Живым не верится, что живы... - Лазарь Лазарев

В «Разных днях войны», если быть точным, их уже не назовешь даже примечаниями, — это нечто более серьезное и основательное. Это заметки, которые все вместе образуют то, что можно назвать общей панорамой войны. С этой панорамой, какой она представлялась писателю, всю жизнь свою посвятившему изучению и осмыслению того грозного времени, и соотносятся дневниковые записи. Благодаря такой конструкции, такому монтажу изображение войны и становится в этой книге столь объемным, стереоскопическим.

Приведя запись беседы с гвардии сержантом Канюховым, воевавшим еще в первую мировую войну, и вспоминая тот преувеличенный интерес, который был у военных корреспондентов к старым бывалым солдатам, Симонов обстоятельно, самым тщательным образом проанализирует сложные причины этого явления, природу некоторых ходячих представлений того времени, которым и сам отдал дань, сравнит боеспособность русской армии в первую и советской во вторую мировые войны. Кстати, это помогает нам понять, что было истинным в такого рода образах и мотивах, возникших во многих произведениях военных лет — в том числе и Симонова, — а что было рождено преувеличенным интересом и ходячими представлениями.

Рассказывая о боях местного значения на исходе нашего наступления под Москвой ранней весной 42-го года, боях, которые, как правило, уже успеха почти не приносили, а жертв стоили немалых, размышляя нынче, почему так происходило, Симонов раскроет то, что за этим стояло: не преодоленная еще привычка воевать по старинке, недостаток опыта и мастерства, неумение — с точки зрения оперативного искусства — мыслить широко и дальновидно.

Вспоминая о том потрясении, которое он испытал, прочитав известный приказ № 227: «…Движение жизни представлялось в будущем каким-то прыжком — или перепрыгнуть, или умереть!» (это настроение выплеснулось в двух написанных в те дни его стихотворениях — ставшем сразу же знаменитым «Убей его» («Если дорог тебе твой дом…») и менее известном «Безымённое поле») — Симонов, опираясь на полученное через много лет письмо фронтовика, теперь отметит не только роль этого приказа, в котором с мужественной правдивостью говорилось о нашем «отчаянном положении», но и скажет о том, чего не почувствовал и не понял тогда. Приказ «Не шагу назад!», как его очень часто называли в дни войны, оказался действенным, потому что выражал готовность многих и многих тысяч людей стоять насмерть, защищая Родину: «Если рядовые по состоянию своего духа не хотят или не способны по-настоящему воевать, то никакие самые грозные приказы, никакие крутые меры не заставят их это сделать и не удержат от бегства. Самые талантливые военачальники и опытные командиры будут бессильны что-либо сделать».

Я выбрал наудачу эти примеры — они могли быть иными, потому что возможности для выбора велики — с одной целью, чтобы сделать наглядным тот принцип подачи материала, к которому в результате поисков и проб пришел Симонов. Это сопоставление и сочетание двух точек зрения, между которыми много лет жизни, двух взглядов, у каждого из которых есть свои преимущества. Один — это сами фронтовые записи — взгляд в упор, точно фиксирующий происходящее, во всех деталях и подробностях, которые — отступи чуть дальше — плохо различимы, стираются, размываются. Второй — «съемка» идет уже издалека, когда отчетливо видны стратегические факторы, проступает связь явлений, обнаруживаются причины и следствия, открывается все то, что с близкого расстояния разглядеть невозможно. Это взаимодополняющие и взаимообогащающие друг друга планы действительности. Органическое их соединение и делает «Разные дни войны» книгой уникальной.

Симонов в своих дневниках немало внимания уделял военным проблемам — управления войсками, взаимодействия разных родов войск, работы штабов. Его суждения серьезны, проницательны, он много видит и понимает. Но главное все же не это, перед нами — писательские дневники. Они привлекают все-таки другим.

Они написаны автором, обладающим особой остротой и направленностью зрения. Дневник вел человек и очень наблюдательный, и отличавшийся жадным интересом к новым впечатлениям, стремившийся увидеть побольше. И это интерес сосредоточенный — Симонова больше всего интересуют люди, их поведение на войне, их душевные качества, какими они были в мирное время и как трансформировались в войну, их чувство ответственности — профессиональной и гражданской (он постоянно подчеркивает их неразделимость), нравственные проблемы, которые встают перед ними, житейские заботы, от которых никто не избавлен.

