Тайна Нереиды - Роман Буревой

Всем, кто поднимался на Авентин в этот день, подавали в бумажных чашках «рабское» вино, приготовленное по рецепту Катона – жуткое пойло из смеси морской воды с водой простой, приправленное уксусом и перебродившим виноградным соком [11]. Когда-то подобной гадостью вместо настоящего вина поили рабов. Теперь каждый свободный человек раз в год должен был хлебнуть этой отравы, чтобы понять, каково рабство на вкус. После того как, морщась и давясь, участник церемонии проглатывал рабское пойло, жрицы храма Либерты подносили в серебряных чашах столетний фалерн. На каждой чаше было выбито «Вкуси Свободы». Подавая чашу, жрица произносила ритуальную фразу:

– Пусть никогда ты не изведаешь рабства.

В день Либерты каждый гражданин должен положить на золотой поднос деньги. Элий положил сто ауреев. Он знал, что это песчинка. Но, сделавшись Цезарем, Элий не сделался ни на сестерций богаче.

О том, что вечером в Тибур приедет Руфин, Элий узнал всего за два часа до начала обеда. Руфин обещал привести с собой еще семерых. На кухне началась паника. И хотя продуктов было достаточно, повара просто не успевали приготовить изысканные блюда. Главный повар кинулся к Элию за указаниями.

– Готовь, что было заказано. Что ест Цезарь, отведает и Август. Не говоря о гостях.

Повар изумился, но перечить не стал. Сразу видно, что Цезарь ничего не понимает в пирах. На то и пир, чтобы гости восхитились яствами, а не тупо набивали желудок.

Когда пурпурная «трирема» императора въехал в ворота поместья, а за ним на трех белых открытых «кентаврах» прибыли остальные, Элий ожидал их в пурпурной тоге, какая и полагалась в данном случае. Сделавшись Цезарем, на официальных церемониях Элий старался соблюдать все мелочи бесконечных ритуалов, где просчитаны шаги, выверены фразы, взгляды, приветствия и улыбки. Однако с первой минуты Элий понял, что о соблюдении ритуалов в этот вечер речи не идет. Во-первых, Руфин прибыл не с Августой, а с Криспиной Пизон. Белокурая двадцатилетняя красавица смотрела на всех самодовольно и свысока. Нити жемчуга, обвивавшие ее шею, стоили куда дороже виллы Элия в Каринах. Во второй машине сидел префект претория Марк Скавр в обществе поэта Кумия. Более нелепое соседство трудно было представить. В третьей машине приехала Валерия, а из последней вылезли Фабия, Марк Габиний и… Летти. Девушка была в длинном белом платье, а ее короткие светлые волосы украшали красные и синие бантики. Увидев Элия, она округлила глаза, изобразив наигранное изумление, будто не ожидала его здесь встретить. Элий помнил Летти насмерть испуганной девочкой – сегодня она была весела и игрива. Зато Фабия смотрела хмуро: происходящее ей не нравилось. Марк Габиний ко всему относился с безразличием.

Руфин выглядел довольным и как будто растолстевшим, если можно растолстеть за несколько дней. Он чуть ли не лопался от умиления, глядя на свою спутницу. Император похлопал Элия по плечу, как старого приятеля. Впрочем, он был приемным отцом Элия, и его жест был почти уместен.

– Не стоило надевать тогу, мой маленький сынок, – Руфин ухмыльнулся и подмигнул остальным. – Совершенно ни к чему. За столом ее все равно придется снять. Я, разумеется, знаю, как ты трепетно относишься к празднику Либерты Победительницы. И потому решил, что должен провести этот вечер здесь, в Тибуре. Эй, ребята, живее тащите все на кухню, – крикнул он слугам. – Я знал, что у тебя в кладовых пусто, и велел прихватить кое-что из запасов Палатина. Где мы будем обедать? Надеюсь, ты велел накрыть стол возле Канопского канала?

– Именно там, – отвечал Элий.

– Обожаю обедать на открытом воздухе. Ах, посмотри, что за красавица эта Криспина! Ну, просто куколка! – И Руфин обнял за талию избранницу.

Валерия поцеловала брата. Она была очень бледной, вокруг глаз легли свинцовые тени. Но при этом Элию показалось, что она сделалась куда красивее, чем прежде.

– Э, не столь страстно целуй его, Валерия Амата! – воскликнул Руфин, а сам при этом облизывал губы Криспины. – А то мне как великому Понтифику придется угостить тебя плетьми.

– Я не нарушала обычаев, Август. – Валерия склонила голову в белой повязке весталки.

Ее смирение было искренним, и все же слова прозвучали издевкой.

И тут же она почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернулась. Марк Габиний пристально смотрел на нее. В его взгляде было что-то странное, что-то близкое к ненависти. Валерия шагнула к нему и коснулась руки актера.

