Давайте краснеть! - Александр Семёнович Каневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вчера вдруг звонок:
— Давай снег в Ялту!
— Почему? Не запланировано!
— Туда выехала встречать Новый год жена одного большого начальника, так что давай валяй!
Что делать? Даю. Валю снег в Крым. А в Магадане — оттепель. Меня, конечно, опять ругают. А где взять столько снега, чтобы всем досталось?.. Мы его уже и так дождем разбавляем — слякоть получается. А потом удивляетесь, что у меня зимой снега не допросишься!..
Вот поэтому я и решил циркуляр спустить, чтобы Новый год праздновать не всем одновременно, а по очереди, в течение года… Ни к чему эта штурмовщина к концу декабря, вечный аврал… Спокойно распланируем и будем встречать и в феврале, и в мае, и в июне. Тогда и снега всем достанется. Один раз используем, потом в химчистку и санобработку и дальше отгрузим. Начнем с Севера, где хранить легче, и постепенно будем передвигать праздник к югу. Например, в январе Новый год встречают в Якутске и Верхоянске, в феврале — в Мурманске и Архангельске и так далее пошли по карте вниз. В августе, в бархатный сезон, двинем снежную лавину в Сочи и Сухуми. Потом в Ташкенте и Ашхабаде отпразднуем. Детки потанцуют вокруг кактуса. На тройках верблюдов промчится Дед Мороз, вернее, Дед Жара. Вместо Снеговика — Суховей…
Честно говоря, можно было бы и без этих нововведений обойтись. И снег у нас есть, самый белый, и град — самый крупный. А крупы — вообще полные облака. И узорные снежинки вырезать умеем, и мохнатые хлопья прясть. При желании можно столько всего изготовить, что всю Землю укроем, как одеялом. И холодильники достать смогли бы, и хранилища вовремя подготовить, и кадры умелые воспитать, но ведь для этого работать надо, думать, мозги напрягать. А мне, ой, как неохота. Вот я лучше всякие циркуляры и спускаю. Мало ли что для вас плохо, мне так удобней!.. Вот и постановил: больше тонны снега в одни руки не отпускать. И Новый год теперь праздновать в утвержденном порядке. Кто там первый на очереди, подходи и расписывайся в получении снега. А вы не толпитесь, вам в июле встречать.
С Новым годом!
ИСПОВЕДЬ БЫВШЕГО АЛКАША
У каждого человека в душе звучит своя музыка. У одного — романс Глинки, у другого — марш Мендельсона. А я всю жизнь прожил под мелодию «Шумел камыш». Каждый вечер домой возвращался такой пьяный, что держался за собственное ухо, чтоб не упасть.
И вдруг кореши сообщают: «Хана, Федя, будет сухой закон». Я говорю: «Не верю. Сухой закон можно издать только с большого похмелья». А они настаивают: «До двух часов — сухой, а после — полусухой или крепленый, какой достанешь».
И начался очередной этап моей жизни, из очереди в очередь. Пока достоишься до бутылки, дуреешь, как пробка. Выстаивали только самые испытанные, точнее, испитанные, бойцы. Нас называли: очаги сопротивления, нас показывали иностранцам как доноров, которые стремятся сдать свою кровь; нас снимали для первомайского фильма как колонну демонстрантов. Но постепенно наши ряды редели, нестойкие стали отпадать.
И на работе теперь тоска лютая. Даже пива принести боимся. До того докатились, что воду из-под крана стали пить. А один сослуживец переводился на другую должность, прощальный стол накрыл: бутерброды, пирожные, пепси-кола… Сидим, мучаемся. Бутерброд в рот не лезет, от пирожных тошнит, от пепси-колы из слюны пузыри вылетают. Кто-то шепчет: «Надо тост сказать». Какой, думаю, тост под пепси-колу? Это уже не тост, а пепс. Поднялся и произнес: «Чтоб тебе так работалось, как нам пилось».
Скучно жить стало. Раньше, когда нахлынет тоска, в ресторан пойдешь, тяпнешь — и весело! А теперь ничего не отпускают, только минералку. Посидел, выпил водички, съел шницель — смотрю в счет, за голову хватаюсь:
— Ведь столько же стоило вместе с водкой! Почему цена не изменилась?
А официантка отвечает:
— Мы боремся с алкоголизмом, а не с ценами.
Сядешь к телевизору, там фильм идет, который тоже прошел антиалкогольную обработку: водку, вино, пиво заменили соками. Смотрю детектив: кампания бандитов засела в своем логове и хлебает сок. От этого сока они просто звереют: выпьют по стакану — и за ножи, до крови… Я теперь этих соков просто бояться стал.
В искусстве вообще крепко взялись. Говорят, скоро от всех винно-водочных фамилий будут избавляться: Петров-Водкин, Ромм, Винни-Пух, Винокур… Останется только артист Не-винный.
Ну, конечно, раз пьянству бой, преступность сократилась. В нашем городе даже тюрьму ликвидировали. А помещение той тюрьмы в дом отдыха переделали, для нас, бывших алкашей. Молодцы, быстро перестроились. Питание — то же самое. Надзирателей оформили культмассовиками. По утрам та же команда: «На прогулку парами становись!» И в камерах, где когда-то томились узники-одиночки, теперь наслаждаются отдыхом по шесть, восемь курортников.
Вообще среди нас работу не прекращают. Клуб «Трезвость» организовали. Там с нами беседы проводят два пенсионера-общественника, Ле-лик и Болик. Лелик глухой, но умный, а Болик все слышит, но дурак. Когда задаем вопрос, Болик Лелику через трубку в ухо его вдувает, а тот уже нам по-умному отвечает, что, мол, пить вредно и что водка — яд. Печень алкоголика показывали. Стоит она на коленях, плачет и умоляет: пощади! Так ее жалко было, так я после клуба расстроился, что валерианки выпил, десять бутылочек.
Словом, победили вы меня, отвадили от водки. А что взамен? Лелика и Болика? Это если б я продолжал пить, то мне было бы все без разницы. А я ведь теперь трезвый, у меня мозги проясняются — мне теперь досуг менять надо. А как? В кафе не попасть. Билет в театр? В два раза дольше, чем за водкой, простоишь. А чтоб без очереди, администратору надо бутылку сунуть — так я ее до него не
