Лесная крепость - Николай Гомолко

— Так ты выследил того негодяя? Или впустую убил время?

— Дядьку встретил, Макара Цапка, — совсем тихо произнес Алесь.

— Что ты мелешь? — не понял отец. — Ну встретил, и черт с ним. Ты мне про доносчика расскажи. Видел его? Приходил?

— Дядька тот доносчик… Дядька Макар.

— Ну ты! — Хоть в сенях было темно и Алесь не видел отцовского лица, но представил, как сдвинул он сейчас брови. Отец схватил сына за плечи. — Брось свои шутки! Дело говори.

— Не шутки это, тато… Правда. Это он приходил в комендатуру, когда завечерело, он…

— Не может быть! — повторил отец. — Не может этого быть. Как же так?.. Этого еще не хватало! — Он повернулся к Алесю и положил руку ему на плечо: — Говори, как было, может, ты все-таки ошибся!

Алесь рассказал по порядку, со всеми подробностями, как провел день.

Отец молчал. Оба сидели, словно окаменев. Только за стеной в хлеву тяжело вздыхала корова, да где-то в сенцах от ветра поскрипывала дверь.

— Эх, сынок, лучше бы ты не ходил на это задание, не первый бы узнал недобрую весть. Макар — предатель! Кто бы мог подумать? Ну, зряшный был человек, так мало ли на свете таких!.. Но чтоб предатель!.. И револьвер, говоришь, при нем?.. Ну так как же нам теперь быть? Ведь все же какой-никакой, а родственник!

— В комендатуру привезли каких-то людей. Я видел: их по двору вели, били прикладами…

— Добре, сынок. Про то, что ты знаешь, молчок. Не дай бог…

— Понимаю, тато.

— Матери тоже не говори.

— Ладно, тато.

Они еще долго молча сидели в темных сенях, лишь изредка перекидываясь словами.

…Дядьку Макара больше не вспоминали, не говорили о нем. Но Алесю захотелось во что бы то ни стало заполучить дядькин револьвер. Даже ночью ему снился этот револьвер. Хотел было посоветоваться с отцом, как ловчее завладеть заветным оружием, но, помня, что тот тяжело воспринял недобрую весть о свояке, пока не решался.

Ложбинка с ольховой рощицей со следующего же вечера была взята Алесем под наблюдение. Уже два дня подряд, как только смеркалось, Алесь бросал все дела и, перескочив через шаткую изгородь, выбирался на тропки, что за гумном. Они и приводили его к лощинке.

Третий день выдался дождливый, и Алесю расхотелось идти. Он подумал, что и дядька вряд ли вылезет в такую пору из своей хаты. Но в последний момент Алесь все же решился. Накинув на плечи курточку, он тихо вышел из дома. Все небо было обложено тучами, накрапывал мелкий, но спорый дождь. Перепрыгивая через лужи, Алесь побежал напрямик, через картофельное поле. Мокрая ботва хлестала его по ногам, дождь сеял не переставая. Алесь досадовал на себя — ну кого понесет нелегкая в такое ненастье? Наверняка и эта вылазка ничего не даст.

Однако все получилось не так, как думал Алесь. Он запустил руку в знакомое дупло и почувствовал холод металла. Сердце заколотилось. Скорей, скорей! Вот он, револьвер! Ага, дяденька Макар! Теперь ты обезоружен! Алесь засунул револьвер за пазуху и что есть духу помчался домой. Остановился передохнуть он только в поле. Достал оружие, осмотрел: дуло с мушкой на конце, барабан с вырезами на боках, в барабане патроны.

Не верилось Алесю, что стоит он с револьвером в руках. Интересно, где дядька раздобыл его? Носил, конечно, для храбрости, как говорят, на всякий случай.

…Дома Алесь спрятал находку в хлеву на чердаке, под соломенной крышей. Теперь-то уж он потренируется в лесу, поучится меткой стрельбе!..

И тут пришла беда.

Самое страшное и неожиданное началось с кражи этого проклятого револьвера. Позарился на него, а что с отцом стало?!

…Не найдя револьвера в потаенном месте, Макар Цапок кинулся в кусты, обшарил их, надеясь еще увидеть и схватить вора, может, тот не сумел далеко уйти? Тем временем Алесь уже сидел на чердаке и примеривался, где бы получше спрятать в сене револьвер.

Кто-то выследил его, рассуждал Макар, это значит: его хождения в комендатуру кому-то известны… При этой мысли лоб у Цапка покрылся холодной испариной.

И другое понял Макар: кража револьвера не самая худшая из бед. Теперь жди другую, более грозную. Узнают обо всем односельчане — разделаются с ним.

Испугался Цапок, сжался в комок от предчувствия опасности. И первым делом кинулся за помощью к немцам: так и так, мол, возьмите под охрану, ведь служу вам верой и правдой. Комендант выслушал Макара, заверил, что ничего с ним плохого случиться не может, а полицаи будут наготове. Пусть только знак подаст.

