Дегустатор - Мастер Чэнь

Путешествовать по винным хозяйствам с небольшим рюкзаком — хорошая привычка. Вся наша компания так поступала, хотя рыжая ведьма Мойра катала маленький чемодан на колесиках, а корейцы с китайцами зачем-то притащили с того конца света по здоровенному сооружению килограммов на пятнадцать и мучились ужасно; Гришу и Юлю, которые впились в меня накануне поездки всерьез, я проинструктировал строго, и они послушались, уложили только рюкзачки. Алина, кажется, приехала вообще без вещей. Или почти без них.

Но на самом деле проблема была не в том, чтобы быстро собраться. Нужна была Мануэла, без помощи которой взять машину в аренду… но Мануэла была здесь, внизу, ее изможденное лицо вытянулось еще больше, когда она увидела меня.

— Я покину группу на какое-то время. Нужен автомобиль, — сказал я ей. На лице Мануэлы отразилась паника: немцы, в отличие от зловредных лягушей, народ совершенно не жадный, но расходы, которые не были предварительно согласованы…

Я показал ей маленькую шуршащую пачку евро. Мануэла молча и быстро пошла к гостиничной стойке.

Человеку, так сказать, с улицы тут вряд ли бы дали машину так просто, потребовалась бы проверка кредитной карточки, которой у меня вообще не было — только дебетовая, а на ней долларов шестьсот, не больше. Но Мануэла сделала все как надо, отдала мне хранившийся у нее паспорт и чуть не благословила на отъезд. Не задав, что было бы естественно в ее положении, никаких вопросов. Она знала, чем я сейчас буду заниматься. И будет молчать, не проронив и намека. Она, может, и Мануэла, но настоящая немка.

Я сначала забежал в соседнее кафе, запустил руку в рюкзак и извлек оттуда ту самую бутылку:

— От Юргена Бека, не меньше. В магазинах и не ищите, один шанс из… Дорнфельдер, очень красивая работа.

— Сколько? — спросил на всякий случай Шура, а я только дернул головой вправо, с презрительной улыбкой.

— А ведь, помнится, тогда не пил, — сказал Иван Шуре.

— Жизнь заставит — будешь пить, — наставительно сообщил ему Шура.

Они не передумали.

И они меня жалеют.

Я сел в довольно приличную тускло-серую «Опель-Астру», старенькую, еще с ручной коробкой — ненавижу автоматику, — прикоснулся к рулю, и дрожь в руках мгновенно прошла.

Это действительно происходило.

Из города я выбирался довольно долго и с ошибками. А перед автобаном остановился и развернул карту.

Зоргенштайн — это просто. Правда, он на том берегу Рейна, но пока что надо было без затей ехать на север. Дальше через реку идут паромы. И снова на север.

Но кто сказал, что я сразу поеду в Зоргенштайн? Есть куда более интересные варианты. Ровно на полпути.

Подобраться к хозяйству Альберта Хайльброннера всегда было кошмаром — его видно простым глазом с высокого автобана, среди полосатых виноградных холмов слева от дороги, но поворот устроен по-садистски. Не тот, который тебе кажется самым очевидным, а следующий, твердил я. И со второй попытки попал — за холмами мелькнуло странное сооружение, на вид — несколько листов стекла, поставленных шалашиком.

Альберта мне нашли очень быстро, он вышел из мрака своих погребов, с изумлением щурясь.

Альберт выглядит так же ненормально, как и все его хозяйство, на вид он напоминает бесформенный мешок, в котором переносят кактусы. Но что вы хотите от человека, который года два назад весил килограммов сто девяносто, а потом, с помощью трех курсов таблеток, потерял чуть не половину этого богатства? А повисшую складками кожу, видимо, очень неприятно брить. Щетина при этом у него загадочных оттенков — рыжая с сединой.

— Сергей, — с недоверием сказал он. — Ты приехал за вином? Один?

— Догадайся, зачем я на самом деле приехал, — ответил я.

Альберт некоторое время думал, потом лицо его стало мрачным.

— Нас, видимо, всех беспокоит одно и то же, — проговорил он. — Если так, помогу чем могу. Ну что, у меня под рукой открытая бутылочка «Красного черта», подходит для разговора?

— Три капли, а там посмотрим. Я вообще-то за рулем, еду в замок, — отвечал я.

— Там кишит полиция, — с возмущением сказал он, не спрашивая даже название замка. — Это глупо, туда нестись. Просто так, без подготовки.

— Я приехал поэтому сюда, — заметил я.

Моя новая… нынешняя… в общем, моя профессия хороша тем, что лучшие ее представители — удивительные люди.

