Когда исчезает страх - Петр Капица

Все же и летчица иногда была по-детски беспомощна: то Ирине нужно было вытащить мошку, попавшую на бегу в глаз, то растереть ногу, ушибленную о корневище, то поймать жука, пробравшегося за ворот. Пока Кирилл выполнял ее просьбу, Ирина сидела присмиревшей и, жмурясь не от боли, а от смущения, в то же время испытывала удовольствие от прикосновения его рук.

В тренировках быстро проходили дни. Появился тренер-массажист — губатый и плосконосый детина лет тридцати восьми. Он говорил как-то путано и имел дурную привычку через каждые два слова вставлять ненужную фразу «знаешь-понимаешь». Тренер надевал «лапу» и учил бить по ней с разных положений. Все занятия он сводил к силовым упражнениям и отработке крепкого, «коронного» удара, а к кроссам, прыжкам и общей физической подготовке относился скептически.

— То будет, знаешь-понимаешь, для балерин, не зарядка боксеру, — говорил он. — У кухни — да. Часик-другой порубишь дрова, знаешь-понимаешь, чтоб сук был крепкий. Тогда тебя всякий бойся.

Часто на тренировках неожиданно появлялся Гарибан. Подбоченясь, он наблюдал за работой боксера и тренера. Затем, как тонкий ценитель, сам надевал «лапу» и проверял быстроту реакции Кирилла и запас его приемов. На последнем занятии он сказал:

— Вам не мешало бы провести несколько спаррингов с Яном Ширвисом. Вы одного веса. Пора определиться, кому нужно сбросить лишние килограммы и перейти в другую весовую категорию.

— А зачем? — спросил Кирилл.

— Это вы поймете после спаррингов, — уклончиво ответил Гарибан.

После обеда Кочеванов получил письмо и посылку от райкомовских товарищей. В посылку, видимо, каждый вносил свой вклад, потому что рядом с папиросами «Северная Пальмира» лежала пачка печенья «Птибер», с банкой килек — бутылка виноградного вина. Ребята даже не забыли прислать бритву, носки, мыльный порошок и несколько старых газет.

В шутливом письме, написанном на большом листе разными почерками, Балаев сделал примечание:

«Кирилл, а ты, как мы замечаем по газетам, зря времени не теряешь: снимаешься с весьма симпатичными девицами. Не влюблен ли? Чего доброго, знаменитостью станешь. В случае чего — не забывай. Кто бы мог подумать, что у нас под боком скрывается такой талант! Давай «открывайся», только помни, что и другие еще не отдыхали. Обнимаем в двадцать рук.

Глеб».

Кирилл развернул газету и увидел на третьей полосе большое фото: картинно вскидывая ноги, бежит Кальварская с развевающимися волосами, а на втором плане стоят они с Гарибаном. Подпись под фото сообщала: «Главный врач и тренер спортивно-оздоровительного лагеря Е. Р. Гарибан наблюдает за тренировкой 3. Кальварской».

Справа была напечатана заметка с броским заголовком: «Смелость, чуткость, индивидуальный подход».

«Цель спортивно-оздоровительного лагеря, созданного профсоюзами по инициативе обкома комсомола, — в кратчайшие сроки выявить и подготовить талантливую молодежь, способную защищать спортивную честь нашего города. Судя по первому составу, мы скоро услышим немало новых имен, которые заставят потесниться прославленных мастеров.

Подготовкой способной молодежи занят известный педагог и врач — Евгений Рудольфович Гарибан. В беседе с нашим корреспондентом он сообщил, что лагерь существует всего несколько месяцев, но и за это короткое время многие юноши и девушки сумели обрести хорошую спортивную форму. Мастер спорта 3. Кальварская в беге показывает время, близкое к рекорду. А. Северов, прыгающий с шестом, берет высоту, превышающую четыре метра. Выявились новые метатели, прыгуны в длину, тяжелоатлеты, боксеры.

Неправильное, а порой бездушное отношение к физкультурникам мешает проявиться ярким талантам. Например, боксеру Кочеванову пришлось бросить занятия только потому, что к нему не было индивидуального подхода, педагогическое воздействие подменялось мелочными придирками. Если бы не вмешательств товарища Гарибана, не был бы открыт своеобразный талант. Почти то же самое случилось и с очень темпераментным, резким боксером Ширвисом, которого почему-то стали переучивать, хотя он легко побеждал перворазрядников. Сейчас юноши занимаются под наблюдением опытного тренера.

«Мы стараемся избегать подобных ошибок, — сказал в заключение Е. Р. Гарибан. — Вся работа в нашем лагере проводится на строгой научной основе при индивидуальном и чутком подходе к спортсменам»».

Прочитав заметку, Кирилл возмутился:

— Чистейшее вранье! Как мог он наплести такое корреспонденту?

Представив себе дядю Володю и ребят, прочитавших газету, Кирилл сжал кулаки и стиснул зубы от негодования.

В комнате не сиделось, он выбрался в парк и пошел к озеру.