– Сочувствую тебе в твоем горе. И я всегда буду помнить твоего сына.

Марк отвернулся, взгляд его потух:

– Скоро я научусь с этим жить. Как твое здоровье, боголюбимая Валерия? Слышал, ты болела?

– Мне уже гораздо лучше. Я поддерживаю в храме огонь. Правда, пока лишь в дневные часы.

– Если бы все были похожи на тебя, боголюбимая Валерия, не стоило бы и беспокоиться за судьбы Рима.

Неожиданно он с силой стиснул ее пальцы. Фабия заметила этот жест и сказала громко:

– Я бы не смогла быть весталкой. Какое нудное однообразное занятие: изо дня в день смотреть на огонь и сжигать свою жизнь.

– Разве мы не занимается тем же самым? – бесцветным голосом отвечал Марк Габиний, отпуская руку Валерии. – Только не так явственно. И без всякой пользы. Живем для себя. А она служит Весте. И Риму. Я ей завидую.

Хотя Марк произнес эти слова искренне и с затаенной грустью, Фабия решила, что ее старый приятель шутит. Может ли актер быть искренним?

Когда Элий подошел к Летиции, девочка рассмеялась:

– Ты не ожидал меня здесь увидеть, так ведь?

О боги, как она молода! Ее веселит каждый взгляд, каждый жест, каждое пустое словцо. Неужели он и сам был таким в четырнадцать? Ему казалось, что нет.

– Не ожидал, но хотел, чтобы ты пришла.

Элий почти сразу оставил ее, будто испугался собственной откровенности. Исполняя роль любезного хозяина, перемолвился парой слов с Кумием, потом – со Скавром.

Новый префект претория был молод, хорош собой, обласкан толпой и сенатом. Аристократ до и кончиков ногтей, чьи манеры безупречны, а речь изысканна, он прекрасно подходил для приемов и парадов. Он бы неплохо смотрелся во время триумфа. Но Элий не мог представить его во главе легионов на марше. Не говоря уже о полях сражений.

– За стол! За стол! – ударил в ладони император. – Признаюсь, дорогие мои, я ужасно проголодался. С чего бы это, а?

Никто не ответил. Лишь Криспина громко и вызывающе захихикала. Получилось довольно глупо.

Пиршественный зал располагался возле Канопского канала. Под этим полусводом пировали императоры и их любимцы, консулы, сенаторы, легаты и префекты, их любовницы и любовники, временщики и аристократы. Порой этот пиршественный зал на открытом воздухе забывали на долгие годы, и тогда слуги устраивали здесь свои маленькие пирушки и веселились с девками там, где прежде возлежали властелины мира.

Руфин любил поместье Адриана и заново отделал все павильоны, в том числе и апсиду у Канопского канала. Это было его любимое место. Этим вечером пиршественная скамья была уже застлана мягкими шерстяными тканями, каждого из гостей ждала расшитая золотом подушка. А на столе на серебряных и золотых тарелках слуги расставляли закуски. Руфин против обыкновения занял место в центре. Элий собирался расположиться рядом с Валерией, но император остановил его.

– Нет, нет, со своей сестричкой ты можешь беседовать в любое время. Лучше развлекай гостей. А я подберу для тебя более подходящую пару.

И возле Элия очутилась Летиция. Элий неожиданно смутился. Для обеда он снял тогу и остался в одной пурпурной тунике из тончайшей шерсти. К тому же на ложе не полагается забираться в обуви, и теперь высокие голенища не скрывали уродство искалеченных ног. А в довершение всего Пэт вместе с венком принес Цезарю шерстяные носки, окрашенные в пурпур. Летиция отвернулась и старательно делала вид, что не заметила услужливости Пэта. Элию казалось, что сейчас она лопнет от смеха.

Сам же Руфин указал на место подле себя с одной стороны – Фабии, с другой – Криспине. Юная красавица хихикала, когда император целовал ее в губы. Фабия неодобрительно хмурилась.

– А чтобы ты сделала, если бы Руфин выбрал тебя, а не Криспину? – шепотом спросил Элий.

– Я бы убежала. В Дакию. Или в Африку. Или в Британию. А может, в Новую Атлантиду. Мир велик.

Летти заметила, что при упоминании Новой Атлантиды Элий едва заметно вздрогнул. Цезарь поспешно сделал знак виночерпию, и тот подал гостям глиняные кружки с «рабским» вином. Гости заранее морщились.

– Вот же угораздило скрягу Катона оставить нам рецепт этого пойла, – фыркнул Руфин.

– Пожелаем себе пить «рабское» вино только один день в году. – Элий одним большим глотком проглотил напоминающую уксус жидкость.

– Неужели я тоже должна это пить? – надула губки Криспина.

– Тебя же не было утром на Авентине, – с шутливым упреком заметил Руфин.