Юнги с Урала - Алексей Леонтьев

65

5 А. Леонтьев

Фамилии остальных, не прошедших строгие флотские комиссии, в памяти не сохранились.

Получить долгожданную флотскую форму в тот день не удалось. Едва успели пройти комиссии, в кабинеты, где они заседали, краснофлотцы из Экипажа стали заносить какое-то мудреное оборудование. Распространился слух, что доставляемые туда приспособления и аппаратура предназначены для более тщательной проверти состояния здоровья будущих юнг. Сердце екнуло — неужели еще раз придется проходить медицинскую комиссию? К счастью, обошлось, во всяком случае для тех, кто приехал раньше других и успел побывать на обследованиях. Для нас было уготовано другое. В комнате, где мы раздевались, свежеиспеченных юнг ждал рассыльный по Экипажу.

— Всем быстро в мыльню! — скомандовал он.

Что такое «мыльня», никто из нас не знал, потому все застыли в недоумении.

— Ну, чего стоите как вкопанные? — прикрикнул он. — Сказано, пора идти в баню, значит, надо спешить.

— Банька — дело хорошее, — заметил Женя Григорьев. С этим мальчишкой я познакомился во время прохождения медицинской комиссии. Парень он был общительный, добрый, спокойный, хотя в спорах, похоже, горячий. За несколько минут я успел узнать почти всю его биографию. Мать Жени в дни, когда мы направлялись к Архангельску, переезжала в наш областной центр — город Молотов. Это обстоятельство нас очень сблизило. Григорьев сразу же стал считать молотовчан своими земляками, держался к нам поближе.

В Школу юнг Женя, как и большинство из нас, попал не без приключений. Мать Жени, Мария Никитична, работала инструктором по охране рыбных богатств. Сын любил бывать с ней в командировках. Охотно брался за весла. Вместе с ней объезжал места возможного браконьерства. Постоянная близость к воде побудила его читать

много книг о море, рыбаках, военных моряках. Проглатывал он их залпом. Постепенно и у самого зародилась мысль стать военным моряком. Впервые о своем желании Женя заявил матери в начале войны. В том, что решение сына было серьезным, она убедилась год спустя, когда в школу, где учился Женя, приехал какой-то моряк и стал отбирать ребят для учебы в Школе юнг.

В тот день Женя прибежал из школы взволнованным.

— Мама, разреши. Я так хочу стать военным моряком! — заявил он прямо с порога.

Мать выслушала сына и твердо сказала:

— Ни в коем случае!

Женя как-то сразу помрачнел, сжался, уткнулся головой в подушку. «Притворяется», — подумала Мария Никитична, ласково приподняла его голову — по щекам сына, чего никогда раньше не бывало, текли слезы.

— Я комсомолец. Стоять в стороне от борьбы с врагом не могу. Иначе перестану себя уважать, — со слезами на глазах, но твердо, по-взрослому, заявил Женя. — Я уже и заявление написал. Правда, твое согласие нужно. Распишись, пожалуйста...

И тетрадный листок в полстранички величиной оказался в руках матери. В нем торопливой рукой сына было написано:

«В горком комсомола от гр. Григорьева Е. Н.

Заявление

Убедительно прошу принять меня в Школу юнг. Очень хочу бить ненавистного врага.

К сему прилагаю свои документы.

Е. Григорьев.

5 июля 1942 года».

Делать было нечего, мать согласилась. И вот Женя вместе с нами.

— Давно в баньке не был. Все гражданские грехи

смоем, — с радостью сказал он и, подхватив свой тощий вещмешочек, первым побежал к дверям. Мы устремились за ним.

— Идите вниз по трапам. Тут недалече. Баня на барже! — кричал нам вслед рассыльный.

Прибежали. Но прежде чем мыться, пришлось стричься. Во всех четырех углах предбанника будущих юнг поджидали краснофлотские парикмахеры.

— А как будем стричься? — обращаясь к нам, спросил Женя.

— Как положено, под машинку, — спокойно, но в то же время твердо сказал вошедший пожилой моряк-банщик.

А из углов уже неслись нетерпеливые голоса лязгающих ножницами парикмахеров:

— Присаживайтесь! Не стесняйтесь! Сейчас всех под нуль оболваним...

Хоть и жаль было шевелюру, но спорить не приходилось. Краснофлотцы-парикмахеры и сами были острижены наголо.

— Длинные волосы — доброе житье для вши, — раздавая малюсенькие кусочки мыла, разъяснял банщик. — А где вша, там и хвори. Ни то, ни другое моряка не красит, на флоте лишнее, особенно в военное время — мешает врага бить.