«Ребята, конечно, поносят меня. Для них я перебежчик и предатель, — думал он. — По-иному, впрочем, и не назовешь. Ирина не зря предупреждала. Вот тебе и простодушный добряк!»

Кирилл шагал по лесу, не разбирая тропы. Кусты цеплялись за его одежду. С деревьев кружась падали листья. В некоторых местах они покрывали землю толстым слоем и шуршали под ногами.

«Что же предпринять? Поругаться с Гарибаном? — размышлял Кирилл. — Но что это даст? Надо бы начистоту поговорить с Сомовым. Он поймет. Дело не только в боксе, а во всей моей жизни. Проходит еще одна осень. Приблизился ли я хоть на шаг к летной школе? Нет. Надо что-то ломать, действовать решительно… Эх, если бы сегодня можно было вскочить в какую-нибудь попутную машину и уехать!»

Подул резкий ветер с дождем. Он гнал мелкие листья березы, походившие на мечущихся желтых бабочек. Озеро точно осело, сделалось фиолетовым и у тростников покрылось пеной.

Кирилл вытер мокрое лицо рукавом и побежал к дому.

Колокол звал к чаю. Кирилл миновал столовую и направился к главному врачу.

Евгений Рудольфович любил неспокойную осеннюю погоду. Посвистывая, он аккуратно укладывал на полки шкафа сверкающие стеклом и никелем приборы. Гарибан удивился неожиданному приходу райкомовца. Внимательно вглядевшись во взволнованное лицо Кирилла, он как можно спокойней спросил:

— Что нас привело сюда? Почему такое сверкание в глазах?

В голосе его чувствовались снисходительная ирония и благожелательность. Кириллу хотелось сбить этот тон, и он сухо спросил:

— Никто сегодня не едет в город?

— А что стряслось?

— Надеюсь, вы читали статью в газете?

— Какую статью? О чем?

— Ту, в которой написано, что меня якобы кто-то угнетал и кто-то вызволил из небытия.

— А разве это не так? Корреспондент что-то напутал? — спрашивал Гарибан, разыгрывая добродушное удивление.

— Я не собираюсь уходить от Сомова, — ответил Кирилл.

— А этого и не нужно делать, он сам вас вычеркнул из списков. От него уходит только Ян Ширвис. Если вас тревожит, как ко всему отнесутся в райкоме, то можете не тревожиться, разговоры беру на себя.

— Я сегодня хотел бы попасть в город, — упрямо настаивал Кирилл.

Гарибан, видя, что райкомовца не разубедишь, с показным равнодушием сообщил:

— Минут через двадцать со мной едет Валин. Место в машине найдется. Н-да, не умеете вы, молодой человек, скрывать своих чувств.

Кирилл круто повернулся и помчался в свой корпус собираться в путь.

Когда, переодетый, он вернулся к коттеджу главного врача, там уже стоял готовый к отъезду Валин.

— Прощайте, я прибавил два кило, — мрачно сообщил толстяк. — Надо удирать из этого проклятого места.

Через несколько минут вышел Гарибан. Квадратные стекла его пенсне холодно сверкали. Не сказав ни слова, он жестом пригласил беглецов в легковую машину.

Парни уселись на заднее сиденье. «Эмка» рывком тронулась с места и покатила.

Гарибан сидел рядом с шофером и делал вид, что возмущен решением парней, но сам чутко прислушивался к их разговору.

Навстречу бежали пустые поля, темные деревья, столбы высоковольтной линии. Вдали сиял разноцветными роящимися огнями огромный город. Над ним нависло бледное зарево.

Толстяк сперва что-то говорил о горечи осени, о девушках, оставшихся в лагере, а потом вдруг вполголоса сознался, что не прибавление в весе погнало его в город, а потянула к себе работа, на которую он потратил уйму времени.

— Мне еще студентом довелось под наблюдением профессора заниматься аэродинамическим сопротивлением тканей, — рассказывал он. — Дело увлекательное. Я стал специализироваться. Года через три удалось установить, что ткани с большой воздухопроводимостью при раскрытии полотнища в воздухе не так резко встряхивают падающего человека, как это происходит теперь, когда парашюты изготовляются из плотного шелка. Кроме того, опыты показали — воздухопроницаемость ткани лишь незначительно изменяет скорость снижения парашюта с грузом. Тут у меня, конечно, возникла мысль: а нельзя ли, кроме ткани, найти еще наиболее выгодную форму полотнища? Почему она должна быть круглой, а не квадратной или какой-нибудь другой? Кем установлен этот закон? В общем, одно стало цепляться за другое… Ну и пошло, поехало. Из текстильщиков меня занесло в авиаконструкторы, и начались муки изобретательства. Правда, пока я не очень далеко ушел от конструкции Котельникова и француза Жокмеса, но кое-чего добился. А вчера пришла новая мысль. Вот я и лечу к своим чертежам и расчетам. Авось в этот раз не будет осечки.