Сумерки - Стефани Майер

Теперь мне было нечем заняться, разве что воспитывать в себе силу воли, стараясь не глядеть на Каллена. Напрасный труд — я все-таки подняла глаза. Он смотрел на меня все с тем же необъяснимым выражением тревожной досады на лице. И тут я поняла, что в нем изменилось.

— Ты что, одел линзы? — не подумав, ляпнула я.

Мой неожиданный вопрос, казалось, сбил его с толку.

— Нет.

— Кажется, в прошлый раз у тебя глаза были какие-то другие, — пробормотала я.

Он пожал плечами и отвернулся.

На самом деле, я не ошиблась. Я живо помнила непроницаемо-черный цвет его глаз, когда он в прошлый раз смотрел на меня с ненавистью — этот цвет так не вязался с бледностью кожи и теплым оттенком рыжевато-каштановых волос. Сегодня его глаза были совсем другими — цвета охры. Темнее, чем ириски, но того же золотистого тона. Непонятно, как такое могло быть, наверное, он соврал насчет линз. А может быть, в Форксе я начала сходить с ума в буквальном смысле слова.

Я посмотрела вниз: его руки снова были сжаты в кулаки.

Мистер Беннер подошел к нашему столу, чтобы понять, почему мы бездельничаем. Он увидел, что лабораторная работа сделана, и взял в руки наш листок, чтобы проверить ответы.

— Ну, Эдвард, не кажется ли тебе, что Изабелле тоже надо было дать возможность посмотреть в микроскоп? — спросил учитель.

— Белле, — автоматически поправил Эдвард. — Вообще-то, она определила три из пяти.

Теперь мистер Беннер смотрел на меня со скептическим выражением на лице.

— Ты уже делала эту работу? — спросил он.

Я смиренно улыбнулась:

— Только не на клетках корня лука.

— Бластула сига?

— Да.

Мистер Беннер кивнул.

— В Финиксе у тебя была углубленная программа по биологии?

— Да.

— Ну что ж, — сказал он, чуть помедлив. — Хорошо, что вы двое сидите вместе. — И пробормотал что-то еще, удаляясь. Я снова принялась разрисовывать обложку тетради.

— Жаль, что снег растаял, да? — спросил Эдвард. У меня возникло чувство, что он заставил себя вновь завязать разговор. Меня опять захлестнула паранойя. Он словно подслушал нас с Джессикой за обедом и теперь старается доказать мне, что я была неправа насчет него.

— Да не особенно, — честно ответила я, вместо того, чтобы притвориться, что я такая же, как все. Все еще мысленно стараясь развенчать нелепые подозрения, я не могла сосредоточиться на разговоре.

— Ты не любишь холод, — это не было вопросом.

— А также сырость.

— Должно быть, тебе нелегко жить в Форксе, — предположил он задумчиво.

— Даже не представляешь себе, до какой степени, — мрачно пробормотала я.

Казалось, его очаровал мой ответ, правда непонятно, почему. Его лицо настолько отвлекало мое внимание, что я решила смотреть на него не чаще, чем того требовала простая вежливость.

— Почему тогда ты приехала сюда?

Никто еще не спрашивал меня об этом настолько прямо и требовательно.

— Это сложно понять.

— Я постараюсь, — он настаивал, почти давил.

Я выдержала длинную паузу, но совершила роковую ошибку, вновь посмотрев на него. Взгляд его глаз цвета темного золота спутал все мои мысли, и я бесхитростно ответила:

— Мама снова вышла замуж.

— Звучит вполне понятно, — не согласился он, но в его интонации мне послышалось неожиданное сочувствие. — Когда это произошло?

— В сентябре, — мой голос показался грустным даже мне самой.

— И он тебе не понравился, — предположил Эдвард.

— Нет, Фил отличный. Ну, может быть, слишком молод, но вообще-то он очень милый.

— А почему ты с ними не осталась?

Я не могла понять, чем был вызван его интерес. Эдвард продолжал смотреть на меня пронизывающим взглядом, словно ему было жизненно важно узнать мою скучную историю.

— Фил много путешествует. Он бейсболист, — я слегка улыбнулась.

— Может быть, я о нем слышал? — спросил он, улыбнувшись в ответ.

— Скорее всего, нет. Как профессионал он слабоват. Никак не может пробиться из низшей лиги. Поэтому приходится часто переезжать.

— И мама отправила тебя сюда, чтобы можно было сопровождать его в поездках, — он снова высказал предположение, а не задал вопрос.

Я гордо подняла подбородок:

— Мама меня не отправляла. Я сама себя отправила.

Его брови сошлись на переносице.

— Я не понимаю, — он признал поражение и был без всякой на то причины этим раздосадован.

Я вздохнула. Ну зачем я ему все объясняю? Он продолжал разглядывать меня с явным любопытством.

— Она поначалу оставалась со мной, но очень скучала по нему. И была несчастна… Поэтому я решила, что настал как раз подходящий момент уделить немного времени Чарли, — мой голос совсем упал к концу этой фразы.

— Ну, и теперь несчастна ты, — подчеркнул Эдвард.

— И что?.. — с вызовом спросила я.

— Кажется, это несправедливо, — он пожал плечами, но его глаза не отпускали меня.

Я невесело рассмеялась.

— А тебе еще никто не говорил? Жизнь вообще несправедлива.

— Слышал что-то подобное, — сухо согласился он.

— Ну так вот, — я упрямо гнула свое, удивляясь, почему он продолжает пристально смотреть на меня.

Он оценивающе прищурился.

— Что ж, отличный спектакль, — медленно произнес он, — Но я охотно побьюсь об заклад на то, что ты никому не позволишь увидеть, как сильно страдаешь на самом деле.

Я скорчила ему рожу, с трудом подавив желание высунуть язык, как пятилетняя девочка, и отвернулась.

— Я неправ?

Я старалась его не замечать.

— Едва ли, — самодовольно пробормотал он.

— Какое тебе дело до этого? — раздраженно спросила я. Не глядя на него, я внимательно следила за тем, как Беннер нарезает круги по классу.

— Хороший вопрос, — тихо, спокойно сказал он, и я подумала, что он обращается к самому себе. Но так как наступило молчание, я поняла, что это был ответ и другого я не получу. Я вздохнула и стала сердито разглядывать доску.

— Я тебя раздражаю? — весело спросил он.

Не подумав, я посмотрела на него… и снова сказала правду.

— Не совсем так. Я сама себя раздражаю. У меня вечно все на лице написано. Мама зовет меня своей «открытой книгой». — Я нахмурилась.

— А я вот, напротив, с трудом читаю тебя, — вопреки всему тому, что я успела наговорить, и о чем он сумел догадаться, эти слова прозвучали без тени иронии.

— Должно быть, ты проницательный читатель, — ответила я.

— Как правило, да, — он сверкнул широкой улыбкой, обнажив ряд безупречных, неправдоподобно белых зубов.

Мистер Беннер громко потребовал внимания, и я с облегчением переключилась на него. Я не могла понять, каким образом умудрилась поделиться мрачными подробностями своей жизни с этим странным красивым парнем, который, возможно, презирал меня. Еще недавно он, казалось, был полностью поглощен нашим разговором, а теперь я видела краем глаза, что он снова отклонился от меня, а его рука с нескрываемым напряжением вцепилась в край стола.