Лошадь без головы - Поль Берна

Итак, все десять были здесь и смотрели Рубло прямо в глаза, не позволяя себе, однако, никаких дерзостей. Они только смотрели на него, вот и всё. Торговец сначала пытался шутить.

— Очень рад вас видеть! — сказал он с натянутой улыбкой. - Подходите поближе, мои дорогие маленькие любители, я покажу вам, как работает машинка…

Ни один не тронулся с места. Они как будто все приросли к тротуару. Пар шел у них изо рта и вился над головами. Время от времени стайка снежинок медленно проносилась над их застывшими лицами. Ребята смотрели на Рубло. И Рубло вскоре почувствовал, что не может оторваться от их пристальных взглядов. Он во всю глотку расхваливал свою машинку и загубил еще полмерки картофеля. Но результатов не было. Никто не останавливался посмотреть, как работает его машинка. Только десять ребят с похвальным терпением стояли на месте и не сводили с него глаз.

Рубло внезапно вышел из себя.

— Немедленно убирайтесь ко всем чертям! — закричал он хриплым голосом.

Никто не двинулся с места. Только взгляды сделались немного мягче, немного внимательнее. Было холодно, однако Рубло почувствовал, что у него выступил пот.

— Ну, хорошо! — сказал он угрожающе. - Подождите! Сейчас я вам всем бесплатно надаю затрещин. На всю компанию хватит!

Никто не шевельнулся.

Остановились какие-то прохожие. Сначала они посмотрели на ребят, потом их взгляды остановились на помертвевшем лице Рубло, у которого раздражение сменилось страхом. Чего он боялся? Прохожие оборачивались направо и налево, ничего не понимали и вновь устремляли глаза на Рубло. Полицейский Дюкрен, наблюдавший с двумя другими за порядком на базаре, как раз в это время проходил мимо. Вся эта молчаливая сцена сильно его удивила.

— Что ты увидел? — спросил он у Габи.

Габи не ответил. Дюкрен проследил за его взглядом, заметил расстроенное лицо Рубло, и взгляд полицейских присоединился к взглядам толпы. Рубло никогда еще не собирал столько публики. И все же он решил поскорее унести свои знаменитые машинки для чистки картофеля и запихнул их в чемоданы.

— У него больной вид, очень больной, — сказала какая-то консьержка[4] из квартала Ферран, видимо ожидавшая, что он вот-вот свалится с ног. - От этого проклятого холода кровь застывает в жилах.

Рубло не свалился. Он с лихорадочной поспешностью сложил свой столик и козлы, бросил все это добро в грузовик, потом повернул к детям свое дрожащее от ярости лицо. Он открыл было рот, но слова застряли в горле: маленький Бонбон вышел из рядов верхом на палке, на которую была надета голова лошади.

— Но-но! Но-но! — выкрикивал Бонбон, притоптывая обеими ногами.

Он натягивал воображаемые поводья и высоко задирал голову лошади, а та смотрела на Рубло с дьявольской яростью. Толпа покатилась со смеху. Расхохотались и внезапно согревшиеся ребята. Рубло отступил, бросился, как безумный, в свой грузовик и вихрем умчался.

— Так ему и надо! — сказала Марион. - Будет знать в другой раз, как без спросу лазить по чужим домам. Теперь мы с ним поквитались.

— Видно, — сказал Фернан, — у него все-таки на душе неспокойно, раз он так быстро удирает…

Габи, Фернан и Зидор прошли до кафе. Оно уже играло всеми своими огнями. Мальчики заглянули в окна. Несколько торговцев, приехавших на базар, толпились перед цинковой стойкой и дули себе на замерзшие пальцы, но в зале было пусто.

— Жуан вернется через часок-другой посмотреть, не явился ли Рубло, — сказал Габи. - Если явится, мы ему сыграем еще раз ту же комедию… А если он будет недоволен, Марион приведет парочку собак покрупнее. Но пока что надо заняться этим сараем на лесопилке. Для нас это прямо-таки находка.

Сарай, о котором шла речь, случайно нашла Марион, когда бродила среди развалин, оставшихся со времен войны между улицей Маленьких Бедняков и магистралью. Влево от Черной Коровы начиналась узкая тропинка. Она лежала между руинами старого приюта и угольным складом Ван ден Берга и называлась Сиреневым переулком. Правда, сирени уже давно не было — ее погубила угольная пыль, но название переулок сохранил. Он шел, извиваясь, вплоть до покинутых полуразрушенных зданий старой лесопилки. Сарай действительно оказался находкой. Он был загорожен с трех сторон, а четвертая смотрела на двор, заросший сорной травой. Сарай был пуст, но запах дров еще держался. Марион сразу сообразила, что этот укромный уголок, куда почти не доносится даже гул железной дороги, может весьма и весьма пригодиться всей компании.

