Далеко-далеко отовсюду - Гуин Ле

Похожие соображения побуждали и меня поступить в Массачусетский технологический: там один человек работал над проблемами физиологической психологии, которые больше всего занимали меня. Какой-то странный разговор получился у нас с нею: она объясняла, в чем суть новаторства этих ее двух композиторов, а я пытался объяснить, что такое сознание, и удивительно, как эти две совершенно разные темы часто сближались одна с другой и тесно переплетались. Тонкая штука, эти идеи и эта их способность к взаимосвязи.

В апреле городской оркестр собирался дать концерт в одной из самых больших церквей города, и в его программу были включены три песни Натали. Но она сказала, что это немногого стоит: их включили потому, что она знакома с дирижером, и помогает ему, когда нужен опытный исполнитель, чтобы не дать его скрипачам-любителям сбиться с такта; и все-таки это было первое публичное исполнение ее произведений. Труд композитора - самый худший из всех видов искусства, сказала она, потому что на девяносто процентов успех зависит от того, есть у тебя "рука" или нет. Хочешь, чтобы твои произведения исполнялись, заводи знакомства. На это она смотрела здраво и говорила, что не собирается повторить судьбу Чарлза Айвса**. Айвсу едва ли пришлось услышать хоть одно публичное исполнение своих произведений, он просто сидел, писал их и складывал в ящик, а работал то ли маклером, то ли еще кем-то. Натали не одобряла этого. Она утверждала, что добиться публичного исполнения почти так же важно, как создать само произведение. Но в своих рассуждениях Натали была не очень последовательна, потому что ее идеалами был Шуберт, который так никогда в жизни и не услышал исполнения своих самых крупных произведений, и Эмилия Бронте, не простившая своей сестре Шарлотте публикацию ее стихов и даже их чтение. Три песни, которые должны были прозвучать в концерте в апреле, были написаны на слова Эмилии Бронте*.

______________

** Айве (Aves) Чарлз Эдуард (1874-1954), американский композитор. ** Бронте - Шарлотта, Эмилия, Анна - сестры, известные английские писательницы, прожившие очень короткую жизнь. Шарлотта (1816-1855) известна как автор романов "Джейн Эйр" и "Шелли". Эмилия (1818-1848), ее псевдоним Эллис Белл, была поэтессой, у нас известен ее роман "Грозовой перевал". Анна (1820-1849) - поэтесса, автор романов. У нас не переводилась.

Роман "Грозовой перевал" был любимой книгой Натали. И она все знала о семействе Бронте, четырех гениальных детях, живших в доме своего отца-священника, в заболоченной пустоши вдали от всех и вся, в Англии сто пятьдесят лет назад. А я толкую о своем одиночестве! Я прочитал их жизнеописание, которое дала мне Натали, и понял, что мое "одиночество" по сравнению с их - это нескончаемая оргия общения. Но их было четверо, и они принадлежали друг другу. Самое страшное, однако, в том, что именно мальчик, единственный сын и брат, не вынес этого, сломался - он стал пить, принимал наркотики, попался на мошенничестве и вскоре умер. Потому что все надежды возлагались на него, потому что он был мальчик. Девочки, от которых не ждали ничего, были всего лишь девочки, - выросли и написали "Джен Эйр" и "Грозовой перевал". Тут поневоле задумаешься. Может, мне как раз повезло, что мои родители ждут от меня меньше, чем я надеюсь успеть в своей жизни. И, может быть, не такое уж это счастье - родиться мужчиной.

Многие годы дети Бронте писали рассказы и стихи о выдуманных ими странах. Со своими картами, войнами, приключениями, всем, всем. У Шарлотты и Бренуэлла это была страна Энгрия, у Эмилии и Анны - Гон-дал. Эмилия сожгла все свои рассказы о Гондале, когда узнала, что умирает от чахотки, но Шарлотта заставила ее сохранить стихи. Они учились писать, они набивали себе руку, они писали эти длинные, сложные романтические истории о несуществующих странах, писали из года в год. Это меня потрясло, потому что в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет я сам делал нечто подобное, но у меня не было сестры, которой я мог бы показать свои труды.

У меня тоже была своя страна, она называлась Торн. Я рисовал ее карты и тому подобную чепуху, но рассказов о ней я не писал. Вместо этого я описывал ее флору и фауну, пейзажи, города, писал об ее экономике, образе жизни ее населения, о ее правительстве, сочинил историю государства. Когда я начинал - мне тогда было двенадцать лет, - это была монархия, но позднее, когда мне стукнуло пятнадцать, а потом шестнадцать, в этой моей стране уже было нечто вроде свободного социалистического общества, и мне пришлось придумывать, какому повороту истории Торн был обязан тем, что от автократии он сразу шагнул к социализму, и как у него сложились отношения с другими странами. Это была крошечная страна, всего шестьдесят миль в поперечнике, расположенная на острове в Южной Атлантике - далеко-далеко отовсюду. И все время на Торне дул ветер. А берега были крутые и скалистые. Редко удавалось проплывающим мимо кораблям пристать к ним; когда-то греки или финикийцы открыли остров, и с тех пор пошли легенды об Атлантиде, но до 1810 года об острове практически не помнили. И по сию пору на Торне умышленно не строят ни причалов для больших кораблей, ни аэродромов для самолетов. К счастью, остров оказался настолько мал и беден, что Великие Государства не проявили к нему никакого интереса, и не включили его в сферу своего влияния, и не превратили его в ракетную базу. Словом, оставили его в покое.

На Торне я провел уйму времени - четыре года! Но вот уже больше года прошло, как я там не был, и теперь все это кажется мне таким далеким детским бредом. И все-таки теперь, когда я снова вспомнил о Торне, я словно воочию увидел его крутые скалистые берега, поднимающиеся из моря, услышал беспрерывное завывание ветра над стадами овец, увидел свой любимый город Баррен на южном берегу, построенный из гранита и кедра; поверх продуваемых ветром скал он смотрит на Антарктический океан, на Южный полюс.

Я отобрал кое-что из "Истории Торна" и показал Натали. Ей понравилось.

- Я могла бы написать их музыку. Ты ничего не рассказал об их музыке.

- А там все инструменты духовые, - попробовал я отшутиться.

- Годится, - сказала она. - Квинтет для духовых инструментов. Никаких кларнетов - они назойливые. Флейта, гобой, фагот... ну и рожок? Английский рожок? Или тромбон? Да, у них непременно должны быть тромбоны.

Она не шутила. Она написала-таки "Квинтет государства Торн" для духовых инструментов.

Четкость ее планов захватила меня. Теперь и я серьезно задумался, чем бы я хотел заняться, если бы передо мною открылись такие возможности. Пойти ли мне в медицину, или заняться биологией и разрабатывать проблемы в той области, где психология стыкуется с биологией, или же остановиться на чистой психологии? Все эти науки взаимосвязаны, но невозможно разрабатывать все их одновременно - запутаешься. По-этому прежде всего нужно было решить, с чего начать. Какая из этих наук может стать тем незыблемым фундаментом, на котором впоследствии можно будет развивать свои идеи? Благодаря Натали я понял то, что можно строить далеко не скромные и даже весьма честолюбивые планы при условии, что будешь упорно, систематически трудиться.