Беспощадный, или Искатели смерти - Василий Головачев

Третья фаза означала общее движение к цели – с попутным устранением помех. Каждый член команды делал это по-своему, но – не убивая тех, кого не следовало убивать без нужды, а только отключая сознание – ударом ли в голову, в шею, или тихим удушением.

На второй этаж поднялись только двое, Тарасов и Хан. Несколько мгновений прислушивались к возне в спальне, сопровождающейся стонами, ахами, возгласами и смехом.

– Все тихо, – доложил по рации Инженер. – У нас в запасе двенадцать рабочих минут плюс полчаса на отход.

Владислав посмотрел на спутника. Хан поднял ствол пистолета-пулемета, ударом ноги распахнул дверь и вскочил в спальню, слабо освещенную синеватым ночником.

Тарасов вошел следом.

Это была не просто спальня, но будуар, оборудованный всем необходимым для получения плотских утех. Но больше всего поражала необъятная кровать, на которой смогли бы, наверное, расположиться сразу не менее десяти человек.

Занятые любовью обитатели будуара не сразу поняли, что произошло.

– Какого черта?.. – начал было хозяин бунгало по-английски, абсолютно голый, волосатый, бритоголовый, с роскошной «моджахедовской» бородой, и замер.

Девицы под ним завизжали, заметив наконец две темные фигуры в спальне.

Вспыхнула люстра – Гроза нашарил выключатель.

– Аукей Роллинг? – равнодушно задал вопрос Тарасов.

Бывший наемник оторвался от девиц, сел, потянулся к дверце в стене за кроватью, но до нее было далеко.

– Кто вы?!

– Аукей Роллинг? – повторил вопрос Тарасов, не обращая внимания на девиц, отползших в угол кровати и пытавшихся прикрыться простынями; одна из них была явно аборигенкой, вторая – белой.

– Не знаю никакого Роллинга! – огрызнулся блестящий от пота хозяин бунгало. – Я Абу Муджад.

– Это он, командир, – доложил Инженер. – Аукей. Звуковая карта голоса совпадает полностью.

Тарасов достал инфран, направил ствол на грудь Роллинга и нажал спусковую скобу. Сказал глухо:

– Don't worry, be happy![5]

Роллинг вздрогнул, широко раскрывая глаза, перевел взгляд на грудь, схватился за нее руками. Еще раз вздрогнул, лицо его исказилось, и он ничком повалился на кровать. Конвульсивно дернулся несколько раз, затих.

Девицы снова завизжали.

Хан навел на них пистолет-пулемет, они умолкли.

– Контрольный выстрел не понадобится, командир?

Тарасов подошел к Роллингу, дотронулся пальцем до шеи, покачал головой.

– Он умер.

– Жаль, что слишком легко.

– Уходим!

– Сидите тихо! – приказал Хан девицам по-английски.

Они выскользнули из спальни, где остался лежать остывающий труп бывшего наемника, служившего многим хозяевам. Возмездие настигло его там, где он меньше всего ждал.

Через несколько минут группа расположилась в вертолете Роллинга и вылетела за пределы территории бунгало и вулкана Халеакала, а затем высадилась на южном побережье Мауи. Еще через двадцать минут, переждав пролет спутника, группу забрал катер и доставил на борт подводной лодки, дожидавшейся их вторые сутки. О миссии группы не знал даже ее капитан, получивший приказ снять с острова отряд численностью в семь человек, который выполнял какое-то секретное задание.

Буй-Тур

Он не пощадил никого…

Банда промышляла в Уфе грабежом и разбоем. Всего в ней насчитывалось девять человек, уроженцев Чечни, Таджикистана, Грузии и Украины. Управлял бандой молодой отморозок Вано Доридзе по кличке Президент. В августе ему исполнилось двадцать шесть лет.

Во вторник третьего сентября они подстерегли ученого секретаря Академии наук Башкортостана, профессора Нургалина Зинура Амирхановича, шестидесяти шести лет, отца пятерых детей, деда семерых внуков, в подъезде дома и напали на него, очевидно, зная, что ученый получил зарплату за три месяца и нес семье. На беду свидетелями расправы стали сестра Ирина и мать Буй-Тура, проживающие в этом же подъезде, этажом выше. Свидетели бандитам были не нужны, поэтому женщин тоже избили, жестоко и беспощадно.

Все трое: профессор, мать и Ирина скончались, не доехав до больницы. Спасти никого не удалось.

Гордей Буй-Тур, будучи подполковником Национальной гвардии,[6] узнал о случившемся, находясь в Чечне, спустя сутки после трагедии. Ему дали пятидневный отпуск, и подполковник улетел в Уфу, чтобы похоронить близких.

