Эра Дракулы - Ким Ньюман

Премьер-министр помахал в воздухе письмом, выбранным наугад из пачки отклоненной корреспонденции, усеивавшей несколько столов в приемной на Даунинг-стрит. Годалминг счел за лучшее не прерывать приступ словоохотливости лорда Ратвена. Для «новорожденного», жаждущего быть посвященным в секреты старейшин, близкое внимание многовекового пэра оказалось ценным, практически необходимым инструментом обучения. Когда Ратвен говорил быстро, то казалось, из томов древних истин вырываются давно утраченные заклятья силы. Трудно было не поддаться обаянию его личности, не улететь на крыльях его разглагольствований.

— У меня здесь, — продолжил Ратвен, — официальное письмо от жалкого общества, основанного в честь никому не нужной памяти этого конституционного зануды Уолтера Бэджета. Они тактично жалуются, что князь вошел в лоно Англиканской церкви за неприлично короткое время до того, как принял объятия королевы. Наш корреспондент заходит настолько далеко, что предполагает, будто Влад был неискренен в своем отречении от папы римского и таким образом привнес предательскую порчу Льва XIII в королевскую семью с кардиналом Ньюманом в качестве своего тайного исповедника. Мой кудрявый друг, некоторые болваны склонны закрыть глаза на пристрастие к крови девственниц, но не к вину для причастия.

Ратвен разорвал письмо на мелкие клочки. Бумажные конфетти присоединились к множеству других высмеянных документов, усеивавших ковер. Лорд ухмыльнулся, затем тяжело вздохнул, но на его молочно-белых щеках не отразилось даже тени видимого возбуждения. Годалмингу неожиданно пришла в голову мысль, что ярость премьер-министра поддельная, что это обман человека, привыкшего изображать, а не испытывать страсть. Тот прошелся по комнате, сжимая и разжимая кулаки за спиной, серые глаза его были похожи на мраморные шарики, обрамленные изящными ресницами.

— Как вы знаете, наш принц однажды уже менял веру, — произнес наконец Ратвен, — причем по тем же самым причинам. В 1473 году он оставил православие и стал католиком, чтобы жениться на сестре венгерского короля. Двенадцать лет Цепеш был заложником при дворе Матиаша, и этот маневр принес ему освобождение и дал возможность снова заполучить валашский трон, который он потерял по своей чертовой глупости. То, что он застрял в римской вере на следующие четыре века, ни в коей мере не должно вам говорить о природном скудоумии этого человека. Если хотите изучить подлинную суть консерватизма, то лучше вам поискать в пределах Букингемского дворца.

Сейчас премьер-министр обращался не к Годалмингу, а к портрету Дракулы. Его клювоносый профиль был обращен к уравновешивающему его изображению королевы, украшающему ту же сцену. Годалминг встречал Дракулу лишь раз; принц-консорт и лорд-протектор, тогда просто граф по фамилии де Билль, мало чем напоминал гордое существо, запечатленное на холсте мистером Д. Ф. Уоттсом.

— Представьте себя жестокого дикаря, Годалминг. Он сидит целых четыреста лет в своем смрадном замке, сущей развалине. Строит планы, замыслы, изрыгает проклятия и скрипит зубами. Гниет в средневековых предрассудках. Досуха осушает неотесанных крестьян. Бегает, совокупляется, насилует и разрывает на куски горных зверей. Получает наслаждение самого грубого рода с этими не-мертвыми существами, которых называет своими женами. Меняет форму, словно какой-то глупый вер-вольф…

Хотя принц-консорт лично способствовал назначению премьер-министра, взаимоотношения между старейшинами-вампирами, сложившиеся в течение многих веков, едва ли можно было назвать радужными. На публике Ратвен демонстрировал ожидаемую от него верность долгожителю, который заслужил звание «короля вампиров» задолго до того, как стал правителем Великобритании. Не-мертвые составляли невидимое для прочих государство тысячи лет; принц-консорт одним ударом изменил все и начал историю заново, повелевая и «теплыми», и вампирами. Ратвена, который проводил века в путешествиях и пустом трепе, вытащили из тени вместе со всеми остальными старейшинами. Многие говорили, что вечно нищий аристократ — который однажды заметил, что, продав свой титул и пустынные владения в Шотландии, смог бы купить булочку за полпенни, если бы прежде потратил на них полпенса, — только выиграл от таких изменений. Но его светлость, человек, чье положение в обществе едва ли могло сравниться с таковым Годалминга, был из породы жалобщиков.