И именно под таким углом зрения видно, что война — это не только храбрость солдат и офицеров, не только атаки и свистящие пули, поле боя, изрытое воронками от мин так, что если бы они разорвались одновременно, ничего живого здесь не осталось бы, не только трупы, зимой занесенные снегом, летом чудовищно раздувшиеся, не только танки, орудия, автомашины, превращенные после боев в фантастических размеров свалки металлолома. Война потребовала крайних усилий всего народа, не миновала никого, проникла во все поры жизни, стала в разных своих проявлениях повседневным бытом людей. И, не представив этого достаточно ясно, не поймешь ни подлинных масштабов того, что происходило тогда, ни величия народного подвига, ни размеров жертв, понесенных страной. Читая дневники Симонова, все это лучше видишь и глубже осознаешь.

Осознаешь, что война — это и адский труд, пот, крайнее напряжение всех физических сил. Осознаешь, что война — тяжелый труд не только на фронте. Как ни скудны на этот счет впечатления Симонова, жизнь и работа которого были связаны с действующей армией, но и ему запомнились подростки, которым делали специальные подставки, потому что они не доставали до станков, и пожилые женщины, занятые непосильной работой, — они-то и составляли тогда (во всяком случае в Москве) основную часть рабочего класса.

Война — это и миллионы вдов и сирот, у которых не осталось ни кола, ни двора. Одна лишь сцена из симоновского дневника: возвращается в свою деревню женщина с детьми — немцы их выселили при отступлении, — муж погиб, женщина кажется старухой. «По тропке, помятой через рожь, идет женщина, с ней пятеро детей. Не только она, но и дети сгибаются под тяжестью узлов. Все нагружены безмерно тяжело, еле идут. Женщина останавливается, снимает с плеч два связанных между собой мешка, и скорее вылезает из-под них, так они велики. Устало отерев лоб, садится на один из мешков. Все дети тоже освобождаются от своей поклажи и садятся рядом с ней. Шестого ребенка я в первую минуту не разглядел: он, грудной, на руках у женщины».

Война — это и бесконечная, до изнеможения, усталость, даже когда тяжелораненые, которых везут по кочкам, по ухабам, спят, не просыпаясь от боли, когда солдат на раскисшей дороге, загроможденной танками, машинами, повозками, «стоит среди всей этой суеты… прислонившись к борту грузовика, и спит. Ревут и гудят машины, задевают плечами проходящие мимо люди, а он стоит и спит!»

И сорок оставшихся в полку, как тогда говорили, «активных штыков» — это тоже война. И офицеры, которым не исполнилось двадцати, а не раз уже раненые, с орденами.

И пробки на дорогах — такие, что, кажется, застреваешь навсегда. И пыль — днем приходится зажигать фары.

И мужество, которое требуется не только для того, чтобы подняться под пулями, но и для того, чтобы написать в донесении начальству ту горькую правду, которую оно не хочет знать.

И беженцы, которых очень скоро стали называть «эвакуированными», — вероятно, не случайно: они не просто убегали от врага, а отправлялись туда, где могли работать для фронта, для победы.

И разлука, и одиночество, ломающие семьи, коверкающие жизнь. И любовь, возникавшая на фронте, — порой она бывала сильнее смерти, но как часто у нее не было никаких надежд на будущее!

И установленный, правда, только к концу войны порядок похорон: офицеров — только в населенных пунктах, старших офицеров — только в городах.

И бьющее через край радушие, с которым встречали нашу армию в Болгарии и не только в Болгарии: «Народ, открывший нам навстречу свои объятия», — рассказывает Симонов. Все это тоже было на войне.

И даже как «пили из большой глиняной баклаги красное сухое деревенское вино и ели жареных голубей… Война такая длинная и разная, что иногда на ней запоминаются и такие маленькие житейские радости».

Да, длинная и разная война запечатлена во фронтовых дневниках Симонова. Разные ее грани и разные этапы. Страшное начало, которого никто представить себе не мог: долгое отступление, огромные потери, наконец, наше контрнаступление, в сущности от стен Москвы; тяжкое, когда, казалось, все держится на ненадежном волоске, лето 42-го года: немцы рвутся к Волге и на Кавказ, неодолимая стойкость, которую знаменовал собой Сталинград, спокойная уверенность, обретенная после сражения на Курской дуге, и нарастающая сила ударов, которая привела нас в Берлин и сделала освободителями Европы.