Блез Паскаль - Галина Стрельцова

Но если для нас остается нераскрытой тайной предмет любви Паскаля, то зато мы хорошо знаем о тех возвышенных чувствах, которые он испытывал по отношению к любимой женщине. От тех лет сохранился удивительной искренности документ — небольшое, но очень емкое по содержанию «Рассуждение о любовной страсти». Оно принадлежит к философско-любовной лирике. Это исповедь великого ума и горячего сердца, с неподдельной откровенностью повествующая о незабываемых радостях и горестях любви. Но это не эмпирическое описание, а философско-обобщенное размышление о любви и ее необходимых и неизбежных проявлениях как атрибутах возвышающей человека страсти.

«Рассуждение» написано в духе процветавшего в то время искусства классицизма с его культом разума и гармонии между разумом и страстями, истиной и красотой, чувствами и добродетелью. Здесь еще нет того трагического разлада между сердцем и разумом, который позже станет грустным лейтмотивом знаменитых «Мыслей» Паскаля и который созвучен главной теме великих трагедий Расина. Напротив, светлая корнелевская вера во взаимное обогащение чувств и разума пронизывает это произведение Паскаля. Разум — это «глаза любви». Пусть поэты не изображают любовь слепой, как бы с повязкой на глазах. Необходимо снять повязку, чтобы любовь была поистине человеческой, а не животной страстью. Поэтому для Паскаля «любовь и разум есть лишь одна и та же вещь» (см. 14, 288–289). Величие любви в ее согласии с разумом: «В великой душе все велико…Чистота души порождает чистоту страсти: вот почему великая и чистая душа любит пылко и отчетливо видит то, что она любит» (там же, 286). Отсюда человек рожден не только для того, чтобы мыслить, говорит Паскаль, но и для того, чтобы испытывать наслаждение.

Первое следствие великой любви, по мнению Паскаля, состоит в глубоком уважении того, кого любят, так что нет никого более достойного в целом мире. «Но уважение и любовь должны быть соразмерными друг другу с тем, чтобы уважение не подавило любви» (там же, 289). К «великим душам», продолжает Паскаль, не относятся те, которые «любят часто». Нет, необходимо настоящее «половодье чувств», чтобы всколыхнуть их и заполнить без остатка. Но если уж они полюбили, то их любовь не может быть скоро преходящей (см. там же).

Нет ничего на свете превыше любви — Паскаль не изменит этому выводу всю свою жизнь. Всеми силами своей познавшей одиночество и исстрадавшейся души Паскаль протестует против одиночества. Для него «одинокий человек представляет собой нечто несовершенное, необходимо ему найти другого, чтобы стать счастливым» (там же, 287). Трудно представить, чтобы столь проникновенно мог писать о любви человек, знавший ее лишь по книгам. Прав М. М. Филиппов, который считает это «Рассуждение» «красноречивее всякого признания» (57, 35). Известно, что в те годы Паскаль собирался купить должность и жениться, но «судьба» распорядилась иначе: он так и не узнал ни семейного счастья, ни счастливой любви. Нерастраченные силы его великой души впоследствии безжалостно поглотит религиозная пучина.

В доме герцога де Роанне Паскаль познакомился с характерными и любопытными для него представителями светского «либертинажа» (вольнодумства), которые любили щеголять как своим показным безбожием, так и легковесным отношением к вопросам морали. Но от атеизма они были столь же далеки, как и презираемые ими святоши. Их вольные речи и салонное остроумие, праздный образ жизни и парадное осуждение суеты сует создавали в душе Паскаля новые впечатления. Впрочем, он скоро узнал им настоящую цену и стал откровенно скучать в их обществе.

Наиболее яркой и интересной фигурой среди них был так называемый кавалер де Мере, образец honnete homme (порядочного человека) в светском обществе XVII в. Он отличался от других «либертенов» солидной образованностью и определенным вкусом к философии, литературе и наукам, в том числе и к математике. Хорошо зная древние языки, он любил цитировать античных авторов, поражая светских молодых людей своей ученостью и «мудростью». По возрасту он годился многим из них в отцы и не без тщеславия играл для них роль «учителя жизни». Он был старше Паскаля на 16 лет и отнесся к знакомству с «этим буржуа» любезно, но не без высокомерия. Он принял по отношению к известному ученому тон снисходительного ментора и поучал его, как школьника, чем и заклеймил сам себя в мнении потомства. Кавалер наивно считал себя знатоком математики, но полагал, что для света эта наука совершенно бесполезна. Выше геометрического разума с его доказательствами он ставил интуитивный «тонкий ум», обладателем которого мнил себя в противовес Паскалю. Паскаль упоминает об этих двух видах ума и в «Рассуждении о любовной страсти», и в «Мыслях» (см. ниже, гл. III). Кавалер де Мере пробовал свои силы и на литературном поприще, оставив после себя несколько томов сочинений, в том числе два тома писем со множеством житейских афоризмов (см. подробнее: 92, гл. II).

Но главная страсть кавалера заключалась в азартных играх. Он-то и предложил Паскалю решить две задачи из области этих последних: сколько раз надо бросать кости, чтобы выпало наибольшее число очков и как разделить ставку между игроками, если игра не окончена? Для кавалера эти вопросы имели чисто практическое значение, а Паскаль подошел к ним как математик и в высшей степени теоретически. О второй задаче де Мере Паскаль сообщил Пьеру Ферма в Тулузу. Оба ученых блестяще решили ее независимо друг от друга и каждый оригинальным способом. Но результат получился совершенно тот же, что привело в восхищение Паскаля, который радовался тому, что в Париже и в Тулузе «истина одна и та же» (см. 14, 43). Так закладывались в XVII в. основы теории вероятностей. Аналогичные задачи решал и X. Гюйгенс, который разрабатывал свою методику, издав в 1657 г. сочинение «О расчетах в азартных играх». Дальнейший скачок в развитии теории вероятностей был сделан в книге Я. Бернулли «Искусство догадки» (1713).

«Теория» азартных игр давно интересовала ученых как частный случай исследования возможности упорядочить случайные события. До Паскаля ею занимались Лука Пачоли в XV в., Кардано и Тарталья в XVI в., отчасти Г. Галилей в XVII в., но все они не достигли четких и однозначных результатов, как Паскаль, Ферма и Гюйгенс. При решении задач де Мере Паскаль легко находил число сочетаний из n элементов по k элементов; производил сложение и умножение вероятностей, оперировал понятием математического ожидания (см. 42, 350–360). При этом он использовал свой арифметический треугольник, операции над числами которого помогали ему для решения вероятностных задач. В «Трактате об арифметическом треугольнике» (1654) он исследует свойства биномиальных коэффициентов при возвышении бинома в любую целую положительную степень (частный случай бинома Ньютона). Паскаль находит их, впервые в истории математики сознательно применяя метод полной математической индукции, — способ рассуждения от n к n+1. К «Трактату об арифметическом треугольнике» примыкает ряд других математических работ Паскаля («Трактат о числовых порядках», «О сочетаниях» и др.), и он намеревался продолжать работу в данном направлении, но… этот плодотворный период его математического творчества был прерван одним неожиданным обстоятельством, круто повернувшим жизнь ученого в другое русло.