Ловушка для простака - Джеймс Чейз

— Ставлю сто долларов на темнокожего.

— Хорошо, но не говорите потом, что я вас не предупреждал.

Я протиснулся к проходу и разыскал Левшу Джонсона.

— Добрый вечер, мистер Уинтерс, — осклабился он. — Сегодня у вас завидная компания, я вижу.

— Прими сотню на Джоунса, Левша. Хорошо?

— Конечно. Вам, похоже, некуда деньги девать, мистер Уинтерс?

— Это не мои. Я ставлю полсотни на Слейда.

Я едва успел пробраться на свое место, как прозвучал гонг.

Джоунс вылетел из своего угла, как из пращи. Молнией промелькнула коричневая тень, и вот он уже в углу Слейда, а тот еще только вставал на ноги.

Все случилось так быстро, что только зрители, которые сидели возле самого ринга, разглядели, как это произошло.

Правый кулак Джоунса обрушился на челюсть растерявшегося Слейда, как паровой молот. Боксеры были прямо над нами, и я отчетливо увидел, как глаза Слейда остекленели и колени подогнулись.

Джоунс провел апперкот левой. Он чуть-чуть поспешил, и перчатка, не попав в челюсть, рассекла скулу белого боксера.

Слейд упал на четвереньки. Он смотрел прямо на нас невидящим взором. Челюсть его отвисла, и он явно был в ауте.

Вестал, вцепившись в мое запястье пальцами, наклонилась вперед с широко открытым ртом. Я знал, что она визжала, но вокруг стоял такой дьявольский шум, что визга не было слышно.

Половина зрителей вскочила на ноги, и все вопили как безумные. Зал весь заходился от воя и грохота.

Рефери оттолкнул Джоунса к нейтральному углу. Джоунс, которому не терпелось добить противника, не слушался, и рефери пришлось прикрикнуть на него, чтобы добиться своего.

Благодаря этому Слейд выиграл несколько драгоценных секунд. Я внимательно наблюдал за ним и заметил, что в глазах сверкнула искорка жизни.

Рефери склонился над ним и открыл счет, поднимая и опуская правую руку.

— Ловушка для простака! — заорал я в ухо Вестал. — Болван! Попался на такую уловку!

Она, наверное, даже не заметила, что я кричал. Пригнувшись вперед, с горящим взором, она, оскалившись, во все глаза следила за отсчетом секунд.

При счете «девять» Слейд поднялся на ноги. Джоунс тигром прыгнул к нему, но Слейд успел войти в клинч и повис на противнике, пытаясь блокировать мощные руки Джоунса и выиграть мгновения, которые позволят ему прийти в чувство.

Рефери с трудом растащил боксеров, и возбужденный Джоунс тут же обрушил на Слейда град беспорядочных ударов, вместо того чтобы отступить, примериться и нанести один решающий удар.

Слейд прикрыл голову руками и начал отступать, уклоняясь и ныряя. Джоунс наседал на него, не отпуская ни на шаг.

Толпа ревела, требуя крови, но у Джоунса не хватало опыта, чтобы остудить свой пыл и покончить с потрясенным противником одним точным ударом. Гонг прозвучал в тот миг, когда темнокожий боксер загнал Слейда в угол и безостановочно молотил кулаками.

— Черт знает что, — выругался я, когда недовольный Джоунс нехотя двинулся в свой угол. — Держу пари, что у Слейда сломана челюсть. Ну и болван! Только молокососы попадают в такие ловушки, а с его-то опытом… В следующем раунде все будет кончено.

Вестал по-прежнему не отпускала мою руку.

— Никогда еще так не Волновалась, — с придыханием призналась она. — Потрясающе! А у него и в самом деле сломана челюсть?

— А вы сами посмотрите. Видите, как она отвисла? Джоунсу достаточно разок двинуть по ней — и Слейду конец.

Вестал пригнулась и хищно всмотрелась в Слейда, который обессиленно ссутулился в своем углу с помутившимся взором. Грудь боксера ходила ходуном, а челюсть беспомощно висела.

Прозвучал гонг, и Джоунс уже был тут как тут, лицо — свирепая маска, зубы оскалены.

Слейд прикрыл сломанную челюсть обеими руками и встретил противника метким хуком в лицо, от которого Джоунс отлетел на несколько шагов.

Слейд на нетвердых ногах последовал за ним, методично нанося удары справа и слева.

Вестал опять визжала. И не только она.

Секунданты Джоунса подсказывали, чтобы он шел вперед, но Джоунс вдруг засуетился. Всякий раз, как он изготавливался нанести завершающий удар, левая перчатка Слейда попадала ему в лицо и отбрасывала назад. Так продолжалось почти до конца раунда, когда Джоунс наконец исхитрился и провел сильнейший хук слева прямо по сломанной челюсти белого боксера. Лицо Слейда агонизирующе исказилось, и Вестал истошно завопила, требуя, чтобы Джоунс прикончил его.

