На суше и на море. Выпуск 10 (1970 г.) - "На суше и на море"

– Так, старые знакомые. Не ждал я от них такой прыти. Однако я неплохой маг и волшебник, и они у меня попляшут.

Он сгреб кристаллы со стола в портфель, который сразу словно исчез куда-то, склонился на секунду у пульта и, быстро оглянувшись по сторонам, задорно улыбнулся мне.

– Что бы ни случилось, прошу вас только не сходить с места и сидеть спокойно.

Удары гонга слились в непрерывный гул, затем последовала тяжелая басовая нота аккордов. Вошли офицер и двое в штатском.

– Сеньор Лоуренс, именем республики вы арестованы!

– Разве можно арестовать чародея? - насмешливо ответил Лоуренс, прислонился к монолитной, казалось бы, стене и словно растаял в ней. Агенты выхватили пистолеты и недоуменно уставились на стену. Навалились было на нее с разбегу, однако она стояла непоколебимо.

– Ах, дьявольщина! - вырвалось у офицера. - Опечатайте аппаратуру! - приказал он агентам и повернулся ко мне: - Ваши документы!

Но тут раздались испуганные крики его спутников. Ослепительные вертикальные разряды пронизали пульт, превратив его тонкую электронную начинку в груду обломков. А в кресле расположился Мефистофель - тот самый лукавый искуситель из немецкой легенды, в плаще, с короткими рожками из-под лихо надвинутого берета. Положив ногу на ногу и придерживая шпагу на коленях, он оглушительно захохотал.

Прикрыв глаза рукой, один агент открыл пальбу, а другой, видимо, более веривший в загробную жизнь, всхлипывая от ужаса, бросился к двери. Мефистофель вскочил с кресла, обнажил шпагу - и снова сильнейший разряд потряс комнату, довершая разгром. Дьявол исчез, пахнуло озоном и… серой, как и полагается при подобных исчезновениях.

Я неудержимо, до слез расхохотался. Офицер, едва взглянув на мои документы, вернул их мне, энергично выругался и удалился с оскорбленным видом.

Мне оставалось только вернуться домой. Медленно проезжая по набережной, мимо бесчисленные памятников победоносным и разгромленным, но одинаково величественным полководцам, чьи кони угрожающе попирали земную твердь, я с тревогой и надеждой думал о Лоуренсе.

С тревогой, потому что опасался за судьбу его открытия, боясь, что генералы сумеют добраться до Лоуренса и начнут «печатать» солдат с матрицы какого-нибудь остервенелого вояки.

И с надеждой, полагая, что такого опытного чародея, наверно, не так-то легко поймать в силки.

Моисеев Юрий Степанович, журналист. Родился в 1929 году в Кургане. Окончил Московский институт цветных металлов и золота и факультет журналистики МГУ. Автор нескольких десятков статей, репортажей, популяризирующих достижения науки и техники. Публикуемый рассказ - первое выступление автора на страницах альманаха. В настоящее время работает над новыми научно-фантастическими рассказами.

О. Гурский СОПЕРНИК СОГОРА

–Второе «я» человека - что это? Реальность или мираж, возникающий из-за склонности ума к сомнению и контрастам? Раньше я не думал об этом особенно, а теперь… Впрочем, просто устал. Сегодня лучше отбросить мысли. Только бродить, любоваться небом и деревьями, слушать птиц. И не думать, не думать.

–Боишься? - шепнул кто-то в уме. - Сомневаешься?

Опять он! - Согор невольно оглянулся. Дорога оставалась безлюдной. - Боюсь? Но кого? В чем сомневаюсь?… Конечно же, этот шепот - отрицательная, «теневая» реакция ума. Нельзя принимать ее всерьез. Это не больше чем сражение в зеркале: все наоборот. Но за зеркалом-то пусто, никого! Никакого второго «я». Крепов иного мнения. Он вверен, что второе, третье и еще более «совершенные» «я» любого человека существуют на деле, что можно, эволюционируя, «возвышаться» до них, даже устанавливать с ними контакт, словно со своим будущим. Впрочем, Крепов - чудак. Какой большой ученый - без чудачеств? Кажется, и Циолковский верил в свое время, что некоторые идеи могут быть внушены нам телепатически иными цивилизациями.

– Почему же ты встревожен? Страшишься итогов Плебисцита? Ведь если Рахманову удалось посеять сомнение в сознании общества…

– Глупость, чушь! - Он досадливо качнул головой. - Не пытайся уверить меня, что ты существуешь наяву. Беспощадный реализм - непременное качество всякого уважающего себя исследователя. Если бы мы давали волю фантазиям, которые возникают в мозгу, когда остаешься наедине с собой, наука давно рухнула бы. Исследователь тем отличается от фантазера, что умеет остановиться вовремя, отделить реальное от призрачного.

Что скажет Плебисцит? Поживем - увидим. Я и теперь утверждаю: Земля должна прекратить всякое вмешательство в события на Харнаре. Особенно сейчас, когда там смута.

А Рахманов - нетерпеливый мальчик, скороспелая слава вскружила ему голову. Есть такой тип людей: из жажды славы они пойдут на все…

– Ты не договариваешь.

– Ну да, Рахманов талантлив, не отрицаю. Несомненно, честен. Думаю, он искренне убежден, что земляне должны помочь цивилизации Харнара разом перешагнуть через века социальной и духовной эволюции. Но «неистовые» не хотят понять: харнарцы во всем станут надеяться на «богов», прилетевших «со звезд». Религиозный фанатизм надолго затормозит развитие. Собственная воля к жизни ослабнет - начнется вырождение…

– Пути помощи младшим многообразны! Если «неистовые» и ошибаются, то, может быть, лишь в способах. Рано или поздно Рахманов и его сторонники поймут, как надо помогать. Рахманов прав в главном…

– Послушай, кто ты, чтобы поучать? Рахманов, Рахманов!… Это переходит границы.

– Сказать, почему тебе неприятно это имя?

– Ко всем чертям!…

Он раздраженно швырнул на дорогу цветы, собранные в парке. Вздохнул глубоко, осмотрелся. Впереди, за деревьями, показались сиявшие на солнце купола Информационного центра. А на другом берегу озера вздымались высоко в синеву серебристые чаши антенн. Мачтовые сосны замерли в предвечернем покое.

Согор приехал в Южный парк, чтобы немного отвлечься от впечатлений, связанных со Всемирной дискуссией о Харнаре, закончившейся вчера. Хотелось побродить в одиночестве по самым дальним аллеям, дать отдых нервам, напряженным до предела. Непостижимо, как оказался он рядом с Информом? Почему ноги привели его именно сюда, пока голова была занята размышлениями?

Он нерешительно остановился, глядя на усыпанную бурой хвоей почву, где цепочка муравьев бежала по тропинке-желобку от одного своего дома-города к другому. «Контакт цивилизаций», - усмехнулся Согор и медленно направился к главному корпусу.