Блеск софитов (СИ) - Гранд Алекса

– Тох, ты с Грацинским развязался? – поинтересовался беспокойный друг, не забыв о моих трудностях. Я лишь отрицательно покачал головой в ответ и получил жесткое: – развязывайся! А не то влипнешь по самые помидоры.

Потихоньку мы свернули разговор, потому что под прожекторы вышел солист группы и с жаром поприветствовал гомонящую публику. Толпа все прибывала и прибывала, пустого пространства становилось меньше, но подвыпившая молодежь только радовалась тесноте, в которой можно было невзначай прижаться к танцующей девчонке или случайно зацепить хорошенького парня. Мишка ответил на телефонный звонок, куда-то поехал, но обещал вернуться, я же остался за барной стойкой в одиночестве. Не прошло и пяти минут, как ко мне, словно яхта по волнам, подплыла та самая новенькая официантка – она теребила пуговицу на рубашке в районе груди и томно вздыхала, делая вид, что не решается заговорить.

– Антон, – спустя пару минут позвала она напевно, убедившись, что я не собираюсь идти первым на сближение. – У меня через пару часов смена заканчивается, может, дождешься и продолжим вечер вдвоем?

Окинул ее взглядом – красивая, спору нет, любой нормальный мужик оценит. Только вот хорошенькая блондинистая голова совершенно не обременена интеллектом – нет лишних мыслей, нет проблем. Как говорит мой мелкий: «Ну и о чем с ней трахаться?» Раньше я, быть может, и польстился бы на ее предложение, только сейчас перед глазами стоял образ чертовки с красноватыми волосами до поясницы и завораживающими медово-карими омутами.

– Галь, а если я маньяк? – изобразил серьезную мину на лице так, что у девчонки аж глаза на лоб полезли от ужаса. – Не боишься с первым встречным-то?

– Псих, – сдавленно пискнула она, когда по моей расплывшейся в улыбке физиономии поняла, что я нагло над ней издеваюсь.

А мне стало ни до чего, потому что телефон пиликнул сообщением от Риты: «Не спишь?». Ответил ей мгновенно «Неа, а ты?» и получил короткое «Приезжай». Попросил Дена передать Мишке, что убыл с концами, и покинул буйствующий в хмельном танце бар.

Пока шел по полутемному коридору ее квартиры на пробивающийся из полуоткрытой двери в спальню свет, моя фантазия забилась в эпилептическом припадке, рисуя самые непристойные картины. С открытым ртом остановился на пороге, увидел распластавшееся по черным шелковым простыням тело и понял, что Марго ждала меня так же нетерпеливо, как я на четвертой скорости гнал к ней. По искусанным припухшим губам понял. По чуть разведенным в стороны ногам. По полупрозрачной черной ткани, плотно облепившей ее формы. Сглотнул судорожно и сорвался с места, когда Марго приподнялась и бесстыдно повела пальцами по внутренней стороне бедра. Повалил ее на спину, прижался к девичьему телу, даже через ткань майки чувствуя охвативший ее жар.  Завел ее руки за голову, полностью обездвижив, и начал терзать ее рот жестким нескончаемым поцелуем, сбившим оба наших дыхания.

Не заметил, как на пол полетел ее пеньюар, а следом за ним и вся моя одежда, вплоть до трусов – ничто больше не мешало наслаждаться бархатом нежной кожи. Заставлял девушку вскрикивать и с жадностью глотать воздух, отчего сам потерял голову и пропал без остатка. Ни с кем не испытывал такого наслаждения, как с ней, и не мог себе объяснить, в чем кроется причина до странного идеальной физической совместимости. Хапнул долгожданную дозу эндорфинов, после чего расслабился, по-хозяйски прижимая девушку к себе. Странным огнем горели ее представлявшиеся нереальными в полумраке глаза, и как будто обожгли что-то внутри меня.

«Позвоню завтра Грацинскому, разорву на хрен договор и пошлю к черту», – мысленно пообещал себе перед тем, как забыться спокойным сном.

Глава 13

Марго

– Ты помнишь её? Веру?

– Да. Это не совсем похоже на воспоминание,

скорее на... чувство. Инстинкт.

Сердце никогда не забывает маму.

