Закон меча - Силлов Дмитрий Олегович sillov

И немедленно мне по ушам ударил истошный визг. Тварь орала так, что того и гляди барабанные перепонки лопнут. Я зажал ладонями уши, чтоб не оглохнуть, но смотреть, само собой разумеется, продолжал.

А паукообразная пакость тем временем схватилась за меч всеми лапами, дернула – и, не удержавшись на краю дупла, свалилась вниз, разбрызгивая во все стороны темно-зеленую жидкость, брызжущую из раны.

Я же не стал ждать, пока человекопаук выдернет из себя меч. Подбежал, заехал с ноги по кривой харе, словно по футбольному мячу. Членистые лапы отпустили меч и рванулись ко мне, но я, поднырнув под них, выхватил из раны практически уже вытащенный тварью меч – и изо всех сил ткнул им в глаз монстра.

Бьющий по ушам визг прервался, сменившись хрипом. Тварь дернула еще раз своими многочисленными конечностями и затихла…

Кажется, я победил на этот раз. Правда, на лицо попали капли крови монстра и теперь слегка жгли. Неприятно. Я стер их рукавом… и увидел на материи пузырящийся лоскут собственной кожи.

Боли не было, лишь небольшое жжение. Но нетрудно понять, что происходит: ядовитая кровь твари растворяла мое лицо: щеки, лоб, подбородок просто медленно сползали вниз. Видимо, в той крови содержался какой-то мощный анестетик, потому я практически ничего не чувствовал… Но понимал – процесс идет медленно, зато неуклонно, и скоро яд доберется до костей. Нужно было что-то делать, и быстро…

Есть у моей «Бритвы» отличное качество – она не режет мясо своего хозяина, зато замечательно сносит все остальное. Потому бриться ею одно удовольствие: провел по щеке, нажимая довольно сильно – и все, второго раза не потребуется, кожа гладкая настолько, что аж неприятно на ощупь, так как тактильные ощущения неестественные. Даже если побрился дорогим станком, все равно микрошероховатости чувствуются. А тут морда будто у отполированной мраморной статуи, да еще и теплая к тому же. С непривычки раньше хотелось руку отдернуть, потом привык…

Однако сейчас мне нужно было вовсе не побриться.

Я бросил меч на траву – и мой нож молниеносно выскользнул из руки, будто ждал приказа.

И я начал им работать…

Странное ощущение, конечно, когда чувствуешь, как острый металл срезает с твоего лица куски плоти. Уже мертвой, пропитанной смертельным ядом, но еще минуту назад твоей. На траву падали почерневшие лохмотья кожи, бровь шлепнулась, кусок носа. Я смотрел на это, мысленно, словно мантру, повторяя, что «Бритва» никогда не смахнет лишнего, и продолжал скрести лицо, чувствуя, что порой лезвие уже скользит по кости…

Наконец жжение прекратилось, процесс, похоже, остановился, так как нож уже больше ничего не срезал. Хорошо еще, что яд на глаза не попал, иначе пришлось бы в глазнице ковыряться клинком, а это очень неудобно делать широким боевым ножом.

Я осторожно пощупал свою щеку – и дотронулся до зубов. Жесть… В щеке была существенная дыра, но не болезненная, покрытая мягкой пленкой, будто так и было задумано. Остальное я трогать не стал, отметив лишь, что дышать стало легче – ну да, когда вместо носа две дыры, воздух проходит свободнее. И губы с подбородком, кстати, целыми остались. И уши. Ну и нормально.

Я по поводу своей внешности особо никогда не парился, потому можно считать, что все закончилось неплохо. Я жив, враг мертв, а в зеркало смотреться я никогда не любил. Так что нечего там разглядывать. А вот с оружием, конечно, определиться надо.

У оружия, которым я сразил чудовище, тоже случились проблемы. Клинок ядовитая кровь подъела существенно, отчего меч стал короче на треть. Что, в принципе, меня устроило: таскаться со здоровенным двуручником по лесу – занятие не из приятных. И хотя выглядело оружие примерно так же, как моя морда, все в кавернах, но это всяко лучше, чем сучковатая палка, например. Так что меч я решил взять с собой, пока ничего более качественного не найду – «Бритва», конечно, сказочное оружие последнего шанса, но в этом мире все-таки предпочтительно иметь в руках длинномерный клинок.

Я опустил руку с «Бритвой», мысленно приказывая ей вернуться обратно в ладонь, и даже зажмурился слегка, готовясь к всплеску боли, – но вместо этого ощутил рывок!

