Пояс жизни - Игорь Забелин

— Зачем она приходила? — вернувшись, спросил Виктор у Батыгина. — Тоже интересуется астрогеографией?

— Тоже.

— А разве женщины будут участвовать в космических экспедициях?

— Когда-нибудь будут. Но астрогеография не сводится к полетам на планеты. Например, Светлана вполне сможет изучать марсианские ландшафты на телевизионном экране. Для этого, правда, нужно хорошо знать земные ландшафты, чтобы сравнивать, — и Светлана летом уезжает в экспедицию.

— Куда?

— В Туву, в Саяны. Насколько мне известно, у экспедиции большое и интересное задание — обследовать заброшенные рудники и изучить физико-географические условия района: дополнить наземными наблюдениями аэрофотосъемку, наметить трассы будущих дорог к центру гор…

— Я тоже могу поехать туда!

— Наверное, экспедиция уже укомплектована… Поздно.

— Поздно? — переспросил Виктор. — Не может быть! Я все равно поеду!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Весна бушевала в Подмосковье. Подувший с юга полынный ветер разметал и угнал за горизонт серые, зимние облака, и омытое первыми теплыми дождями небо засияло ослепительной синевой. Неисчислимое количество красноватых копий травы сразу пронзило почву и вышло на свет. Копья осторожно, недоверчиво приподнялись над парною землей, потянулись к солнцу и убедились, что обмана нет: весна действительно пришла. И тогда верхние концы копий раскрылись, и в глубине свернутых трубочкой красных листочков показались вторые листочки — нежно-зеленые. А по оврагам, на солнцепеках, цвела мать-и-мачеха, на полянах зажглись первые желтые огоньки одуванчиков, в лесах медуницы выбросили кисточки бутонов. Деревья и кустарники, не мешкая, сбрасывали зимние чехлы почек, и нежные маленькие листочки уже тянулись, как детские ладошки, к солнцу за теплом и светом. Цветочные бутоны на яблонях, грушах, вишнях еще не раскрылись, и осторожные дубы не распускали листья, но ничто уже не могло остановить победного шествия весны, ничто не могло помешать молодости набраться сил, зацвести и созреть…

Электропоезд, в котором ехал Виктор, выйдя из Москвы, круто взял на север, прогрохотал над Волгой у Ярославля, миновал мутную Вятку, Уральский хребет и вырвался у Тюмени на просторы Западной Сибири.

Виктор, выехавший с первой небольшой партией, сразу настроился на романтический лад. Пусть пролетал он над этими местами год назад с Батыгиным, пусть проплывали под вертолетом двойные колеи электрифицированной Сибирской магистрали, бетонированные шоссе, березовые колки, овальные, блюдцеобразные озера… Все, что он делал теперь, представлялось ему совсем в ином свете — значительным, важным!

Подлинная романтика началась, однако, позднее, когда они выехали из Минусинска и направились по Усинскому тракту в Кызыл. Дорога раскручивалась, как кинолента. Сначала она шла степью, и суслики, столбиками застывшие у норок, освистывали машину, а потом горы, маячившие вдали, приблизились, и машина пошла вверх, упрямо подбираясь к плотной стене леса. По бесконечному серпантину дороги, минуя бесчисленные мостики, они поднялись высоко в горы. Виктор ехал в кузове и жадно смотрел вокруг. Он и не думал, что это может быть так увлекательно. Вековая замшелая тайга — чернь — подступала вплотную к дороге, и казалось, что ели и пихты нестройными толпами бегут вниз по склону прямо на грузовик. Могучие горбы сопок, широкие пади между ними, седловины под самым небом, холодные сизые ущелья, рокот рек и щетина дальнего леса — все это представлялось Виктору единой гигантской картиной, сработанной неведомыми колоссами.

Быстро промелькнули первые недели в Кызыле.

— Завтра, должно быть, наши приедут, — сказал однажды Виктору завхоз экспедиции.

Вечером Виктор неожиданно затосковал — об отце, о матери, разлука с которыми не казалась ему легкой, о Батыгине, так ничего и не сказавшем ему на прощание, о Светлане. Да, и о Светлане. Он несколько раз встречал ее в Москве и всегда вместе с Дерюгиным — тот ухаживал за Светланой и, видимо, тоже нравился ей. Она не обращала внимания на Виктора, а его смущали, волновали мысли об этой девушке, и он не мог заставить себя не думать о ней… Как видно, не так уж это просто — быть настоящим исследователем, скитаться по Земле, тосковать в чужом доме, в чужой комнате, прислушиваясь к вою ветра за Окнами… Но как же он тогда будет скитаться в межзвездных пространствах? Как он расстанется с Землей, если тоскует по родному дому?.. Виктор припомнил свои прежние раздумья — ведь раньше ему всегда казалось, что расстаться с Землей будет очень просто, что Земля неинтересна, и удивился: чувство тоски было новым, странным.

«Вздор, — сказал он самому себе. — Расстанусь. Только бы взял Батыгин…» А не возьмет — наступит день, и он, Виктор, сам уведет звездолет с Земли!»

Виктор подошел к окну. Вечерело. Шквалами налетал ветер, пронося по улицам города облака пыли и песка.

«Хорошо, что наши завтра приедут», — подумал Виктор.

И почти тотчас распахнулась дверь. На пороге появился шофер экспедиции.

— На базу, быстро! — сказал он. — Машины пришли!

Виктор выбежал следом за ним из дома и едва не задохнулся, глотнув вместе с воздухом песку и пыли.

Они подоспели к базе, когда вторая машина, натужно урча, вышла из-за поворота и остановилась. Из кузова выпрыгнули люди и бросились открывать борт. Виктор подскочил к ним, чтобы помочь, и через полминуты уже бежал к складу с тяжелым тюком на плечах. Сбросив на складе ношу, Виктор подумал, что лучше бы остаться тут, — принимать тюки и не выходить, пока не утихнет пылевая буря, но, упрямо склонив голову, выскочил наружу.

Машины одна за другой появлялись из свистящей палевой мглы, и все новые и новые люди включались в работу. Мимо Виктора быстрым шариком прокатился маленький человек с большим свертком на плече. «Травин!» — узнал Виктор и тотчас едва не столкнулся с Дерюгиным.

Уже давно знакомое чувство радости, рожденное коллективной работой, охватило Виктора.

Он вновь бросился к машине. Но его опередил Травин.

— Торопись, торопись! — сказал он и сразу же укатился обратно.

А потом Виктор увидел Светлану. Она стояла в кузове и подтаскивала к краю тюки, поворачиваясь так, чтобы хоть немного защитить лицо от секущей пыли…

Ливень начался сразу, как будто над Кызылом одним движением перевернули огромную бадью. Через минуту пыль улеглась, а мокрые, черные от грязи фигуры продолжали метаться между складом и машинами.

— Шабаш! — возвестил чей-то могучий бас.