Крестоносец - Кейн Бен

– Фиц-Алдельм, собака! – крикнул он.

– Господи прости, это была случайность!

Снова почувствовав под собой ноги, я встал тверже. Задняя часть головы саднила, как если бы сотня пчел одновременно укусила меня там. Я пощупал больное место и, отняв руку, увидел, что пальцы в крови. Отказываясь до конца поверить в случившееся, я перевел взгляд.

Фиц-Алдельм стоял шагах в десяти, арбалет плясал у него в руках. Он снова принялся громко и убедительно заявлять, что просто возился с тугим спусковым рычагом и не смотрел, куда направлено оружие.

– Прошу прощения, сэр, – с мольбой обратился он ко мне. – Это полностью моя вина.

Наши взгляды встретились. Он снова попытался меня убить, причем на глазах у половины двора. Я это знал. Он знал, что я знаю. Дернувшиеся губы сообщили мне, чего ожидать в следующий раз. Когда зрение прояснилось, я стал всматриваться в лица стоявших вокруг меня, надеясь, даже молясь, чтобы кто-нибудь оказался свидетелем злонамеренного поступка Фиц-Алдельма. Напрасно. Все выглядели потрясенными и озабоченными, но не более того. Алиеноры в окне больше не было, а вот Беатриса стояла там. Мне на миг стало теплее от ее встревоженного вида.

– Ты ранен? – спросил Фиц-Алдельм.

Я снова ощупал рану у края волос. Дюйма три в длину, она была неглубокой, но спасло меня чудо. Не сделай я шаг к Рису, лежал бы на мощеном дворе, хрипя и теряя последние капли жизни вместе с кровью.

Меня обуяла ледяная ярость при мысли о том, что Фиц-Алдельм действовал так хладнокровно. Меня так и подмывало вскинуть арбалет, спустить рычаг и превратить лицо врага в кровавое месиво. Соблазнительная мысль – но застрелить его вот так означало заклеймить себя как убийцу. Кроме нас с Рисом, никто не подозревал, что Фиц-Алдельм намеренно пытался убить меня. Как и о том, что он уже пробовал совершить это прежде, под Шатору.

Поэтому я изобразил улыбку.

– Пустяки, – сказал я. – Новички нередко делают подобные ошибки.

Такая снисходительность заставила взгляд Фиц-Алдельма вспыхнуть, но он, подобно мне, был связан обстоятельствами, поэтому только пробормотал что-то про необходимость больше упражняться.

Привлеченный суматохой, подошел Ричард. Я позволил Фиц-Алдельму дать объяснения случившемуся.

– Ты поосторожнее, Роберт! – раздраженно бросил ему король. – Рыцари вроде Руфуса на деревьях не растут. Не знай я тебя лучше, заподозрил бы в тебе ассасина, засланного к нам Саладином, чтобы лишить меня одного из лучших воинов!

Все рассмеялись, даже я: сам того не зная, Ричард отчасти оказался прав. В Шиноне, разумеется, не было коварных убийц с расположенных к востоку от Утремера гор, но Фиц-Алдельм на самом деле пытался меня убить. Я порывался сказать об этом Ричарду, но решил промолчать. Даже если прибавить показания Риса, мои обвинения будут выглядеть безосновательными и лживыми. Чтобы разоблачить Фиц-Алдельма, требовались неопровержимые доказательства.

Рис, кипя от гнева, повел меня к лекарю.

– Я сам его убью, – прошептал он мне, как только мы отдалились от толпы. – Бог свидетель, я сегодня же ночью перережу ему глотку.

Я схватил его за запястье. Он сердито посмотрел на меня.

– Ничего подобного ты не сделаешь, – сказал я тихо, но твердо.

– Но он пытался убить вас! Снова!

– Верно, пытался. И если ты его прикончишь, на кого подумают?

Он раздраженно фыркнул.

– Ну почему мы вечно ничего не делаем? Может, вам проще подойти к нему и дать себя зарезать?

– Ты злишься, Рис. И я тоже, поверь. Ему это не сойдет с рук, клянусь.

– Когда мы перейдем к делу?

– Я хочу сразиться с ним в поединке.

Рис посмотрел на меня как на придурка:

– С какой стати удостаивать этого мерзавца подобной чести? Он-то вам никакого почета не выказывает.

– Ты знаешь почему. – Я помялся и добавил: – Саутгемптон.

– В таком случае позвольте мне сделать это, – взмолился Рис. – Ничто не доставит мне большего удовольствия.

– Смертный счет к нему у меня, а не у тебя. Тебя он пару раз стукнул и оскорбил на словах, но на этом все. А вот у нас с ним все тянется дольше.

