Людовик X, Филипп V, Карл IV. Последние Капетинги (ЛП) - Балуза-Лубе Кристель

Король также наказал всех трех своих невесток, которые были публично осуждены в аббатстве Мобюиссон. Осужденные за супружескую измену, Бланка и Маргарита были заключены в крепость Шато-Гайяр. С Жанны довольно быстро сняли все подозрения в измене, но она осталась виновной в покрывательстве действий своей сестры и кузины и была помещена под домашний арест в замке Дурдан. В результате Людовик, Филипп и Карл оказались в очень сложной ситуации. Они оставались официально женатыми и не могли вступить в новый брак, так как, с XII века, только церковный суд мог объявить о недействительности брака в соответствии с очень точными критериями, которые не включали прелюбодеяние[113]. Жанна, официально оправданная Парижским Парламентом, была возвращена мужу через несколько месяцев, до конца 1314 года, но ее сестра и кузина оставались в заключении.

Хотя хроники свидетельствуют о гневе Филиппа IV, который стремился очистить честь династии, подвергнув показательной казни двух рыцарей и наказанию своих невесток, они дают мало информации о реакции трех принце. Большие французские хроники завершают свой рассказ об этом эпизоде, подчеркивая гнев и смятение короля и его сыновей[114]. В случае с Людовиком и Карлом, принцы, несомненно, были глубоко унижены тем, что им пришлось присутствовать на публичных признаниях своих жен в Мобюиссоне. С другой стороны, принц Филипп, похоже, не одобрял наказание своей жены, которая не совершила никакого преступления и решительно отрицала свою причастность к этой интриге, а когда ее освободили, он "принял ее с радостью", а родственники устроили в честь нее праздник[115].

Это громкое дело в начале XIV века нанесло серьезный удар по имиджу французской монархии, сама легитимность которой была поставлена под сомнение, ведь право на царствование в значительной степени основывалось на династической преемственности. Прелюбодеяние же, поскольку оно ставило под сомнение законность рождения будущего монарха, приобрело политическое значение и предвещало будущие кризисы престолонаследия[116].

Именно в разгар этого кризиса смерть настигла Филиппа IV. В октябре 1314 года, недалеко от Понт-Сент-Максанс, король упал с лошади и повредил ногу, в результате чего в рану попала инфекция. Сначала король был доставлен в Пуасси, но 26 ноября его перевезли в Фонтенбло. 28-го числа он продиктовал кодификацию к своему завещанию, после чего умер на следующий день. Его тело было доставлено в Париж по Сене и помещено в церковь бернардинцев для бальзамирования. Похороны служба состоялась 2 декабря в Париже, в Нотр-Дам. На следующий день останки короля были доставлены в Сен-Дени. Почивший король лежал, с открытым лицом и руками, одетый в золотую тунику и церемониальный плащ, подбитый горностаем. На его голове была корона, в одной руке он держал скипетр, и, что было новшеством, в другой руке жезл с рукой правосудия. Таким образом, он был украшен всеми атрибутами королевской власти, регалиями, которые давались каждому новому государю при коронации. За похоронной процессией следовала делегация парижских горожан в черных одеждах и капюшонах. Филипп IV был похоронен 3 декабря в Сен-Дени, в королевской усыпальнице, которая была реорганизована Людовиком IX, чтобы подчеркнуть династическую преемственность со времен Меровингов[117]. Сердце и внутренности короля были помещены в монастырь Пуасси, который он основал в 1304 году в честь Святого Людовика[118]. В XIV веке разделение тела покойного, которое было уделом элиты, стало обычной практикой среди знатных людей, которые таким образом демонстрировали свой ранг даже после смерти.

Филипп IV, "Железный король", оставил после себя трех молодых сыновей в возрасте 25, 21 и 20 лет соответственно, лишенных своих жен и не имеющих потомства мужского пола. И именно Людовику, старшему из них, выпала нелегкая задача стать преемником Филиппа IV, смерть которого ознаменовала наступление времен невзгод и восстаний.

