Обладать и принадлежать - Рената Литвинова

– Спасибо, – стараясь не улыбнуться, сказала Фаина, – как хорошо работать с женщинами, нежели с мужчинами. – Она сняла свою сумочку, достала блокнот, потом что-то острое, при этом продолжая разглагольствовать: – Мужчины не тонкие, а женщины тоньше. Интервью с женщинами мне удаются несравненно лучше… – Она осеклась и протянула жертве тонкий острый штырь, сделанный из пластмассы, сантиметров восемь длиной. – Видели такую ручку?

– Ручку? – спросила женщина, не дотрагиваясь до штыря, и уже готовая отойти от окна.

– А вы посмотрите, здесь просто ближе к свету, ручаюсь, никогда не видели… – обаятельно заубеждала Фаина и положила на подоконник эту свою вещицу, сама на полшага отодвигаясь.

– Ну, все это очень странно… – произнесла жертва, взяв в руки штырь. – И это ручка? – воскликнула она, наконец, сняв очки и нагнувшись над ним.

И в этот самый момент, когда она склонялась над штырем, острый конец которого был направлен прямо ей в лицо (а женщина была близорука и наклонилась почти вплотную к нему), Фаина с силой ударила ее по затылку так, что острие впилось той в лицо, и она закричала от боли.

С полсекунды Фаина рассматривала ее, кричащую, потом толкнула на окно и натренированным движением перекинула через подоконник в ею же открытое окно. Когда в кабинете наступила тишина, Фаня как бы «ответила» ей:

– Да, ручка.

После женщины на подоконнике осталась только одна ее туфля.

Не зная, куда ее спрятать, Фаина кладет ее к себе в сумку, идет к двери. Схватившись за ручку, стоит некоторое время, приготавливаясь, затем выходит и, развернувшись, напоказ, специально для секретарши, говорит в пустоту кабинета:

– Вы убедили меня, что одиночество – это то, что мне нужно. – И уважительно тихо прикрывает дверь. Схватившись за левый висок, где натяжение лейкопластыря стало ослабевать и глаз заметно стал обрусевать, теряя раскосость, Фаина расхлябанной походкой вышла из кабинета.

Коридор был пуст. Она понеслась по нему, спустившись по лестнице на пару этажей, вбежала в один из туалетов, у зеркала сорвала парик, клейкие ленты у глаз.

Когда, уже переодетая и невосточная, Фаина вышла из здания, толпа стояла у того самого намеченного места падения, где на асфальтовых плитах лежало тело.

Он встретил ее в аэропорту с цветами.

– Это те самые? Не завяли?.. – спросила она, взяв букет.

Они сели в новую машину. Уже наступила ночь. Первое, что она спросила, когда они остались наедине и могли спокойно говорить:

– А ты, Михаил, знал, что у нее первый этаж?

Он молча выруливал и был как будто занят и не слышал, но потом кивнул и сказал:

– С первого этажа она вряд ли бы… как это… ликвидировалась бы, да?

–Да.

– Как ты вообще съездила? Что там?

– Их вообще никогда не умеют охранять, – ответила она и через паузу добавила: – Отдохнула. Походила по городу. Не торопилась.

– А я раз пошел в церковь. Ад есть, но в нем никого нет, – вдруг добавил Михаил, – женщины бывают раз в три года, что ты сейчас думаешь? Больше не будешь работать? Будешь ждать эту свою женщину?

– А зачем мне работать? Я не хочу работать. Мне нравится ждать.

– А деньги? Или? Это не твои мотивы? Или?..

– Я тебе не скажу о своих мотивах. У меня нет мотивов.

– Фаня, женщин и убивать даже как-то нехорошо. Или?.. Что ты думаешь?

Она молчала. Наконец:

– Дай закурить.

Он протянул ей свою примирительную сигарету. Она вдавила прикуриватель. Подождала, пока он сработает. Прикурила. Опустила боковое стекло и выбросила прикуриватель от новой Мишиной машины прямо в окно.

Михаил резко ударил по тормозам.

– Не поооо-оняял! – говорит он.

– Ой! – говорит Фаня. – Я спутала со спичкой!

Михаил быстро выходит из машины и начинает шарить вокруг, а Фаина задумчиво наблюдает за ним. Потом пересаживается за руль, дает задний ход и сбивает Михаила, потом, еще раз переехав его, глушит мотор, поставив машину так, что проезжающим мимо не видна лежащая фигура.

Выходит на шоссе. Склоняется над ним. Он лежит на боку, глаза у него открыты. Он старается как-то повернуться к ней, изменившимся хриплым голосом повторяет и повторяет:

– Что ты сделала? Что ты сделала? Что ты сделала?.. – переводит дыхание.

– Мир в свою душу внесла, вот что я сделала, – сказала Фаня.

Он ничего не отвечает, а только тяжело дышит. Она заглядывает ему в лицо, рассматривает некоторое время, сидя на корточках. Потом полным сострадания голосом спрашивает:

– Скажи, страшно тебе?

