Порошок идеологии (сборник) - Панов Николай Николаевич

– Товарищ Ольга!.. – раздался осторожный шёпот. Этот шёпот шел как-будто от ангела, стоящего наверху.

– Я… – прошептала Ольга, – товарищ Эн?..

– Так точно… – Темная фигура – это был член комитета – вышла из-за памятника и подошла к ней. – Я уж думал, вы не придете… Но почему вы?.. Я думал Николай…

– Николай провалился, – резко сказала Ольга. – Куча неприятностей!.. У Федина сегодня был обыск. К счастью, ничего не нашли… Вот литература…

– О-го!.. Солидно!.. – товарищ Эн подхватил сверток. – Но вы-то, до вас они не добрались?..

– Нас выследили тоже! – Ольга присела на подножье памятника.

– Выследили?.. Вас?.. – товарищ Эн отступил.

– Да. Сегодня были охранники… Вачнадзе сплел целую басню. Кажется, поверили… Но если б не его находчивость… Ведь знаете, Николай остался у нас. Он с Василием ждали внизу…

– И как вы, товарищи?.. – спросил комитетчик.

– Пока, по-моему, мы в безопасности… Николай расхаживал по городу, он слишком рисковал… Теперь для связи буду я. Если комитет согласен, мы думаем продолжать дело!..

– Правильно!.. – комитетчик потер лоб. – Мы не можем ждать больше!.. Валяйте, печатайте, пока возможно!.. Вот текст следующей листовки!

Он пожал Ольгину руку. Из-под темного платка на мгновенье блеснули Ольгины серые глаза. Ее стройная фигура исчезла за кустами.

– Боевая баба… – сказал товарищ Эн. – Ночью, одна, не боится… Да и все они отчаянные парни… Если провалятся – это будет удар!

Он подхватил сверток и вновь обогнул памятник. Прошло минут двадцать. В небе стояла луна, черные и белые кресты простирали в стороны прямые руки. Где-то завыла собака. Вдруг легкий тревожный свисток раздался совсем близко.

Из-за памятника ответили тем же. Через несколько секунд худая фигура выступила из кустов.

– Товарищ Семен?.. – прошептал ожидающий.

– Товарищ Эн?..

Вновь пришедший подошел вплотную. Он был тощ и высок, одет в пиджачную пару, из-под изломанной кепки смотрели голубые глаза.

– Пока никого нет?.. – спросил он.

Вновь раздался еле слышный свист. Вторая фигура вышла из-за кустов.

– Вот что, ребята!.. – сказал комитетчик. – Этот сверток для вас двоих. Здесь летучки, восемьсот штук. Завтра раздадите на фабрике по цехам. Ты, Семен – на ткацкой, ты, Сидоров – на красилке. Теперь хорошо, типография под рукой, с литературой заминки не будет… Только, смотрите, осторожно!.. Все понятно?..

– Как будто все! – разом ответили рабочие.

– Ну, товарищи, пошли!.. – сказал товарищ Эн.

Он двинулся первый и исчез в черных кустах. Вслед за ним последовали оба другие…

Иван Родионов, новый ткач фабрики братьев Морозовых, сидел на своей кровати в общей фабричной спальне и писал письмо домой.

Собственно, ткачу Родионову принадлежала только половина всей кровати. Братья Морозовы были люди деловые и не могли слишком баловать своих рабочих!

В общих спальнях каждая обычная кровать была разделена посредине продольной дощатой перегородкой, узкие грязные тюфяки свешивались на пол с той и другой стороны. Вся огромная комната спальной была плотно установлена такими двойными кроватями.

Закоптелая керосиновая лампа, покачиваясь посредине, еле освещала эти кровати. Концы спальной тонули в полной густой темноте. Дружный измученный храп наполнял воздух. Спали рабочие, утомленные каторжной двенадцатичаоовой работой. Но кровать Родионова была посредине, и он мог позволить себе удовольствие написать письмо домой.

«Дражайшая наша супруга, – писал Иван Родионов. – Прежде всего извещаем вас, что нахожусь я в добром здравии, но опять же на другой работе. Времена сейчас тяжелые, рабочих рассчитывают до невозможности, потому, говорят, война и терпеть должны все. Но свет не без добрых людей, а потому я у дела снова. А работаю я на фабрике братьев Морозовых, а фабрика у нас огромадная, одних рабочих две тысячи душ. И работает здесь еще сын сестры Семен. Парень он неспокойный, против хозяев говорит и все такое, а потому рабочие очень его уважают, а я не то что бунтовать, а только о том и думаю, как бы домой вернуться и наш погоревший дом отстроить. И мучаюсь я этим денно и нощно».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Иван Родионов вздохнул и послюнявил огрызок карандаша. Был он маленький, юркий мужиченко, с карими зрачками, с лицом, до самых глаз заросшим рыжеватой бородой. Ему хотелось спать, ломило спину после дня работы. «Завтра докончу» – подумал он и сунул листок под кровать.

