Треснутый графин - Алексей Валерьевич Воскресенский

лифта. Но Василий, нежно дыхнув глинтвейном Карелу и Дину в лицо, вжал их по стенам, меня пихнул на Вондрачкову (была такая звезда эстрады) и нажал на кнопку нашего этажа со словами: «Победители не ждут». Всю дорогу все мило улыбались, особенно Карел, под суровым взглядом победителя. Глядя на Васи-лия все поняли, почему мы выиграли войну и взяли Берлин.

Книголюб

Мой первый педагогический опыт я получил в начале третьего курса. Мне уже было девятнадцать с половиной лет, и были нужны деньги на мою молодёжную жизнь. Добрые милые родители кормили и поили меня и даже не брали стипендию, но мои запросы росли, и поиск дополнительного заработка стал очень актуален. Поразгружав пару раз ночью вагоны, и проспав на следующий день все лекции на галерке, понял, что повышенную стипендию я так не заработаю, и стал искать другие варианты. Работа нашла меня сама. Однажды на лекцию зашла спортивного вида дама в возрасте два раза по двадцать пять и предложила желающим после учёбы три раза в неделю по два часа вести секцию волейбола у неё в техникуме за пятьдесят рублей в месяц. Если сюда прибавить деньги повышенной стипендии, то выходило около ста рублей. Для студента это были большие деньги. В ресторане «Арагви» на Пушкинской на десять рублей можно было взять двух жареных цыплят, два салата «Столичный», Васю с зубами (бутылка грузинского вина «Вазисубани»). Конечно, я ухватился за такую возможность заработать, тем более что играл я хорошо, да и в институте мы как раз проходили тему «Волейбол» на кафедре «Спортивные игры». Единственное, что я не догадался спросить — это контингент занимающихся, а зря.

Переписав адрес, окрылённый думой о будущем заработке, я поехал на собеседование с директором техникума, только после этого должно приниматься решение о моём приёме на работу. Подходя к пятиэтажному зданию техникума, заметил две странные вещи: первая — это то, что перед входом стояла толпа человек в тридцать парней и взрослых мужиков, и вторая — это то, что входная дверь была массивная и железная. Это сейчас железные двери на учебных заведениях повсюду, а тогда этого не было нигде. Удивившись, я спросил: «Кто последний?» на что, мне ответили: «Ты первый, но тебя не пустят». Подойдя к железной двери увидел маленькую бойницу — окошечко с надписью «Выдача пропусков». Просунув в неё половину своей челюсти, попросил меня пропустить.

— Если я всех лядунов (только впереди этого слова мне послышалась буква «Б») буду пускать, то учить будет некого, — прозвучал женский голос из окошка.

— Меня директор ждёт, встреча назначена, — ответил я вежливо.

Проверив мой паспорт, увидев выписанный на моё имя пропуск и выдавая его в окошко, уже ласковым голосом женщина добавила:

— Извините, а я думала вы с улицы.

Когда железная дверь открылась, вдох удивления пронёсся над мужскою толпой, а когда закрылась, услышал возглас: «Повезло». Захлопнув дверь, закрыв её на металлический затвор, вахтер отвела меня к директору. Никогда не забуду первые слова директора: «Скажите, Вы женщинами обеспечены? — наверное, она увидела, как мои глаза потерялись в волосах от удивления. — Это чисто женский книготорговый техникум здесь учатся одни девочки».

Дальше она пояснила, что среди персонала только один мужчина, да и тот карлик, помощник бухгалтерши, он мне потом зарплату выдавал. Был мужчина физрук, но его посадили в тюрьму за приставание к девчонкам, а до этого был ещё один физрук, его тоже посадили. После таких слов о моей будущей радужной перспективе я начал посматривать на выход и на оконные проёмы — может выпрыгнуть пока не поздно. Громко ответив, что женщинами я обеспечен и в её услугах не нуждаюсь, пожелав ей найти евнуха — тренера хотел удалиться. Наверное, с ней никто так не разговаривал, но она поняла, что с моей стороны её девчонкам угрозы не будет и извинилась. Ещё договорились, что если команда, которую я буду тренировать, завоюет призовое место на первенстве, то меня ожидает премия и подарок. На том и порешили. Мне выписали пропуск на весь год.

В моём педагогическом становлении большую, огромную роль сыграл наш психолог института Станкин, про него будет отдельный рассказ. Он учил нас: «С кем бы вы ни работали, кто младше вас или старше, с ровесниками, если вы учитель, наставник, то обращение с вами — только на «ВЫ», и они к вам, и вы к ним. Тогда будет педагогический процесс, без этого будет просто общение».

Это я помнил и использовал при первой встрече. Через два дня я приехал знакомиться с занимающимися. В техникум я прошёл уверенно мимо уличного мужского коллектива — они, оказывается, привозят, ждут, встречают своих девчонок. Показав пропуск, вошёл внутрь. Оделся я для этого случая по тем временам шикарно: австрийские черные джинсы «Зубр», остроносые черные немецкие ботинки «Саламандр» на четырехсантиметровом каблуке, черный польский приталенный батник с двумя накладными карманами и погонами, черная английская шляпа «Стен сон» типа ковбойки и черные очки «Слеза», а ля Сталлоне в «Кобре». Вдруг прозвенел звонок, и изо всех щелей мимо меня понеслась девичья река человек в триста. Они вежливо толкали меня плечами и постоянно спрашивали кто я и зачем. Они стали тормозить возле меня, я создал пробку на дороге этого женского мегаполиса. Купаясь в лучах всеобщего внимания, я понял, что аншлаг на секции волейбола обеспечен. В зале меня ждали преподаватель физкультуры, которая была у нас в институте, и шестнадцать девчонок. Я выплыл на них чёрным фрегатом, причалив к столу в трёх метрах от строя.

Началось знакомство. Преподаватель поочерёдно называла фамилии, возраст, курс, а я с умным видом записывал их себе в блокнот. Больше всего меня волновал возраст. Двум было по шестнадцать. Десяти девчонкам было по восемнадцать. Четверым по двадцать. Мне, напомню, было девятнадцать.

— Ну — с, я вас познакомила, теперь Вы представьтесь, — прочитав весь список и повернувшись ко мне, сказала преподавательница

–

Меня зовут Алексей Валерьевич, — просто ответил я

— Лёшка значит, — вдруг отчётливо услышал я. Это сказала самая статная и красивая двадцатилетняя Таня. Вот она кульминация, переломный момент, или сейчас или никогда. Эти слова меня взорвали. Я повернулся, медленно пошёл к ней, стук моих каблуков эхом шёл по залу. Остановившись в метре от неё, глядя ей прямо в глаза, не мигая, спокойно чеканя каждое слово, сквозь сжатые зубы ледяным тоном без тени на эмоции я процедил:

— На улице зовите меня хоть Феликсом Пидмун-довичом, а здесь меня называть только