…Отец Алеся в эти дни тоже был в тревоге. Как поступить? И какой же дьявол подтолкнул под ребро свояка, полез к немцам, как та муха в смолу. Неужели не понимает, что в беду попал? После долгих раздумий решил Прокоп не открывать пока позорной тайны людям, пойти самому к Макару и там по-свойски, откровенно обо всем поговорить.

Сказано — сделано. Выбрал свободный день — как раз была суббота — и после полудня отправился в Ляховичи. Алеся в это время не было дома, он собирал бобовник на болоте. Вернулся с тяжелой вязанкой. Узнав от матери, где отец, мальчик встревожился не на шутку. Понимал: не получится у отца с дядькой свойского разговора.

Быстренько переоделся он в чистую одежку и, сунув револьвер в карман, выскочил на дорогу, что вела в Ляховичи.

Но парнишка опоздал. Там уже разворачивались такие события, что земля ходила ходуном.

…Прокоп увидал свояка во дворе. Тот обтесывал большую колоду, собирался, видно, менять в хате нижний венец сруба.

— Здорово, Макар!

Макар искоса глянул на гостя, хмуро кивнул:

— Здорово, Прокоп. — Он отложил в сторонку топор, присел на колоду. — Садись, свояк. Правды в ногах нет.

Макар предложил отцу закурить, насыпал в закрутку мелкой отборной махорки.

— Еще наша, советская? — спросил Прокоп.

— Кончается, — не поднимая глаз, буркнул Макар. — Что тогда в кисет насыпать? Черт его знает. Хоть суши ольховые листья…

— Ой не прибедняйся, свояк, — пошел напрямик Прокоп. — Всегда-то ты ноешь. Все тебе мало.

Макар недобро посмотрел на Прокопа, ухмыльнулся в усы, проворчал:

— Не учи меня. И свои подковырки оставь!

— Авось, свояк, и поучу. Уж ты не сердись, что скажу правду. Нельзя так жить, как ты живешь. Опомнись…

— Что-о? — взъярился Макар. Руки его затряслись, табак просыпался. — Так это ты за мной следишь? И теперь пришел выведывать? Гад ты, гад подколодный. А ну выметайся с моего двора!

Макар вскочил и бросился к топору.

Прокоп не ожидал, что свояк так разъярится. Он не успел отскочить в сторону — и топор врезался в каблук сапога. Если бы чуть выше — тут и сел бы отец в окровавленный песок. Но убегать, как трус, Прокоп не стал. Он подлетел к Макару, и они схватились за грудки. Прокоп подмял Макара под себя, и тот взревел, стараясь освободиться.

Из хаты выбежали два сына Макара, парни-подростки, бросились на подмогу отцу. Один из парней схватил Прокопа за ноги, другой стал молотить его кулаками по спине, по голове. Теперь отец оказался под Макаром.

— Бейте, сынки, окаянного, насмерть бейте! Теперь наша сила, наша правда. Сдохнет — туда ему и дорога! Указчик нашелся!..

Песок набился в рот и в нос Прокопа, он задыхался. Неожиданно во двор ворвались полицаи. Схватили Прокопа, связали ему руки и повели по селу.

А в это время Алесь уже был в Ляховичах. Увидел людей на улице, услышал возбужденный говор. От недоброго предчувствия ворохнулось сердце. Кинулся через чей-то незнакомый двор на середину села. Притаился у забора, лег в крапиву и стал следить, что делается на улице.

Вот появились полицаи с карабинами и повязками на рукавах. На головах пилотки. И среди них, задыхаясь и кашляя, медленно брел отец. Голова его низко опущена, лицо окровавлено, все в грязи, новая сатиновая рубаха разорвана.

Алесь заплакал. «Что я наделал? Зачем взял револьвер, зачем?» — корил он себя. В голове одна мысль: «Что будет с отцом?» Так пролежал Алесь в траве до самого вечера — показываться здесь ему сейчас небезопасно.

Дома Алесь ничего не сказал матери про беду. Думал: лучше после, может, еще что изменится, может, отец убежит от полицаев или его отпустят.

Но назавтра уже весь Сырой Бор гудел новостью: Прокоп Каляда арестован!

Подробностей никто не знал. Говорили: вина, мол, его небольшая — со свояком подрался. С кем не бывает. За это немцы карать не будут. Подержат день-два в остроге и выпустят. А Алесь понимал: Макар не пощадит отца, не пощадят его и немцы.

На третий день мать отправилась в Митковичи, где помешалась местная тюрьма, понесла мужу передачу. Низко кланяясь, милостью божией просила охранников передать ему какой-никакой деревенский харч.

Передачу охранники взяли, а через полчаса оповестили, что Прокопа Каляды в остроге нет.

— Как нет? — не поняла мать. — Разве его выпустили?