По горячим следам задержать бандитов не смогли.

Их давно подозревали в подобного рода преступлениях, искали, но найти не могли. Как потом выяснилось, в милиции у них были свои покровители, прикрывающие деятельность банды. Не удовлетворенный темпами следствия, Буй-Тур позвонил в Управление гвардии в Грозном и попросил командира дать ему еще неделю отпуска. Командир не разрешил. Тогда Гордей слетал в Грозный, написал рапорт об увольнении и положил на стол командующего группировкой. И вернулся в Уфу. Считая себя свободным от воинских обязательств, он начал собственное расследование обстоятельств гибели семьи; отец, сраженный происшедшим, военный химик в отставке, слег в больницу с инфарктом и умер на третий день после похорон жены и дочери. Таким образом Гордей Миронович Буй-Тур остался один, не считая стариков-родственников, разбросанных по необъятным просторам России.

В мае этого года Гордею исполнилось тридцать шесть лет. Со своим небольшим ростом – метр семьдесят восемь – он не выглядел ни силачом, ни спортсменом, ни мастером воинских искусств. Впрочем, он таковым себя и не считал. Но защищать себя научился, обладая феноменальной для такого невидного мужчины силой и умением ориентироваться в пространстве боя. Родившись на окраине Уфы, в неблагополучном районе Нижегородка, он все детство провел среди хулиганов и шпаны, терроризирующей все местное население, и к совершеннолетию превратился в гения драки, не знающего ни одного «классического» приема, но всегда выходящего победителем из любой потасовки.

Потом была армия, служба в воздушно-десантных войсках, где из него сделали отличного бойца-профессионала, хотя адептом какой-то определенной боевой системы он так и не стал. Приемы рукопашного боя Гордей учил, но оставался все тем же характерником, то есть знатоком своих возможностей и прекрасным мастером их спонтанного применения.

После отбытия обязательного срока службы в армии он остался служить контрактником, перешел в Национальную гвардию и быстро поднялся по служебной лестнице от прапорщика, командира взвода, до капитана, командира батальона. Закончил высшие курсы МВД, получил в тридцать лет звание майора… и едва не отсидел срок за «неадекватное превышение служебных обязанностей». В те времена он служил в Дагестане и перекрыл одну из троп наркотрафика, контролируемого кем-то из высших чинов МВД.

Его понизили в звании до старшего лейтенанта, но он снова поднялся и в тридцать четыре года стал подполковником Национальной гвардии. В тридцать шесть Буй-Тур уже командовал полком, расквартированным в пригороде Грозного.

Волосы у него были темные, глаза зеленоватые, нос пуговкой. А по натуре Гордей был жестким, грубоватым, прямым человеком, иногда вспыльчивым, хотя отходил быстро. Данное кому-либо обещание он выполнял непременно, любой ценой, за что был уважаем всеми, от рядового до командира бригады. По жизни он всегда испытывал потребность в справедливости, за что и попадал в разные неприятные ситуации. Однако никогда не жаловался на судьбу, любил приключения, часто шутил и упрямо шел к цели.

В силу своего характера он и дал себе обещание найти убийц сестры и мамы и покарать. Невзирая ни на что!

В конце концов Буй-Тур нашел их, всех девятерых. Но это были исполнители, а существовал еще высокопоставленный чиновник, предоставлявший бандитам «крышу», который был весьма заинтересован в сокрытии тайных контактов с криминалом. По своим каналам он быстро выяснил о Буй-Туре все и сообщил командованию Национальной гвардии о «связи подполковника с мафией».

Гордея взяли на другой день после его операции возмездия, спящим у друга на квартире. Командир башкирского ОПОНа[7] получил приказ ликвидировать задержанного при попытке сопротивления, однако Буй-Тур не сопротивлялся и остался жив.

Его допрашивали сначала в местной прокуратуре, потом отослали в Москву по требованию Генпрокуратуры. А там, на следующее утро, пятого августа, к нему прямо в камеру в Лефортово пришли двое мужчин в штатском, один помоложе, с короткой стрижкой и шрамом на виске, второй постарше, лет под пятьдесят, седой, с удивительно прозрачными глазами. Иногда он хмурился, хотя это и не относилось к нюансам беседы. Просто он скорее всего вспоминал какие-то неприятные моменты своей работы.

– Здравствуйте, Гордей Миронович, – сказал седой глуховатым голосом. – Мы в курсе ваших злоключений, поэтому пришли побеседовать о вашей судьбе. Она повернулась к вам темной стороной, а это несправедливо.