Соседка - Этьен Годар

— Как странно — учиться в Париже. Вы — мужчина, вам проще. А я, честно говоря, поначалу даже не мечтала об этом.

— Собственно, я сюда не особенно стремился. Моя мечта — море. Я держу экзамен по навигации.

— А все-таки странно. Почему вам это нравится?

— Не знаю, — сказал Бернар. — Есть вещи, которые нельзя объяснить.

— Разве? А меня всегда учили, что таких вещей нет.

— Это очень мило.

— Мы непременно должны поддерживать такой разговор?

— Нет, — сказал Бернар.

— Слава Богу.

— Что это у вас за папка?

Матильда была довольно высокого роста, одета она была в тот день в кремовое платье, которое очень шло к ее золотистой коже и блестящим волосам. Она показалась Бернару еще более красивой, чем в тот раз, когда он увидел ее впервые. На столике возле нее лежала довольно большая папка серого картона.

— Это мои рисунки, но уверяю вас — ничего интересного.

— О…

— Нет, правда. Я с детства рисую, но не сказала бы, что пока очень преуспела.

— Но ведь вы учитесь. Вот погодите немного, и увидите, как начнет получаться. Мой отец всегда так говорит — работай каждый день, и в конце концов получишь все, чего бы ни захотел. А он у меня умный старик.

— Мне нравится смотреть на людей вот так, как сейчас. Иногда мне хочется, чтобы все они когда-нибудь попали в мои картины, хочется создать целую серию, целую галерею лиц, поз, ситуаций. А иногда все это совсем не греет. Становится просто скучно.

— У вас красивые волосы.

— Вам нравятся?

— Очень.

— Я хотела обрезать их, когда поступала. Казалось, что быть красивой — это вредно для занятий. Знаете, я ведь в самом деле так думала!

— Что вы.

— Мне хотелось что-нибудь сделать. Ну, принести жертву, что ли. Чтобы все другое было хорошо. Я тогда вообще мало что понимала, я думала, что такие пустяки вправду имеют значение.

— А сейчас?

Вопрос был, конечно, глупый, и Бернар сразу пожалел о нем. Впрочем, сам по себе разговор был важен скорее самим фактом своего существования, а вовсе не темой. И оба собеседника об этом прекрасно знали.

Когда после часовой беседы, в ходе которой молодые люди узнали друг о друге достаточно много интересного, Матильда наконец, сообразно этикету, покинула свой наблюдательный пункт, отклонив предложение проводить ее и не позволив Бернару ни малейшей вольности, даже ничего не пообещав на будущее. Она вся трепетала от того особого возбуждения, какое испытывала всего раз или два в жизни. Ей казалось, что где-то там, внутри, горит обжигающий огонек и только ждет порыва ветра, чтобы превратиться в пламя, и пламя это охватит всю ее от кончиков пальцев до волос и ресниц.

Идя по улице, она жадно ловила каждый брошенный на нее взгляд, это дружное и откровенное мужское восхищение было для нее теперь неизъяснимо приятным. Ей вдруг так захотелось посмотреть на себя, что она остановилась перед зеркалом в витрине цветочного магазина и посмотрела на свое лицо в рамке из красных роз и обрызганных водой фиалок.

Найдя увиденное вполне соответствующим собственному представлению об утонченной изысканности, Матильда почувствовала себя необыкновенно легкой, окрыленной, а будущее, по крайней мере ближайшее, уже рисовалось в самом радужном свете. По телу ее под легким платьем пробегали маленькие электрические разряды, а голова слегка кружилась, как после бокала хорошего вина.

Глава Пятая

Арлетт снился кошмар. Будучи от природы натурой тонко восприимчивой, она подсознательно почувствовала опасность, каким-то образом исходящую от их новой соседки, но объяснить себе смутное чувство тревоги не смогла. И вот теперь ей снился кошмар. Будто чьи-то женские руки с тонкими длинными пальцами и хищными красными ногтями душат ее мужа, все сильнее сжимая его горло…

Она проснулась. Привычно, не открывая глаз, протянула руку к Бернару… Но подушка была пуста!

Она нашла его на кухне, перед тарелкой.

— Я так испугалась. Что ты здесь делаешь?

— Я проголодался.

— Плохо поужинал?

— Да нет. Иногда не вредно добавить.

— Поздний ужин в темноте?

Арлетт включила свет. Потом подошла к Бернару и потрепала по волосам. Он любил этот ее жест, особенно когда настроение было неважным. В такие минуты он ощущал себя маленьким беспомощным ребенком, а Арлетт — доброй и заботливой матерью, которая всегда поможет и никогда не предаст.

И теперь внутри себя он просил спасти его. И в тоже время понимал: это уже не в ее власти.

— Что-то случилось? — в голосе Арлетт сквозила привычная нежность.

— Нет, ничего. Просто мне пришло в голову… — Бернара внезапно посетила стоящая мысль. — Давай уедем куда-нибудь. На пару недель. И возьмем с собой Тома.

— Это невозможно, — Арлетт замотала головой. Она удивилась. Какие-то странные мысли посетили ее мужа. Еще только весна. В отпуск они обычно уезжали в августе. — Разве меня отпустят с работы? К тому же двое из нашей лаборатории болеют. А скоро годовой отчет.

Она аккуратно убрала руку, подошла к буфету и взяла два яблока.

— Ты лососину оставь. Я ее приберегла для гостей. Съешь лучше вот это.

— Для каких гостей? — Бернар удивленно взглянул на жену.

— Я тебе не говорила? Я пригласила наших соседей завтра на ужин.

— Постой, — Бернар резко встал из-за стола.

— А что? Они вполне симпатичные люди, и к тому же наши новые соседи. Надо же налаживать дружественные контакты, — Арлетт как всегда была невозмутима.

О черт! Еще этого ему не хватало! Вот сейчас он действительно разозлился не на шутку. Бернар быстро стал ходить по кухне взад-вперед. Надо же! Он изо всех сил, как только может, избегает этой женщины, а его жена… Ну прямо какой-то злой рок, честное слово.

Арлетт поняла, что мужу не понравилась ее затея и предложила позвать их в другой раз, но Бернар признал, что уже поздно что-либо менять. Будь что будет!

— Пошли спать, — сказал он, положив руку на талию жены.

Они не успели сделать нескольких шагов, как за окном раздались странные вопли. Бернар и Арлетт удивленно переглянулись.

— Это кошки. У них драка, — сказал Бернар.

— Нет, — улыбнулась Арлетт, — это не драка. Это март.

Как всегда после бессонной ночи, наутро кружилась голова. Бернару так и не удалось уснуть ни на минуту. Он был расстроен предстоящим визитом соседей.

Поспешно перекусив и выпив чашку кофе, быстро оделся, взглянул на часы. О, черт! Уже поздно. Выскочив из дома, он стал торопливо открывать машину. Утро было сумрачное, прохладное. Стоял туман, отчего окружающие серые дома казались еще более скучными и угрюмыми. Особенно этот, напротив. Его стены казались Бернару неприветливыми и зловещими.