Михаил смотрит на нее беспомощно, лицо его почти все в тени. Он тихо говорит:

– Вообще-то да… Страшно… Немного…

– Не бойся, это не страшно, это вообще не страшно, – говорит она ему и берет его за руку. И держит ее до тех пор, пока не замечает, что мужа ее, Михаила, больше нет, и она достигла, наконец, полного одиночества.

Возвратившись к себе на квартиру, она села в свое любимое кресло у окна. В сущности, любой вид из окна действовал на нее гипнотически.

О МУЖЧИНЕ

НОВЕЛЛА

(«Два в одном»)

Ночь. Под большим развесистым деревом стоят две девушки. Одна блондинка, другая брюнетка. Они возбужденно разговаривают, пока их не отвлекает шум ветра в ветках кроны. Обе они поднимают головы, и одна говорит другой:

– Слушай, наверно, это его душа отлетела. Как зашумело красиво!..

– Жалко его, – сказала другая. – Все-таки это был конец самого великого МУЖЧИНЫ на свете. По крайней мере, так говорили все его женщины. Они были самыми красивыми женщинами в городе, пока и он, и они не состарились. Моя мама мне признавалась, что у него был САМЫЙ член в мире!.. Да, мой папочка…

– …и какой неожиданный финал! – вставила вторая, блондинка.

– Ну, прощай же! – сказала ей брюнетка после паузы.

– Да, пора! – И их ангельские лица затуманились.

А начиналась история с того дня, когда в квартиру «самого великого мужчины» внесли долгожданную, им же заказанную картину с обнаженной женщиной. Он давно расчистил и отвел ей место на стене. Теперь он мог сидеть за столом, смотреть в окно, что он больше всего любил, и плавно переводить взгляд на обнаженную. Звали его Андреем Андреевичем. Денег он скопил, огромная квартира, про его мужские победы ходили когда-то легенды, но теперь он жил один и страстно мечтал встретить «женщину своей жизни», как он сам определял.

Единственным его близким родственником была дочь, которая на свою беду жила в том же доме, что и он. Ее мать, всегда любившая его, на которой когда-то, давно-давно он не мог Даже вспомнить, как давно, – Андрей Андреевич был женат, в этот год как-то незаметно для него умерла. Осталась дочь Маша.

В этот день, когда ему повесили картину, он позвонил ей.

– Что делаешь? – спросила Маша.

– Сижу пью чай, смотрю в окно, смотрю на нее, – сказал он загадочно.

– На кого? – переспросила дочь.

– На нее. Мне ее сегодня принесли. Она готова. Висит на стене. Вот сейчас смотрит на меня. С ней даже можно разговаривать. Она очень красивая. Не хочешь ли прийти посмотреть?

– Это твоя картина, что ли?

–Да.

Маша пришла к нему смотреть картину. Постояли. Маша закурила. Отец хлопнул ее по попе. Маша поспешила сесть на стул. Отец подошел к окну, вдруг оживился.

– Смотри, вот она опять идет!

– Кто идет? – не вставая, вежливо и холодно отозвалась Маша.

– Девушка! Девушка, выгуливающая собачку. Она здесь где-то недалеко живет. Скажи, Маша, ты не знакома с ней?

Маша подошла к окну, посмотрела.

– Нет, я ее не знаю.

– Жаль. Я давно уже приметил ее. Она как будто специально ходит медленно мимо моих окон. Нравится она тебе?

– Да она лицо отвернула, не могу понять. Но она слишком молодая…

– Да мне и нужна молодая! Хорошо бы сирота, с хорошим лицом, чтобы талия была, грудь, мыла бы полы… И вообще, была бы нормальной женщиной, – с особым значением сказал он последнюю фразу.

Надо заметить, что Андрею Андреевичу было лет шестьдесят, хоть и выглядел он поджаро. Он добавил, когда девушка скрылась за углом дома:

– Вообще, я еще не встретил женщину своей жизни. Но верю, что встречу. Встречу – и пойду с ней.

– Ты так хочешь?

– А что не бывает в жизни. – Отец прищурился на Машу. – Вот хочешь жить со мной?

– Ты уже спрашивал, – отходя от него, сказала Маша.

– Ты не ответила мне.

– Папа, но я же твоя дочь.

– Ну и что? Я же не воспитывал тебя. Я узнал тебя, когда ты была взрослая. И потом, Гете жил со своей дочерью.

– Нет, – сказала дочь. И ушла к себе. Отец остался один. Позже он позвонил ей.

– Что делаешь? – спросила она.

– Смотрю на картину, разговариваю с ней.

– И что?

– А она мне отвечает, – сказал отец. – Оказывается, с ней можно разговаривать.

Потом пошел дождь. Он сел у окна. Стал разглядывать проходящих мимо женщин. Он был страшно одинок. От тоски он пошел и налил себе рюмку водки, выпил залпом. Вдруг он увидел ту самую девушку с пуделем. От ветра с дождем она зашла в арку противоположного дома и стояла в ней, пережидая. Возбужденный Андрей Андреевич позвонил своей дочери.