Они не выносят больших городов, они мыслят годами и десятилетиями — тот урожай, который ферментировался сейчас у Альберта в погребах, покажет себя через год, полная сила его будет понятна года через три, через десять же лет это вино, возможно, станет великолепным. А может, и не станет.

Они слушают голос своей земли, пытаются понять, какое вино она может породить. Но дальше, там, где требуется искусство, вино — это неожиданный портрет хозяина виноградника. Суровый или веселый, сдержанный или открытый, он рано или поздно создаст вино, до смешного похожее на него самого.

Альберт Хайльброннер — настоящий немецкий винный хулиган, этим и интересен. Потомственный винодел из дико консервативного Пфальца, он пошел войной на немецкую систему классификации вин.

В своем журнале я ее приводил неоднократно, честно добавляя, что списываю эту таблицу с англоязычного немецкого справочника, держать же ее в памяти нормальному человеку невозможно. Кабинетт — аусезе — трокенберенауслезе… А если вы, случись такое, не знаете немецкого?

Альберт придумал свою классификацию — разделил продукцию на три «этажа». Премьер-этаж, этаж д’амур и мастер-этаж. Извините, четыре — ведь есть еще гранд-этаж. Так это слово и значится на его этикетках, с французской загогулиной над «э», то есть «е».

А еще он, немец, решил отказаться от немецкого языка на этикетке. Он перешел на французский. Или на дикую смесь французского с немецким и латынью. Но называли его вина все равно по-своему, по этикеткам. «Красный черт» — это с большим вкусом сделанный шпетбургундер, не похожий ни на что немецкое, мягкий, перечный, изящный, с легким прикосновением французской бочки; на этикетке же пляшет веселый алый дьявол с вилами. И с толстым пузом, похожий на… ну, вы уже догадались.

Альберт заказал этикетки детям из соседней школы. Что они нарисовали — сказать иногда сложно, одно из его вин я называю «свихнувшийся золотой осьминог», хотя Альберт считает, что тут изображен виноградный лист осенью. Это — из этаж д’амур, если я правильно понял.

Потом он построил вот это дикое сооружение, куда вел меня сейчас, — дегустационный зал, кафе, зал собраний, всё вместе. Ну и свой офис на задворках.

В зале и вокруг него он начал проводить винно-музыкальные фестивали для местной глобализованной молодежи. Вино ведь — не только напиток здоровья, но и часть национальной культуры и традиций; и винодельни, монастырские или маркграфские, всегда такие праздники устраивали. Хотя никогда еще фестивали в Пфальце не проходили вокруг модернистской стекляшки неясных очертаний, высотой с двухэтажный дом, где виноград вьется и снаружи, и внутри.

И Альберт, к ужасу местных традиционалистов, стал знаменит. А когда его вино стала закупать «Люфт-ганза», можно было больше ни о чем не беспокоиться.

— Что значит — бывал? — фыркнул Альберт. — Все бывали в Зоргенштайне. Все его знают. Но не все дружат с Фрицем.

— Что-что — с бароном Зоргенштайном?

— Имею честь быть знакомым с бароном, — посмеялся Альберт. — Но он там не так уж часто бывает. Фриц — это келлермейстер.

Если бы я не устал от бешеной езды и сборов, я бы сейчас протанцевал вокруг столика. Именно Фрица мне было и надо.

Келлермейстер, он же энолог, — это профессионал, это человек, который непосредственно делает вино, имеет соответствующий университетский диплом, опыт и все прочее. Это тот, кто не вылезает с виноградников и из погреба. Хозяин же — если хочет — занимается стратегией и пиаром. Хозяин, конечно, также ходит в погреб каждый день (или раз в неделю) и объясняет энологу, каких вкусов и оттенков добиваться, но без энолога, занятого делом с утра до вечера, сам ничего сделать не может.

Энологи, дети подземелья, в результате неизвестны внешнему миру, ему известны хозяева, хотя как сказать — великий старик Джакомо Такес, сделавший чуть не половину вин, прославивших в свое время Италию, все-таки энолог.

Дальше у меня хватило ума задать правильный — для коллеги и единомышленника — вопрос:

— И как этот твой Фриц держится?

— Как настоящий воин, — грустно вздохнул Альберт. — Я постоянно ему звоню. Он уже понимает, что придется менять все имена и этикетки. Годы работы — впустую. А ведь «Канцлер» был его гордостью.

— Так, начинаются открытия. Что такое «Канцлер»?

— Красное, мы все уже скоро забудем, что Германия — страна белых вин. Дорнфельдер, с добавками шпетбургундера и португизера. Потрясающие оттенки табачных листьев. Но попробуй, скажи сейчас вот именно что про табачные листья.