След в пустыне - Анатолий Чехов

— Фу, Аякс, фу! — раздался недоумевающий голос Туза. — Слышь, Олейник, смотри, какого мы нарушителя взяли!.. Держи его, держи! — вдруг завопил он.

Олейник бросился на помощь Тузу и только тут наконец разглядел «нарушителя».

На отмели, поднимая фонтаны брызг сильным раздвоенным хвостом, ворочался крупный дельфин. Гоняясь за кефалью, он с разгона выскочил на мель и теперь, попав в зубы Аяксу, никак не мог уйти на глубину. Спина его в нескольких местах была разорвана клыками собаки, под кожей виднелось беловатое сало, на вытянутой морде блестели маленькие, налитые кровью глазки.

— Заходи с моря! Отрезай от моря, говорю! Аякс, охраняй! — распоряжался Туз.

Аякс, с удовольствием наскакивая на такую неожиданную добычу, оглушительно залаял, забегая со стороны моря вместе с Олейником.

— Сейчас мы его, голубчика, на кукан! Ишь скользкий какой, руками и не возьмешь!

Наклонившись к дельфину с концами в руках, Туз хотел было набросить ему на хвост петлю, но вдруг раздался звучный удар, и Туз, взмахнув руками, со всего размаху сел в воду. Дельфин так хватил его хвостом по голове, что даже сбил фуражку.

— А-а… так? — разозлившись, заорал Туз. — Олейник! Давай его катом! Кати, говорю! Вот так! Теперь так! Ничего, милый, подается!

Увертываясь от опасного хвоста и зубастой пасти, закинув автоматы за спину, мокрые с ног до головы, Туз и Олейник принялись выкатывать на берег скользкого, извивающегося и подпрыгивающего дельфина.

То ли дельфин ослабел от борьбы, то ли от нанесенных Аяксом ран, но Олейнику и Тузу удалось волоком вытащить его на песок.

— Вот рыбку так рыбку поймали! — все еще удивляясь, проговорил Туз.

— Млекопитающее, товарищ ефрейтор, — поправил его Олейник.

— Какое млекопитающее? Сказано — рыба!..

Не успел он закончить, как со стороны скалистого берега раздался окрик: «Туз, Олейник! Что там у вас?»

Пока они возились с дельфином, оба не заметили, что туман стал рассеиваться, клочьями проплывая над водой. В просветы уже видна была песчаная отмель, по которой они бежали, и дальше — галечный берег под скалой. На выступе скалы стоял невысокий худощавый пограничник. Крупная овчарка металась по берегу там, где Туз демонстрировал Олейнику следы на гальке.

— Артамонов, — упавшим голосом проговорил Туз. На его широком лице отразилось замешательство.

Артамонов спустился вниз и быстро пробежал по берегу к небольшому навесу, сделанному из плавника. Выхватив из сумки телефонную трубку, подключился к скрытой в плавнике розетке.

— Товарищ старший лейтенант! — донесся его голос. — Докладывает Артамонов. Стреляли Туз и Олейник. Нет, нарушителя нет. Зачем стреляли? Рыбу ловят…

Пояснив, как они ловили рыбу, Артамонов отключил трубку и подошел к подпрыгивающему на песке дельфину.

Олейник не знал, куда деваться от взгляда его светлых насмешливых глаз. Выражение обветренного лица Артамонова не предвещало ничего хорошего.

— Так!.. — сказал он. — А что бы вы делали, товарищ Туз, если бы сейчас, пока с этой чушкой возились, в море настоящий нарушитель прошел? А? Катер вызывать? А заставе позор?

— Товарищ старшина! — с огорчением проговорил Туз. — Да если бы он меня по голове не стукнул! Да разве я сам не знаю, что отвлекаться нельзя, ведь я инструкцию вот как от корки до корки выучил.

— А про дельфинов там ничего и нет, — не без ехидства вставил Олейник.

— Нету, — подтвердил Туз.

— И верно, нет, — сказал Артамонов. — А вы не горюйте, в приказе по заставе обязательно будет, этак суток на пять.

Посмотрев друг на друга, Туз и Олейник вздохнули и в сопровождении все время оглядывавшегося на дельфина Аякса зашагали по изрытому песку контрольной полосы.

— Ну вот что, товарищ Олейник, — когда они отошли подальше от Артамонова, сказал Туз, — давай гляди в оба. Кто его знает, может, пока с дельфином возились, и правда где-нибудь нарушитель оторвался и на плавсредствах в море пошел…

ЛЕЙТЕНАНТ ГОРНОВОЙ

Море уходило к горизонту серебристой гладью, подернутой дымкой. Недалеко от берега, где просвечивала сквозь воду песчаная отмель, оно отливало желтоватыми тонами, синело у края отмели, разливалось едва набегавшими на песок ленивыми волнами.