Женя первым сел на стул готового к работе парикмахера. Его примеру последовали и мы. Не прошло и часа, как все стали лысыми, если не считать жесткой щетки торчавших во все стороны волос на голове каждого.

— А теперь раздевайтесь! Каждый свое белье и другие вещички должен аккуратно увязать в узелок, сверху, чтобы не потерялись, положить записку с указанием своей фамилии, имени и отчества. И марш мыться! — скомандовал банщик.

Натирая голову казенным мылом, безжалостно елозя

по своему телу и спинам товарищей новенькой мочалкой, я с удивлением отметил, насколько мы еще малы, да к тому же худы, особенно мальчишки, приехавшие из блокадного Ленинграда. Кожа да кости. С одним из ленинградцев, Сашей Ковалевым, я уже познакомился. Небольшого роста, влюбленный в технику, мечтавший стать корабельным мотористом, он был настолько истощен, что казалось, через кожу просвечивают не только ребра, но и ссохшиеся от недоедания внутренности. Это Саше врач на медкомиссии сказал:

— А то, что худой, ничего. На флотских харчах поправишься.

Хотелось в зто верить. В Экипаже только и говорили о морских пайках для плавсостава, подводников и морской пехоты, обедах из трех блюд с компотом. Думалось, что, наверное, и нас не обидят.

Ребята, приехавшие из деревень, городов Урала и Поволжья, в торя числе и прикамцы, сбегали еще в трюм баржи, где была оборудована жаркая парилка. С удовольствием погрелись на полках, похлестали себя березовыми вениками.

Смывали с себя накопившуюся за дорогу грязь долго, старательно. Наверное, мылись бы и еще, но вошел банщик и объявил:

— Закругляйтесь, ребятки. Час прошел — пора и честь знать. И другим помыться надо. Ведь не на век моетесь. Каждую неделю в баню ходить будете — таков на флоте порядок. Обкатитесь и прошу сюда, — и он указал на дверь, противоположную той, через которую мы входили.

—- Нам не туда! — крикнул кто-то. — Наше белье вон за той дверью осталось.

— Все верно. Только вас ждет другое белье — настоящая морская форма.

Слова банщика заглушило звонкое ребячье «Ура-а!»

Комната, в которую нас направил банщик, была раз-

делена столами на две части и таким образом превращена в своеобразную баталерку-кладовку. В большей части оказались мы, в меньшей за столами стояли пожилой старшина-баталер и его помощницы — девушки-краснофлотцы, те самые, что водили нас по кабинетам врачей. На столах, как мы сразу догадались, лежали аккуратные стопки предназначенного для нас обмундирования. Его было так много, что глаза разбегались. Не сразу можно было сообразить, что для чего. Белье постельное, нижнее, верхнее — все, начиная от наволочек и наматрасников, от носков, кальсон, тельняшек до шинелей и бескозырок. Сначала мы этому несказанно обрадовались, но тут же разочаровались.

— А где форменка и брюки-клеш? — спросил Володя Лыков.

— А у меня бескозырка без ленточки, — заволновался Ваня Семенов.

— Ремня нет! — возмущались Саша Ходырев, Валя Рожков и Володя Дьяков.

— Вместо красивой морской формы подсунули парусиновую, — чуть не плача, сообщил Ваня Неклюдов.

— А слюнявчик зачем? Что я, маленький? — недоумевал Ваня Умпелев. — Шишеньки, не надену.

Поднялся такой шум, что перекричать будущих юнг баталер и девчата-краснофлотцы даже не пытались. Пусть, мол, пошумят, надоест — перестанут. Но мы не переставали до тех пор, пока в баталерку не вошел Дубовой. С его появлением ребята поутихли, а когда заметили на рукавах кителя полюбившегося командира не среднюю и узкую нашивки, а две средних, и вовсе замолчали.

— Поздравляем с получением звания старшего лейтенанта, — чтобы хоть как-то сгладить наше не совсем достойное поведение, громко сказал я и тут же подумал: «Ну и время же нашел для поздравления, ведь все голые».

— Я зашел сюда не для принятия почестей, — улыбнулся Дубовой, — а узнать, по какому поводу поднят шум. Слышно даже на улице.

— Форма не та... Не морская какая-то... — опять загудела баталерка.

Дубовой поднял руку — все замолчали.

— А вам форма для гулянок или для службы нужна? Здесь флиртовать негде, да и не время. Придется нести службу, выполнять определенные флотские обязанности. Это дело повседневное. Вот и форма обычная, рабочая. Придет время — будет у вас и парадная. Все, что положено военному моряку: и суконные форменки, и бушлаты, и ленточки к бескозыркам, и хромовые ботинки...