(с) «Ежевичная зима», Сара Джио.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

До чего было сладко спать в его руках, слушать мерное дыхание и выпасть в открытый космос, напрочь отключившись от реальности. Где-то в другой вселенной звонил его телефон, надрываясь, пиликал будильник, а я только теснее прижималась к мужской груди, не соглашаясь возвращаться на грешную землю. До такой степени растворилась в нем, что даже забыла, какой сегодня день.

Открыла глаза с десяткой попытки, долго соображала, где моя одежда и тапочки, в итоге плюнула, аккуратно сняла с себя теплые ладони Антона, стараясь его не разбудить, и голой прошлепала в ванную. Пока умывалась, осознание удушливой волной легло мне на плечи и сдавило грудь – дышать выходило рвано. Прислонилась лбом к холодной глади зеркала, остужая закипающие мозги. Накануне маминой годовщины я обычно и глаз не могла сомкнуть, не то что проспать все на свете.

Лихорадочно вытащила первое попавшееся черное платье из шкафа, натянула его в считанные секунды, наспех собрала волосы в небрежный пучок и, в общем-то, побила все рекорды по скоростным сборам. Подумалось, что легко бы дала фору призванному в армию новобранцу, поднятому по боевой тревоге.

Вернулась в спальню, поцеловала сонного Антона на прощание и попросила оставить ключи внизу на проходной.

  – Сегодня весь день буду занята! Семейные дела, созвонимся, – крикнула уже из коридора и выскочила к лифту, безнадежно опаздывая к назначенному отцом времени.

– Мы же договорились, что не поедем в этом году на кладбище, Рит, – папа прошил меня полным тревоги взглядом, словно рентгеном, ища признаки подступающей истерики.

Он слишком хорошо помнил, каким срывом завершился наш прошлый визит на Троекуровское: я пила два дня, практически не просыхая, разбила его любимый китайский сервиз, утопила макбук в бассейне и снесла плазму со стены в гостиной – откуда только силы взялись. К слову, стыдно было до сих пор – будь я чуть более совестливой, покраснела бы до самых корней волос.

– Я не была у мамы на могиле, па, – погладила его по руке осторожно, стараясь поделиться теплом с близким человеком, которому без нее было так же тяжело, как и мне. – Просто … проспала.

– Просто? – окунулась в ледяную волну неверия: глаза родителя расширились в изумлении.

– Ну не совсем просто, – замялась, нервно смахивая несуществующие пылинки с платья, но так и не подобрала нужных слов. – Проспала.

– Рит, ты в порядке? – сгреб меня в охапку отец и крепко сжал, до хруста костей, как будто боясь потерять.

– В куда большем, чем пару месяцев назад, – боднула его головой, направляя в сторону кухни. – Пойдем пить чай.

Увидела накрытый стол и обомлела: ни одного блюда папа не заказал из ресторана. Сам нажарил мяса по-татарски и испек блинов.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты замечательный? – подняла большой палец вверх, наблюдая, как робкая улыбка освещает его лицо.

– Одна женщина, очень похожая на тебя, – отец сглотнул подступивший к горлу ком и произнес с легкой грустью.

Первое время мы избегали всяческих упоминаний о маме, потому что было слишком больно: до судорог, раздирающих грудь. Проще было молчать, делать вид, что ее не существовало или что она вышла в соседний магазин за молоком, чем бороться с демонами прошлого. Не так давно стало легче, и мы уже могли говорить о ней более свободно.

– И вообще я сначала запал не на твою маму, а на ее подругу, – хохотнул папа, раскладывая еду по тарелкам. – Оно и понятно: Ириша все больше в тени держалась, скромничала. А потом нам вместе дали направление на практику, и я пропал. Рассмотрел пристальнее, заглянул в душу, и понял, что нашел самородок. Умная, добрая, хозяйственная. Не женщина – сказка!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– И не пилила тебя никогда, – подмигнула отцу, не сумев воспроизвести в памяти ни одной крупной родительской ссоры.

– А ей и не нужно было, – согласился мужчина, и его взгляд подернулся поволокой, словно он перенесся в неведомые дали. – Ей стоило только посмотреть, как она одна умела – с тихой укоризной и безмерной любовью, и я понимал, что не прав. Хотел положить к ее ногам целый мир, да не успел…