— И теперь вот этот самый Дракула выучил наизусть «Брэдшоу» и называет себя «современным человеком». Он может перечислить по памяти время отправления всех поездов с Сент-Панкраса в Норвич по официальным выходным дням. Но не способен поверить, что со времен его смерти мир перевернулся. А знаете, как он умер? Влад замаскировался под турка, чтобы шпионить за врагами, а потом его собственные люди сломали ему шею, когда он возвращался в лагерь. Семя уже попало в него от какого-то идиота-носферату, и Дракула выбрался из могилы. Он — ничей потомок. А как Влад любит родную землю, спит в ней при каждой возможности! В его кровной линии живет могильная плесень, Годалминг. Он распространяет заразу. Считайте себя счастливчиком, что вы моей крови. Она чистая. Мы, может, и не превращаемся в летучих мышей и волков, мой сын-во-тьме, но и не гнием до костей и не теряем разум в убийственном помешательстве.

Годалминг верил, что Ратвен нашел и обратил его только из-за участия Артура в предприятии, которое сейчас считалось коварным заговором против королевской персоны. «Теплым» Холмвуд лично расправился с первым британским потомством Дракулы. Это сделало его вероятным кандидатом на пику, прямо между Ван Хелсингом и адвокатом Харкером. Он с содроганием вспомнил свои удары, достойные мощи Тора, когда в сердце его тогдашней возлюбленной Люси вонзился кол, и почувствовал ядовитую ненависть к голландцу, убедившему его пойти на такую крайность. Тогда Годалминг совершил преступную оплошность и сейчас жаждал отдать долг. Обращение, а также то, что Ратвен сделал Артура своим протеже, спасло Холмвуду жизнь, но он очень хорошо знал о непостоянстве и мстительности принца-консорта. И, естественно, его собственный отец-во-тьме едва ли мог похвастаться последовательностью и неизменностью предпочтений. Если Годалминг хотел найти себе безопасное место в этом мире, то ему следовало быть осторожнее.

— Представления Дракулы сформировались в его время, — продолжил Ратвен, — когда еще можно было править страной с помощью меча и кола. Он пропустил Возрождение, Реформацию, эпоху Просвещения, Французскую революцию, появление Америк, падение Оттоманской империи. Он хочет отомстить за смерть нашего галантного генерала Гордона, отправив войска своих свирепых, но тупых вампиров, дабы те опустошили Судан и посадили на кол всех, кто принес присягу Махди. Мне надо было позволить ему сделать это. Мы могли бы прекрасно прожить без его карпатских приятелей, иссушающих общественный кошелек. Стоило ловким мусульманам зарезать сто или больше этих трупов и оставить их гнить на солнце, и все барменши в Пикадилли и Сохо принялись бы размахивать полумесяцем из благодарности.

Ратвен просунул руку в еще одну кучу писем и поднял целую бумажную бурю, осыпавшуюся на пол. Премьер-министр, казалось, едва вышел из подросткового возраста, глаза его были холодными и серыми, а лицо — мертвым и бледным. Даже когда он кормился, плоть его не становилась румяной. Ценитель изящных молодых девушек, он тем не менее в потомство выбирал способных юношей высокого положения, распределял своих «новорожденных» детей-во-тьме по министерствам и даже поощрял соперничество между ними. Годалминг, не подходящий из-за своего титула для низких обязанностей, но едва ли имевший способности для кабинетного поста, был сейчас любимым потомком Ратвена, служа его неофициальным посланником и секретарем. Холмвуд всегда отличался практическим складом ума и с удовольствием прорабатывал детали, необходимые для исполнения самых сложных планов. Даже Ван Хелсинг доверил ему большую часть кропотливой работы, проводя в жизнь свой замысел.

— А вы слышали о его последнем эдикте? — Ратвен протянул свиток официального пергамента, скрепленный алой лентой. Тот развернулся, и Годалминг увидел оттиск дворцового секретариата. — Он хочет щелкнуть бичом на то, что называет «неестественным грехом», и издал указ, согласно которому наказанием за содомию теперь станет казнь на месте. Метод, естественно, будет старый, проверенный — кол.

Годалминг взглянул поверх бумаги:

— Содомия? И почему она оскорбляет принца-консорта?

— Вы забываете, Годалминг. У Дракулы нет английской терпимости. Он провел часть юности заложником у турок, и можно предположить, что его захватчики пользовались им время от времени. Также его брат Раду — известный, что немаловажно, как «Красивый» — имел вкус к мужскому вниманию. А поскольку он предал Влада в одной из бесчисленных семейных интриг, то принц-консорт занял столь резкую позицию в отношении гомосексуалистов.