Слейд упал на колени. Словно смертельно раненный лев, он оскалился на темнокожего противника, который отступил и смотрел на него сверху вниз.

Кровь сочилась из рассеченной брови; струйка крови вытекала из уголка рта.

Гонг резко оборвал подсчет секунд, и секунданты Слейда отволокли обмякшего, полубесчувственного боксера в угол.

— Господи, какое потрясающее зрелище! — проговорила Вестал со вздымающейся грудью. — Никогда даже представить себе не могла, что бокс так захватывает! О Чед, я так счастлива, что вы взяли меня с собой!

— О Чед!

Я уже успел поостыть от поединка двух громил настолько, что смысл сказанного достиг моего сознания.

Третий раунд оказался последним. Секунданты Джоунса сумели наконец внушить своему боксеру: «Не наскакивай на него, а рассчитай как следует и кончай одним ударом».

Все было кончено на второй минуте: мощный хук слева и сразу за ним сильнейший правый кросс. Оба удара достигли цели. Слейд страшно, по-заячьи вскрикнул и рухнул как подкошенный.

Вестал вскочила на ноги. Если бы я не удержал ее, она, наверное, прорвалась бы на ринг.

— Успокойтесь! — закричал я.

Она пыталась вырваться из моих рук, отчаянно стремясь к рингу, но я не выпускал ее. Не одна она сходила с ума: в зале стоял такой вой, что, казалось, стены рухнут.

Когда рефери закончил отсчет и тело Слейда вынесли с ринга, Вестал вдруг обмякла в моих руках. Если бы я не удержал ее, она свалилась бы на пол.

— Уведите меня отсюда, Чед, — взмолилась она. — Мне кажется, я упаду в обморок.

Сквозь окружившую ринг толпу вдруг пробился Леггит.

— Вам помочь, мистер Уинтерс? — спросил он.

— Нужно побыстрее увести ее отсюда.

— Идите за мной.

Он двинулся вперед, прокладывая в толпе путь так, как это умеют только полицейские. Следом за ним шел я, поддерживая Вестал, которая с трудом переставляла ноги.

Леггит отвел нас в служебное помещение, подальше от зрителей, хлынувших к выходам.

— Подождите здесь, — сказал он. — Я вызову вашу машину.

— Как вы себя чувствуете? — спросил я Вестал.

— Со мной все в порядке. Это все духота и волнение. Никогда так не возбуждалась. Вообще, никогда не испытывала ничего подобного.

Она задрала голову и посмотрела на меня. От этого взгляда я похолодел.

Я знал достаточно женщин на своем веку, чтобы понять, что означает такое выражение. В этот миг Вестал хотела меня так, что просто сгорала от желания.

Я прочел это в ее глазах, в смягчившемся выражении лица, по участившемуся пульсу на шее. Захоти я только, она отдалась бы мне прямо здесь, в душном, тускло освещенном помещении, словно какая-нибудь уличная проститутка, но поверьте мне, такого я не захотел бы и под страхом смертной казни.

И все же настолько неприкрытое, откровенное желание потрясло меня. Мне бы и в голову не пришло, что это крохотное, сморщенное, безобразное существо способно на подобное чувство. Кто угодно, но только не такая костлявая, тощая пигалица. Мне это казалось не только невозможным, но даже непристойным.

— Ваш полицейский приятель отправился за машиной, — уклончиво сказал я, отступив на один шаг; я по-прежнему держал ее за руку, но между нами образовалось свободное пространство. Я отвернулся, словно высматривая, не идет ли Леггит, но на самом деле для того, чтобы Вестал не увидела выражения отвращения на моем лице.

Она резко высвободила руку.

— Со мной уже все в порядке. — Голос ее звучал хрипло и заметно дрожал. — Духота просто невыносимая. Я попытался взять ее за руку, но она не позволила.

— Вы забыли про мой выигрыш. Вы разве не собираетесь забрать его?

— Левша никуда не денется. Я хочу сначала посадить вас в машину.

— Пожалуйста, заберите мои деньги!

Просьба прозвучала резко, как удар хлыста. Я быстро взглянул на нее. Она отвернулась, но недостаточно быстро. Пожалуй, никогда мне не доводилось видеть столь подавленного и несчастного выражения. Вся скорбь и отчаяние одиноких женщин отразились на ее лице.

— Идите же, прошу вас! — взмолилась она. Казалось, она вот-вот зарыдает.

Я повернулся и пошел прочь, ломая голову над тем, что бы это значило.

Лишь позже, когда я возвращался с ее деньгами, разгадка пришла мне в голову, да такая, что я застыл на месте.

Неужто она и впрямь хотела, чтобы я овладел ею прямо здесь, в мрачной комнатенке? И ее несчастный вид означал, что она осознала, насколько непривлекательна и неприятна для меня?