часиками и игрушечными машинками. За один евро в нем запускается металлическая лапа, двумя кнопками можно направлять ее движение в разные стороны, опускать и поднимать. Как правило, добычу удается ухватить, но, откатываясь, металлическая рука резко ударяется о металлическую рейку, и выигрыш почти всегда вываливается из ее клешни в общую кучу. У Лиама многословные рассуждения по поводу шансов на удачу не отбивают желания попытать счастья в этой игре. Будь он сейчас рядом, он бы наверняка выманил у отца из загашника подходящую денежку.

— Для начала попрошу вас на всякий случай неизменно сохранять спокойствие. Мой поручитель считает, что вы в состоянии выполнить это условие.

Голос звучит так, словно женщина читает текст по бумажке.

— Самое главное — ни с кем это не обсуждайте. Вы поняли? Ни с кем! А сейчас выйдите из здания. Я сразу же перезвоню.

В трубке раздается отбой. Себастьян даже потряс ее, словно оттуда должен вывалиться ответ. Его глаза встречаются взглядом с розовой собачкой, та смотрит на него словно с мольбой. Он с трудом отрывает взгляд, преодолевает последние метры кафельного пола и открывает дверь, ведущую на улицу.

Побыв в помещении с кондиционированным воздухом, он забыл, как жарко снаружи, несмотря на вечернее время. Перед глазами все еще стоят дорожные картины. Стоит закрыть глаза, как навстречу летят отрезки разделительной полосы, хищная птица внимательно следит за дорогой, на обочине валяется дохлая кошка. Себастьян обходит вокруг здания и останавливается за углом, откуда уже видна парковочная площадка. На ней стоят грузовики. Он читает надпись на боку одной из машин: «Мы можем все, не умеем только красиво говорить». Машина с жилым фургончиком уехала. Свободное место зияет также там, где раньше стоял «вольво». Себастьян даже не задается вопросом, не мог ли он оставить машину в другом месте. Он точно помнит, где стояла его машина. Там нестерпимо пусто. Так пусто, как больше нигде на свете. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы освоиться с этой мыслью.

Он бегом огибает расчерченную белыми линиями асфальтовую площадку, и, хотя его ноги с каждым шагом прибавляют скорости, у него, как в кошмарном сне, возникает ощущение бега на месте. Лишь добежав до выходящей на шоссе дорожки, в конце которой открывается съезд на автобан, и увидев, как его полотно вместе с движущимися по нему блестящими автомобильными крышами стремительно удаляется, исчезая за холмом, он приходит в себя от звуков затихающих и набирающих силу гудков. Частота колебаний звуковых волн, объясняет он обычно своим студентам, зависит от относительного движения между наблюдателем и объектом. Эффект Доплера. То же самое происходит со светом. Если бы органы чувств Себастьяна были восприимчивее, он видел бы удаляющиеся от него машины в красном цвете, а приближающиеся — в синем. Все они были бы синими, как его пропавший «вольво».

Он тотчас же кидается бегом через лужайку, оставляя позади опрокинутые урны и грубо сколоченные столики и скамейки. В некотором отдалении стоят возле тягача с опрокинутой вперед кабиной два дальнобойщика, у каждого в руке стаканчик кофе, оба глядят в его сторону. Себастьян почему-то держит руки в карманах, отчего ему трудно бежать. Он уже раскрыл рот, чтобы окликнуть водителей, но тут в голове у него щелкает выключатель: не говорить об этом ни с кем!