Признав мою правоту, Рис сдался и погрузился в угрюмое молчание. Мое настроение было не лучше. Я завел речь о поединке, но король косо смотрел на схватки между рыцарями своего двора. Если бы я убил Фиц-Алдельма в единоборстве, мое положение, достигнутое с таким трудом, оказалось бы под угрозой, а я не собирался пренебрегать им. Убийство оставалось единственной открытой для меня дверью, но у нее витала тень злополучного Генри. Я не готов был сделать этот шаг.

Настроение мое еще более ухудшилось позже, во время последнего совета, собранного Ричардом перед отправкой. Он словно угадал мое желание навредить Фиц-Алдельму.

– Любой, кто убьет человека на пути в Утремер, – объявил король, – будет привязан к покойнику и, если это случится в море, брошен за борт. Если на суше, их погребут вместе. Если достойные доверия свидетели покажут, что некий человек обнажил против другого нож или ударил его и пустил кровь, ему отсекут руку.

Ричард продолжил оглашать список наказаний за прочие преступления, а я посмотрел на Риса, стоявшего позади меня.

– Не стоит он ни одного из этих наказаний, – прошептал я.

Рис мрачно кивнул.

Как ни странно, я до некоторой степени испытал облегчение. Генри уже не давал мне спать по ночам. Нередко я просыпался в поту, а перед глазами стоял он в последние секунды, умолявший нас подумать о его жене и ребенке; я же лишал его жизни самым жестоким образом.

Как ни сильна была моя ненависть к Фиц-Алдельму, я не хотел, чтобы он присоединился к Генри в моих жутких видениях.

Утро того дня, когда мы выступили к Везле, выдалось погожим. Рассветное небо над Шиноном было лазурно-голубым. В воздухе, прохладном, но обещавшем тепло, был разлит запах свежескошенного сена с лугов за рекой. Два петуха перекрикивались друг с другом на близлежащей ферме. Не каждый день король выступает в поход в Утремер, поэтому все обитатели замка высыпали проводить нас. Рабочие и конюхи в поношенных, перепачканных туниках. Повара и мясники. Плотники, каменщики, подмастерья. Торговцы, бочары и изготовители луков. Прачки с красными руками. Служанки в лучших своих нарядах.

Были тут курносые младенцы на руках у матерей и мальчишки с мечами, сделанными из палок. Я видел писцов с чернильными пальцами и группу монахов с тонзурами на макушках. Сенешаль стоял в окружении подручных. Солдаты гарнизона, жандармы и рыцари построились у ворот и выше их, на укреплениях. На лицах отражались сожаление – «нас не взяли» – и облегчение при мысли о том, что этим людям нет нужды, как нам, совершать полное опасностей путешествие.

Богато одетая Алиенора стояла вместе с Джоном в дверях большого зала, придворные дамы толпились вокруг госпожи. Многие плакали, потому что их мужья или поклонники были в числе уходящих. Беатриса отсутствовала, и это кольнуло мою совесть, ведь я не зашел попрощаться с нею. Поступить так было трусливо, признаю, но проще. Я надеялся, что если она еще питает ко мне какие-либо чувства, то со временем они развеются. Лицо Джона было бесстрастным. Минутой раньше он пожелал Ричарду доброго пути с холодным уважением, не выдававшим ни намека на его истинные чувства. Король, со своей стороны, держался строго, посоветовав брату исполнять свой долг и оберегать королевство до его возвращения.

Я и другие рыцари двора ждали, когда Ричард переговорит с матерью. Это была не первая их встреча в этот день. Ранее он уединился с ней, а я нес караул у дверей. Король вышел покрасневший, со следами слез на глазах – я старался делать вид, что не замечаю. Из покоев Алиеноры доносился тихий плач. Теперь, час спустя, оба целиком овладели собой.

– Да благословит тебя Господь, – сказала Алиенора.

Ричард опустил голову:

– И тебя, мама.

– Скоро мы увидимся вновь. В Мессине.

Я посмотрел на королеву с еще большим, чем прежде, уважением. Она исполнила просьбу Ричарда, согласившись проводить дочь короля Санчо, Беренгарию, из Наварры на Сицилию. Довольно долгое путешествие, а государыне было уже под семьдесят. Да, Алиеноре довелось побывать даже в Утремере, но за сорок с лишним лет до того, в ее бытность молодой женщиной. Но Алиенора не пугалась тягот и, видимо, радовалась тому, что ей предстояло. Если бы все воины Ричарда обладали такой силой духа, подумал я, Иерусалим пал бы за считаные дни.