Марион и Фернан пришли первыми. Они намеревались навести порядок в этом помещении, которое Габи уже торжественно называл „наш клуб“. Пол был покрыт густым слоем прогнивших опилок, в которых увязала нога. Пришлось копать довольно глубоко, пока дошли до сухой земли. И Фернан устроил четырехугольную печурку, выложив ее плоскими камнями. Тем временем Марион бродила по пустым цехам, а Фифи — по пятам за ней.

Девочка принесла доски, козлы, довольно хороший ящик, две кастрюли, жестяные коробки, ведро, кочергу, лопатку для угля и десять дубовых колодок, которые вполне могли заменить стулья, — по одной на каждого члена компании. О дровах беспокоиться не приходилось — дров было много, и притом самых сухих.

К четырем часам Фернан смог затопить печку. И красное пламя волшебным светом осветило мрачный сарай, выхватив из тьмы уютный уголок с сиденьями, с ящиком, обращенным в кухонный шкаф, в котором висели кастрюли, со столиком, стоявшим на козлах, и с кочергой, воткнутой в землю.

Уже темнело, когда явился Габи в сопровождении Зидора и Мели. Все трое взревели от восторга, увидев, что „клуб“ оборудован и огонь бросает по стенам дрожащие тени.

— Я вам приготовила места, — сказала Марион. - На каждом мелом написано имя.

— А мы принесли провизию, — заявил Габи. - Правда, немного, только чтобы отпраздновать новоселье.

Вытащив из кармана кубик мясного бульона и восемь немного увядших картофелин, он все разложил на столе.

— У меня только одна, но зато крупная, — сказал Зидор, показывая, к большой радости друзей, огромную картофелину, покрытую землей и весом никак не менее фунта.

— Я не смогу ее присоединить к другим, — со смехом сказал Фернан. - Она будет вариться два часа. Мы ее прибережем до другого раза.

Марион поставила на огонь кастрюлю с водой для бульона. Вскоре явились запыхавшиеся Татав и Бонбон. Их лица и одежда были черны от сажи.

— Мы спутали калитку и попали на угольный склад, — объяснил сильно сконфуженный Татав. - А потом Бонбон растянулся в яме с угольной пылью, и мне пришлось вытаскивать его оттуда. Дела!…

Вскоре пришла Берта Гедеон, держа за руку Крикэ Лярикэ. Увидев, в какую роскошную обстановку он попал, Крикэ от восторга вылупил глаза.

— Я принес подарок для всех, — взволнованно заявил негритенок и вытащил из кармана своего жилета сильно помятый пакетик.

Все затаили дыхание, устремив глаза на обрывок газеты, который Крикэ заботливо развертывал. Он вынул оттуда чуть промокшую сигарету и благоговейно показал ее всем, внимательно следя за выражением лиц. Ему устроили овацию.

— Я ее положу сушиться у огня, — сказал Габи. - Каждый затянется по два раза. Роскошно!…

Жуан пришел последним и тенью проскользнул внутрь сарая. Его шлем был крепко натянут на уши, так как снег все усиливался. Жуан ничего не принес, кроме плохой вести.

— Рубло на базар не вернулся, — заявил он, грея руки у огня. - Между тем на улице Союзников стоит его грузовичок. Рубло, верно, шатается где-то здесь поблизости…

Все похолодели. Марион ничего не сказала, она только посмотрела в глубину сарая и легонько свистнула сквозь зубы. Две громадные черные собаки, которых раньше никто не заметил, тихо вышли из темного угла. Вблизи огня их внимательные глаза вспыхнули, как рубины. Собаки растянулись у ног Марион и прижались мокрыми носами к ее старой мужской куртке.

— Бютор и Фанфан, — представила она их вполголоса. - Это породистые собаки и лучшие сторожа во всем поселке. Они всегда будут с нами, когда мы будем собираться в „клубе“. Пусть Рубло попробует задобрить их хотя бы двумя метрами колбасы… Он уйдет от них еле живой — и, во всяком случае, без штанов. Посмотрите на их клыки!

Клыки вызвали всеобщее восхищение, но к ним не решались притронуться. Всем опять стало весело. Берта и Мели прислуживали с большой ловкостью и быстротой. Все маленькими глотками попивали из жестяных коробок дымящийся напиток.

— Никогда я не пил ничего вкуснее! — кряхтел над своей чашкой Татав, а глаза у него от жадности разгорелись.

Это был всего лишь пресный бульон, приготовленный на мутной воде, но он приобретал необычайный вкус оттого, что его распивали в своей компании, да еще в потайном месте. Габи зажег сигарету и пустил трубку дружбы по кругу. Марион и Фернан положили картошку в золу. Язычки пламени медленно угасали, скоро остались одни угли. Время от времени они вспыхивали и бросали на неподвижные лица пурпурный отсвет. Компания сидела молча, собаки вздыхали от счастья и даже не смели чесаться.