Вепрь - Константин Калбанов

Виктор упорно решил отсидеться в кустах, а потому даже дышал через раз. Нет, какая-то там рыцарская натура вякнула, что нужно бы помочь, но голосок был тоненьким и едва различимым, а потому он сделал вид, что ничего не услышал. Он что, больной на всю голову? Вот так тишком он и продолжал наблюдать за происходящим а в десятке шагов от него находились семь мужчин, один из которых был связан, да две лошадки.

— Точно, еще чуть и развязался бы. Вторуша, ты что вязать разучился?

— Дак как всегда вязал, не должен бы, атаман.

— Не, атаман, Вторуша ни причем, энтот больно ловок, вон ишь палец себе выпростал, этож какая боль, а он тишком.

— А ведь и верно.

— Можа кончим его, да труп доставим?

— А кому тот труп нужен? — Вопросом на вопрос ответил атаман, — Барон Берзиньш, сказал, что заплатит только за живого. А вот скажем если у него будут увечные ноги, а сам он живехонек, то тут думаю беды не будет.

— А я так думаю, что незачем ноги калечить, для барона нужно тож чего-то там оставить, чай не на пироги зазывает. Сейчас перевяжу по новой и порядок. Да только помаемся мы еще с ним.

— А ты следи получше. Слышь, воевода, не зли лучше, не то ить куском мяса довезем, но дышать еще будешь. Вы все бояре, как нить сговоритесь промеж собой, а наше дело маленькое, спеленать тя, да до барона доставить.

— Секач, ты бы отпустил меня. Неровен час выживу, ведь тогда тебе не жить. Ни тебе, ни твоей ватаге.

— То пустое, воевода. Сколь ты за мной бегаешь, а толку-то?

— Пока ты купцов потрошишь за тобой людишки из разбойного приказа бегают, а как на воеводу руку поднял, сам подумай. Опять же покоя я знать не буду.

— Ты сначала от барона возвернись. А там кто знает, кто в твоей гибели повинен.

— Так сам же сказывал, бояре с бояреме сговорятся, а ну как уговоримся о цене.

— А так, стало быть, смерть людишек своих ты мне простишь? Ото-то и оно, что даже в обман ты такого сказать не можешь, потому как на кресте людям клялся. Да хоч бы это и боевые холопы былиб, не простишь ты меня. А что до судьбы моей, нешто ты думаешь, я не ведаю о том, что конец один будет. Да вот пока он придет, я успею и поесть и попить всласть.

Картина была ясна как белый день. Ватага лихих выполняя заказ какого-то иноземного барона напала на брячиславского воеводу, который, скорее всего, путешествовал в малой компании и теперь намеревались передать его, судя по имени, гульдскому барону, разумеется за вознаграждение. Чем же так раззадорил извечных врагов воевода, что барон не погнушался воспользоваться услугами разбойничков? Не суть. Это Волкова не касается. Жалко конечно, но с другой стороны, может этот куда больший злодей и к примеру перебил туеву хучу родственников того барона и тот сейчас в своем праве.

Но отсидеться в кустах у него никак не вышло. Будь здесь разбойнички из иноземцев, то ничего не случилось бы, не заморачивались они насчет оправления надобностей, где приспичило, там и выпростал свой отросток, да окропил землицу, если что посерьезнее, может сделает пару шагов в сторонку. Другое дело словени, те оправляться прилюдно не могли, им по меньшей мере нужно хотя бы обозначить, что они проделывают свое дело в стороне, а потому хоть на десяток шагов, но отойдут. Вот и этот гад отошел, да прямо к кусту где засел Волков. Ну, не урод!?

— Кто тут!?

А ничего сволочь, ловок. В мгновение в руке оказался пистоль, да пока ствол на куст навелся уже и курок взведен, вот-вот пальнет. А оно нужно? Да ну его!

— Ты с дурру-то не пальни, — поспешно подал голос Виктор задирая как можно выше руки, чтобы все значит видели, что нет в них оружия. То что промеж пальцев с тыльной стороны по ножу упрятано, то видеть им без надобности.

— Чего там, Млад?

— Мужик какойтость, атаман.

— Мужик говоришь.

Атаман ступил немного в сторону, чтобы Млад не загораживал и внимательно посмотрел на стоящего с задранными руками незнакомца. Ага, оружие есть, но то как оружие, на поясе висел нож в ножнах, да наверняка еще и засапожник есть, но то так и не оружие вроде как. Мужчине без ножа никак, как только мальцу десяток годков минует, так ему уже ножичек дарят, потому как и хлебца подрезать и вообще. Да и засапожником никого не удивишь. А так оружия нет.

— Кто таков? — Продолжал допрос Атаман, даже не думая приближаться, а Млад, зараза, так и держит под прицелом. Еще двое двинулись по сторонам, но хоть за пистоли и пищали не хватаются и то ладно.

— Скоморох я. Вот иду до Звонграда.

— Скоморох говоришь. А чем пробавляешься?

— Так тело скручиваю как ни поподя, да шары разноцветные вверх бросаю, могу и борцом.

— Ладно, пустое то. Не вовремя ты нам повстречался. Не обессудь. Млад.