Дверь спальной открылась. Какая-то фигура пробиралась вдоль темных кроватей. Иван Родионов прилег на узкий матрац.

Вошедший – это был Семен – дошел до него и сел на кровати напротив. Кровати стояли так близко, что, лежа на одной, можно было дотянуться рукой до середины соседней. В тусклом свете выступало костлявое лицо вошедшего с ясными голубыми глазами и белокурой жидкой бородкой. Родионов пошевелился и взглянул вошедшему в лицо.

– Что, дядя, не спишь?.. – тихо спросил Семен.

– Не сплю, племяш! – ответил Родионов. Он повернулся на спину и стал свертывать козью ножку. – Все думаю, все думаю, браток!

– О чем думаешь-то? – рассеянно спросил Семен.

Только недавно они встретились на этой фабрике – Семен, уже давно ушедший в город, и Родионов, недавно приехавший на заработки. В деревне Родионов считался мужиком болтливым и нетвердым. До сих пор Семен не мог определить, что за человек его родственник и односельчанин.

– О Сизове, браток, думаю!.. – простонал Иван Родионов. – Все о нем, каково ему сейчас!.. Эх, скрутили нас, браток, совсем скрутили!.. Эх, плохо…

Сизов был рабочим ткацкой фабрики. Только вчера с ним случилось большое несчастье. Неисправный станок захватил на ходу и раздробил ему руку. Сейчас Сизов лежал в фабричной больнице.

– С Сизовым дело плохо, – тихо ответил Семен. – Это у нас раз-два… Подлечат и ползи на сторону… без руки-то он нам не нужен. О пособия там, или о чем другом и не говори…

– И неужели же так и будет?.. – Иван Родионов повернулся и всплеснул руками. – Неужели не вступится никто?.. Неужели же парню погибать дадим?..

Семен прямо взглянул на него. Что-то подозрительное почудилось ему в горячих словах дяди.

– А что же, по-твоему, здесь делать нужно?.. – холодно спросил он.

– Уж и не знаю… – Родионов сел на кровати. – Забастовать бы, что ли, или директора избить… – Он робко взглянул на Семена.

– Мы, дядя, не хулиганы, – резко сказал Семен. – Это ты все не то…

– А что ж делать-то?.. – поинтересовался Иван Родионов.

– Объединиться нужно!.. – сказал племянниц неохотно. – Социального страхования требовать… ограждения машин… ну, да это разговор долгий… Ты вот что лучше мне расскажи, как ты к нам на ткацкую сюда попал?..

– Как попал?.. – Родионов шевельнулся. – Очень свободно. Пришел! с другими. «Ты ткач?» – «Ткач!» – Как раз место свободное есть, прогнали кого-то. «Хочешь поступать?» – «Хочу!» Ну и взяли, а что?..

– А вот что, дядя! – Семен затянулся. – Язык тебе все же придерживать нужно. Очень уж ты разговаривать любишь… Знаешь, с одной фабрики турнут, с другой турнут, а потом дадут волчий билет, занесут в списки, – кто тебя примет!.. – Он с жалостью посмотрел на соседа.

– Занесут так занесут! – Родионов лег на спину. – Я, Сеня, такой человек, я не могу против правды. Вот лежу и думаю, как бы Сизову помочь… лежу и думаю.

Семен не отвечал. Не раздеваясь, он сидел на постели, куря папироску. Скоро Родионов стал тихо посапывать носом.

Он дышал ровно и мерно, как спящий. Семен встал и затушил козью ножку. Он нагнулся над соседом и долго смотрел ему в лицо.

Родионов действительно спал. Семен отошел к постели, снял пиджак, вынул из-под него два толстых бумажных свертка. Он откинул матрац у изголовья и быстро сунул пачки туда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он уже не смотрел назад, на кровать Родионова. Но если бы он взглянул дуда, он бы увидел, что Родионов слегка повернул голову, и один его широко раскрытый глаз внимательно следит за всеми движениями соседа.

А когда Семен спрятал свертки и стал раздеваться, он опять не увидел ничего подозрительного. Родионов крепко спал, лежа на спине, спокойно сомкнув свои морщинистые веки…