У самого берега плавали водяные пузыри, какие бывают на лужах после дождя, и в каждом пузыре, как в выпуклом стекле, отражались поросшие жесткой травой дюны, раскинувшиеся над дюнами сосны, плывущие в небе облака.

Куранов растянулся на горячем песке вдоль линии прибоя. Ему видны были и море, и сбегающие по песчаному откосу кусты, и тропинка, над которой раскинула свои ветви узловатая сосна. Ствол ее, темный у подножия и золотистый вверху, причудливо изгибался, в сторону моря тянулась ветка, словно рука, держащая зонтик темно-зеленой хвои.

Неподалеку от низкого строения рыбозавода блестели разложенные на песке, как гигантское ожерелье самого морского бога Нептуна, полые стеклянные шары — поплавки от сетей. Эти шары — каждый с футбольный мяч — Куранов впервые увидел тринадцать лет назад, когда шли ожесточенные бои, наши войска штурмом брали города, а пограничный полк, в котором служил Куранов, только что принял здесь, в Прибалтике, морскую границу. Вокруг еще стояли, ожидая переброски на другие участки фронта, воинские части, медсанбаты и госпитали. В одном таком госпитале Куранов и встретил Анну — девушку, которую не мог забыть до сих пор.

Получив перевод с Камчатки на Балтику, он приехал сюда, потому что знал, Анна — здесь. Вчера, в день приезда, он даже видел ее издали, но не решился подойти и заговорить.

Лучистые звездочки качались на песчаном, словно покрытом подводными барханами, дне. Вдоль кромки воды бегал щенок с тонким и жилистым, как веревочка, хвостом, громко лаял, хватая зубами пузыри, и с ошалелым видом оглядывался, удивляясь, куда они исчезали.

На пляже стали появляться дачники. Всматриваясь в женские фигуры, Куранов ругал себя романтическим чудаком: проще всего было пойти к Анне в дом и сказать, что вот он приехал, потому что жизнь без Анны теряет для него всякий смысл.

Он уже перестал надеяться, что она придет, как увидел на гребне дюны женщину в белой кофточке и темной юбке.

Это была Анна, ее статная фигура, худощавое с энергичным профилем лицо, уложенные на затылке косы. Солнце играло в ее волосах, пронизывало тонкую ткань кофточки. Куранов вскочил, хотел окликнуть, но Анна торопливо шла по тропинке, которая вела к ее дому, где в дни войны размещалось несколько палат полевого госпиталя.

Какое-то время Куранов колебался, идти ли ему вслед за Анной, потом снова опустился на песок.

По-прежнему было тихо. Ветер шевелил волосы, пересыпал под ногами сухие песчинки, море все так же лениво плескалось, а перед Курановым проходили сейчас другие, не мирные и не дачные картины.

Прошло много лет с того времени, когда он совсем молодым сержантом-пограничником попал со своим полком в эти места. Приходилось расчищать леса от мин, брошенной немцами техники, весь участок заставы оборудовать заново. Свободного времени оставалось мало. Но он успел познакомиться с Анной и при всяком удобном случае заходил в госпиталь, где она работала медицинской сестрой.

Однажды рано утром, когда Куранов, сменившись с наряда, возвращался берегом моря на заставу, на рейде появилось наше транспортное судно под охраной военных кораблей. Позже Куранов узнал, что на транспорте было два батальона солдат.

С низкого берега транспорт, раскинувший у мачт грузовые стрелы, казался громадным. Вокруг него сновали несколько сторожевиков, рядом держался ощетинившийся стволами орудий эсминец.

Неожиданно резко и тревожно взвыла сирена, ударили колокола громкого боя, над лесом, едва не задевая вершины сосен, с ревом пронеслись два самолета. Мелькнули кресты на крыльях, под фюзеляжами Куранов ясно различил длинные и черные, похожие на сигары торпеды.

Самолеты устремились прямо на транспорт. С кораблей забухали орудия, частыми очередями застрочили крупнокалиберные пулеметы. В море с короткими всплесками стали падать осколки.

В какие-то минуты решалась участь многих людей.

С берега было видно, как, уходя за дымовую завесу, маневрировал транспорт, с борта солдаты били из винтовок. Но казалось, участь кораблей решена: точно на цель шли фашистские самолеты.

Вдруг один из них вспыхнул, с протяжным воем перевалился на крыло и, оставляя за собой черный хвост дыма, врезался в море.

Второй успел сбросить торпеду. Куранов видел, как черная сигара отделилась от фюзеляжа, поднимая брызги, упала перед судном в море. В ту же секунду из-за дымовой завесы вынесся катер, казавшийся игрушечным рядом с транспортом, и помчался наперерез торпеде, чтобы принять на себя смертоносный удар.