Виктор вдруг почувствовал, что вот сейчас его будут убивать и вовсе не по злобе какой или за дело, а так, походя. Ну не там ты оказался. Видать атаман даже мысли не допускал, что тот барон выпустит боярина, а потому лишние свидетели ему были без надобности. Может и прав был воевода, что за гибель служивого великий князь всех на уши поставит и семь шкур спустит. А вот ему выбора не осталось. Или пан или пропал. Да чтоб вам падлы! Ведь никого не трогал! Господи помоги, ить шестеро. Была не была, хуже точно не будет, эвон Млад, вот-вот на спуск нажмет.

— Не губи!!!

Одновременно с криком он взмахнул руками и согнулся в земном поклоне, так, что могло показаться будто скоморох бьет челом умоляя о пощаде. Скорее всего именно так и произошло, потому как объяснить бездействие в первые мгновения всей банды по другому просто не выходило. А вот Млад и атаман не сомневались, что никто и никого о пощаде не молит, но сказать они ничего не могли. Обоим достались ножи, пущенные умелой рукой, Млад будучи поближе уверенно получил нож в горло, стоящий подальше атаман схлопотал свой гостинец в грудь и судорожно скребя ее завалился набок.

Нельзя сказать, что тати были долго в растерянности. Виктор все еще был в согнутом положении когда его уже брал на прицел тот, что заходил справа, а потому первый нож извлеченный из-за голенища полетел именно в него. Господи, как все же хорошо, что он попал в тело именно скомороха и не просто скомороха, а имеющего такие хорошие занятия как метание ножей и гимнастика. Четвертый нож он метнул уже прыгая и уходя в перекат через голову, отчего-то не сомневаясь, что и третий нашел свою цель. Выстрел раздался совершенно неожиданно и пуля противно вжикнула едва его не задев. Дым на какое-то время заволок стрелявшего, вот только к сожалению это был тот, кто получил последний из ножей, бывших под рукой, остальные все еще оставались в суме. Будь иначе и на пару мгновений он выпал бы из поля зрения одного из двоих, остававшихся в живых. Не судьба.

Второй выстрел раздался когда он уже вскочив и выхватив нож из ножен приблизился вплотную к пятому, тот в отличии от остальных за огнестрел не хватался, а выхватил кинжал, наверное после нападения так и не удосужился перезарядиться или рассудил, что изготовить неуклюжий мушкет к бою ему не успеть, а пистоль и вовсе за поясом. На этот раз никакого пугающего вжика, пуля ожгла предплечье, да так больно, что он едва не завертелся волчком. Но сдержался и словно пачку озверина съел, выпад он отбил с легкостью атакующего носорога, хотя бандит был здоровенным детиной. Как видно эта легкость сильно напугала татя, но это был последний испуг в его жизни, так как в следующее мгновение Виктор словно обнял своего противника, обвившись вокруг тела, а уже через секунду двигался к последнему, оставляя за собой дергающееся и извергающее потоки крови из разверстой глотки тело.

Пытать судьбу и выяснять кто из них лучший боец Виктор не стал, просто метнув нож и вогнав его в грудь последнего бандита. Расправившись с теми кто возжелал его крови, Волков замер посреди кровавой арены. Можно удивляться той ловкости с которой он управлялся только что, но он всего лишь использовал возможности нового тела и как видно, скоморох в свое время не был чужд рукопашным сшибкам, в том числе и смертельным, а потому тело двигалось легко и уверено. Гибкость и быстрая реакция позволили применить кое что из арсенала самого Волкова. Что же касается того, что представитель двадцать первого века хладнокровно бился в этой схватке и сейчас спокойно взирал на дело рук своих, то скажем так, он был представителем не самой лучшей плеяды, и убивать ему приходилось, и в рукопашной сходиться, когда смотришь в глаза тому у кого должен забрать жизнь и в его глазах не видишь ничего, кроме ненависти и жажды убийства. Тот кто прошел через это и сразу не съехал с катушек, очень быстро черствеет, а иначе никак.

Позже память подсказала, что и Добролюбу за свою кочевую жизнь приходилось не раз и не два отстаивать собственную жизнь. Довелось поучаствовать и в бою, когда на купеческий караван к которому он примкнул напали солдаты. То была банда наемников, ушедших со службы так как им не заплатили, а чтобы компенсировать свои потери они решили пограбить купцов. Разумеется это было у иноземцев, во Фрязии. Славени тоже не брезговали наемниками, вот только князья никогда не задерживали плату, а уж о том, чтобы накапливать долг не за один месяц и речи не могло быть. Впрочем, это ничуть не говорило о том, что у славен не было лихих людишек. Так вот тогда он участвовал в настоящем сражении, нападавших было не меньше тридцати, в караване купца едва два десятка. Но отбились. Наемники слишком понадеялись на свой боевой опыт, даже не предполагая, что купчишка и его люди смогут оказать им сопротивление. Эта самоуверенность и беспечность стоила им жизней. Добролюб тогда свалил четверых и сумел хорошо пристроить взятое с них оружие, в том же караване. Сдай он трофеи другому торговцу и получил бы значительно меньше, но купец в благодарность не стал обирать его.