Мой нож, не раз выручавший меня в битвах и ни разу не ослушавшийся приказа, на этот раз положил на него с пробором. А именно – вырвался из моей руки и, вонзившись в рукоять меча, лежавшего на земле… расплавился. Растекся по изъеденному ядом клинку и впитался в него, словно вода в губку, лишь сияние разлилось по мечу. Даже не по нему. Мой нож как бы влился внутрь клинка, и сейчас свет немыслимым образом пробивался сквозь металл, будто это была не сталь, а стекло.

Я похлопал глазами, пытаясь понять, не глюк ли это после пережитого – все-таки не каждый день с черепа собственное лицо срезаешь. Да нет, шиза́ вроде пока меня стороной обошла. Лежит себе на траве меч со следами глубокой коррозии и светится слегка, как некогда светилась моя «Бритва».

Я, признаться, в этот момент даже бо́льшую утрату ощутил, чем когда морду с себя соскоблил. Привык к своему ножу, который вообще в последнее время стал со мной чуть ли не единым целым – и вдруг бросил хозяина ради покоцанной железяки.

Но я с горечью утраты быстро справился. Когда тебя бросают, еще неизвестно, кому повезло; по крайней мере никто больше в руку лазить не будет, чего я каждый раз ожидал с содроганием, ибо привыкнуть к такой адской боли просто нереально. К тому же, как говорится, бойтесь своих желаний: хотел меч – получи меч. Может, «Бритва» просто услышала мои мысли и решила, что в качестве меча пригодится мне больше. Что ж, остается надеяться, что она передала свои свойства этой изъеденной ядом железяке.

Ладно, с оружием, надеюсь, разобрались. Оставалось найти защиту получше, чем крестьянская одежда.

А поискать было где.

Когда монстр из своего дупла вываливался, видать, лапой зацепил довольно толстую цепь, и сейчас она свешивалась книзу, поблескивая желтым в свете гнилушек. Золотая, что ли? Интересно, а что там у твари еще в гнезде заныкано?

Прислонив меч к вековому дубу, я залез на дерево, заглянул в дупло – и аж слегка зажмурился.

Чего там только не было навалено!

Богато изукрашенные доспехи, шелковая материя в рулонах, всякий шмот типа рубах с вышивкой, аккуратно сшитых сапог, меховых шапок. Ну и, разумеется, драгоценности – золотые цепи, серьги, ожерелья, браслеты… которые сами собой не светятся, а, будучи хорошо отполированными, лишь отражают свет.

А свет тот испускал один-единственный камень, что смахивал на живиц, которыми меня лечила Алена, только был значительно больше, примерно с куриное яйцо.

Разумеется, в дупле валялось немало обглоданных костей, черепов, почерневших обрывков плоти, среди которых сокровища смотрелись диковато. Совсем не так, как в кино, где сверкающий реквизит навален горами, и при этом нет никаких следов тех, кто пытался его добыть или с кого те богатства содрали вместе с мясом. Как вон ту золотую сережку с крупным камнем, например, продетую в почерневшее оторванное ухо.

Но я человек не брезгливый – путешествия по аномальным Зонам начисто стирают любые эмоции по поводу чужих страданий. Потому что пока будешь рефлексировать, глядя на чужую оторванную конечность, кто-нибудь подкрадется и отстрелит либо отгрызет твою. Поэтому я поднял светящееся яйцо, а еще кольчугу себе присмотрел тонкой работы. У дружинников они с виду неподъемные, наденешь такое – и превратишься в неповоротливый танк. А эта была искусно собрана из мелких колец, отчего казалась текучей чешуей с интегрированными в нее грудными пластинами из стали. Ничего лишнего, никаких украшений, только функционал, направленный на максимально возможную прочность при минимальном весе доспеха. И делали ее явно не для дружинников – по ходу, для какого-нибудь заморского полководца такое сработали, предпочитающего не светиться павлином среди битвы и не привлекать к себе излишнего внимания вычурностью доспехов.

Я померил кольчугу. Великовата немного, но я выбрал пару толстых зимних рубах, надел на себя – получилось нормально. Потом штаны нашел кожаные. Вытряхнул из них кости и остатки гнилой плоти – по ходу, монстр тупо оторвал нижнюю часть тела у своей жертвы и в дупло закинул про запас, а потом забыл про заначку, она и сгнила. Но штаны, пропитанные каким-то серьезным составом и выкрашенные в ярко-синий цвет, отлично сохранились. Толстые, мягкие, с пришитыми стальными наколенниками. А что мертвечиной воняют, так это ерунда. Вывернул я их, тщательно обтер чьим-то дорогим платьем, обратно вывернул – годится. Натянул на свои крестьянские порты, которые сошли заместо кальсон – и нормально. Плюс сапоги годные себе подобрал по размеру. Монстр был тот еще барахольщик, тащил в гнездо все, что имело хоть малейшую ценность, так что выбор был богатый.