Глава 2.

Людовик X: король переходного периода

1314–1316 гг.

В 1314 году никто из дворян и подданных и не думал оспаривать власть Людовика, поскольку в королевстве теперь были приняты принципы прямого наследования по мужской линии и первородства. Однако так было не всегда в истории французской монархии, которая изначально была основана на выборном принципе. В VI веке король избирался, то есть назначался, из числа членов династии Меровингов, которые признавались не только законными по крови, но и достойными править. В 987 году вместо Каролинга был выбран Гуго Капет, потому что он казался более способным к правлению и таким образом отступление от династического принципа было вполне приемлемым. Более того, короли, которые до Филиппа Августа (1180–1223) короновали своих старших сыновей еще при своей жизни, чтобы избежать любых споров или кризиса престолонаследия после их смерти, были хорошо осведомлены о таком положении дел[119]. Точно так же право первородства, то есть приоритет старшего сына в наследовании, было принято лишь постепенно и введено только в начале XIII века. Таким образом, после процесса, длившегося несколько столетий, Капетингам удалось сделать родство по крови главным принципом легитимности монархии. После смерти Филиппа IV королевская администрация немедленно стала упоминать в документах Людовика как короля Франции, первый из которых датируется 5 декабря 1314 года[120].

Мы мало что знаем о личности нового короля. Стоит ли доверять прозвищу le Hutin, или le Querelleur (Сварливый), данному ему в хрониках?[121] Действительно ли он был упрямым и вздорным? Шарль Дюфаяр писал о нем в конце XIX века:

Произнося это имя le Hutin, нельзя не вспомнить о каком-нибудь благородном и воинственном бароне, который прислушивается к мнению своего дяди больше, чем к советам своего отца, предпочитая беззаботную и беспутную жизнь знатных баронов терпеливому и неутомимому труду адвокатов[122].

Действительно, Людовик, несомненно, был очень близок к своему дяде Карлу де Валуа, который сыграл большую роль в его военной подготовке. У него было несколько любовных связей, о чем свидетельствует рождение его внебрачной дочери, Эделины, которая стала монахиней, а затем настоятельницей монастыря кордельеров в Париже[123]. Тем не менее, некоторые источники восхваляют его качества:

Под несколько легкомысленной внешностью, о которой рассказывает каноник Сен-Виктор, скрывался серьезный ум, полный энтузиазма по отношению к продолжению дела своего отца, твердо решивший сохранить достигнутые им результаты и даже продолжить их. Мэтр Жан Гулен в предисловии к своему переводу Эгидия совершенно справедливо похвалил "живой и тонкий ум" молодого принца[124].

В своей Хронике Гийом де Нанжи восхваляет способности молодого принца во время Лионской кампании 1310 г. Все же, видимо, Людовик, был подавлен авторитарным и вездесущим отцом, который неохотно поручал ему выполнение государственных обязанностей, да и сам молодой человек не спешил принимать свою новую роль.

Об этом свидетельствует, прежде всего, задержка с изготовлением для него государственной печати, соответствующей его новым обязанностям. Печать была знаком власти, поскольку придавала юридическую силу акту, который она скрепляла. Она также отображала функцию и ранг ее владельца и подчеркивала атрибуты его власти. Печать уничтожалась после смерти ее владельца. В XIV веке монахини из приорства Соссез, в котором находился лепрозорий, получили привилегию присваивать обломки срезанных с документов печатей. Это была щедрая милость, поскольку королевские печати изготавливались из серебра или золота[125]. Печать прикреплялась к документу на пергаментном "хвосте" или на шнурах из шелка, пеньки или кожи, и изготавливалась из мягкого материала, свинца, золота или воска (наиболее распространенный случай). Выгравированный на металлической матрице печати текст и рисунок, рельефно отпечатывались на этом мягком материале. Размер печати варьировался в зависимости от ее использования и ранга владельца: от менее двух до более десяти сантиметров. Печать могла быть разной формы, круглой или овальной.