Русские агенты ЦРУ - Джон Лаймонд Харт

Каким бы неумелым на своей основной службе в ГРУ. ни казался Попов, его работа в качестве агента ЦРУ была весьма эффективна. Дело в Том, что, в отличие от ГРУ, поручения его американских связников оказались вполне в пределах его компетенции. Русским нужна была информация о том, что творится в штаб-квартирах трех западных союзников — Великобритании, Франции и Соединенных Штатов. К такой информации Попов доступа не имел, он не говорил ни на одном из иностранных языков, так что был не в состоянии завести хотя бы самый безобидный разговор с американским, британским или французским офицером, даже случайно встретившись с ними в каком-либо общественном месте. Представители ЦРУ просили от него сведений (предпочтительно в документальной форме) из советского штаба в Вене, где он работал. Будучи к тому времени уже подполковником, Попов имел возможность свободно передвигаться по зданию штаба, и хотя имел некоторые ограничения, большинство документации было ему доступно. Значительная часть этих документов была напрямую связана с проблемой, занимающей умы лидеров Запада и населения всего мира, — возможность войны с Россией.

Обратимся на минуту к сложившейся на тот момент политической ситуации. Прогрессирующая паранойя Сталина, неустойчивость его психики вызывали все большую тревогу Запада. Вторжение коммунистических сил, подобное вторжению в Южную Корею в 1950 году, теоретически было возможно и в Австрии. Но если такой захват действительно произойдет, рискнет ли недавно созданная Организация Североатлантического договора (НАТО) выступить в защиту Австрии — одной из самых маленьких стран в Европе. Большинство в этом сомневалось. Вряд ли стоит рассматривать корейскую войну в качестве прецедента, поскольку этот азиатский конфликт завершился без каких-либо заметных последствий для северного агрессора, хотя каждая из сторон по-прежнему грозит своему противнику самыми строгими карами. Как бы то ни было, страх очередного коварного нападения, на этот раз на Западе, будоражил американскую разведку в Европе все первые послевоенные годы. В такой ситуации задача проникновения в ГРУ стала приоритетной.

Организации, занимающиеся разведкой, ценятся в качестве объекта изучения уже сами по себе, так как их досье являются хранилищем особо важной информации. Но не меньший интерес вызывают сведения о внутренней структуре подобной организации, к примеру, сравнительная численность сотрудников, занимающихся той или иной проблемой. Особое значение имеет также степень внимания, уделяемая боеспособности той или иной страны (численность военных подразделений и распределение функций между ними), интенсивность усилий, направленных на подрывную работу, — все эти и другие подобные детали много говорят разведке о целях и задачах вооруженных сил противника. Иными словами, разведывательные службы страны, нацеленной на агрессию, интересуются совсем иной информацией, чем государства миролюбивого.

Поэтому, когда Попову удалось заполучить для ЦРУ организационную схему штаба ГРУ в Австрии вместе с именами, личными характеристиками офицеров и указанием их служебных функций, его работа была признана весьма полезной. Эти сведения не давали никаких указаний на агрессивные намерения русских в этой части мира. Работа ЦРУ была очень высоко оценена руководством западных союзников, что сильно подняло Попова в глазах тех немногих сотрудников ЦРУ, которые знали о его существовании.

Плохая работа на ГРУ

Если деятельность Попова на ЦРУ оценивалась его американскими друзьями как весьма удовлетворительная, то информация, доставляемая им советскому командованию, продолжала оставаться ниже всякой критики. Столь неудовлетворительные результаты работы Попова против союзников в Вене заставили местное руководство ГРУ направить его усилия на другое направление — на беженцев из Восточной Европы — легкое для разработки, но весьма перспективное поле деятельности разведки, поскольку русские всегда с большим вниманием относились к возможному подрывному потенциалу этих беглецов из советского блока, находящихся вне их официального контроля. В Вене нашли себе прибежище тысячи беженцев и политических эмигрантов; большинство из них ранее проживали в странах, попавших после поражения немцев в войне в руки коммунистов, — это югославы, чехи, болгары и многие другие. Они боялись коммунистической власти не меньше, чем нацистов. Оказавшись под защитой Запада, они чувствовала себя в относительной безопасности, хотя нескрываемая враждебность СССР внушала им беспокойство.

Какой бы слабой ни являлась подготовка Попова, вербовка агентов в среде этих людей не должна была вызывать у него каких-либо затруднений. Несмотря на то, что большинство перемещенных лиц (таково было их официальное название по терминологии союзных правительств) были настроены антикоммунистически, тем не менее они испытывали крайнюю нужду, а тайная работа на офицера советской разведки (независимо от их политических взглядов) все же позволяла им свести концы с концами. Но даже такая легкая добыча никак не давалась Попову в руки. Он не был способен заставить себя сделать даже то, что на жаргоне американской разведки называется «закидыванием удочки наудачу», то есть предложить совершенно незнакомому человеку оказывать сотрудничество в шпионаже. Противоречило ли это его понятиям о порядочности или он не выносил мысли, что его предложение будет отвергнуто, — мы об этом уже никогда не узнаем. Каковы бы ни были причины, но и здесь Попов оказался столь же неспособен к вербовке агентов.

Видя его безвыходное положение, Милица Коханек, сербка — любовница Попова, взяла над ним руководство во всех отношениях. После того как он признался ей в скудности своей агентурной сети, она с готовностью предложила свою помощь. Никаких идеологических разногласий между ними быть не могло; являясь членом австрийской коммунистической партии, Милица смотрела на членов югославской общины, по большей части настроенных антикоммунистически, как на законную добычу и отнюдь не страдала застенчивостью своего любовника. То, что можно было узнать в результате довольно поверхностного проникновения в организации беженцев, было, разумеется, весьма далеко от «стратегической информации», которую должен был добывать Попов в Вене. Но что из того! Многие сотрудники различных разведок, включая американскую, давно уяснили себе простую истину: предоставление какой-либо документации (любой документации) своему начальству гораздо полезнее для карьеры, чем не представление никакой информации.

Во всяком случае, информация, которую он собрал для ГРУ через «Мили», касающаяся в основном политической активности проживающих в Вене беженцев, позволила Попову удовлетворить свое самолюбие. Вскоре Мили стала для него более, чем просто помощницей. Попов явно был в нее влюблен, хотя она отнюдь не была красавицей. Сотрудник ЦРУ, который вел наблюдение за обедавшей в ресторане парой, отметил в донесении, что она «обладает, должно быть, какими-то скрытыми достоинствами, поскольку даже ее родная мать вряд ли могла назвать ее красивой». Но для Попова отношения с ней казались отдушиной в строго регламентированной жизни «Гранд-отеля». Поскольку эти личные встречи являлись грубым нарушением правил поведения, проведенное с ней время заносилось в графу «сбор информации», хотя, разумеется, он был далеко не единственным офицером разведки (независимо от национальности), позволявшим себе это послабление. Как бы то ни было, Попов и Милица наслаждались прогулками по Пратеру или Данубу и посещали такие общедоступные мероприятия, как боксерские матчи. Попов даже купил два велосипеда, которые держал у нее на квартире, и маленькую лодку для катания по реке. Оба приобретения были, вероятно, сделаны на деньги, заработанные в ЦРУ. И все же несмотря на проводимое в компании Мили почти все время, он никогда не демонстрировал свою привязанность к ней; слушая его, можно было подумать, что их отношения по большей части были связаны только с работой. Попов любил подчеркивать покорность своей любовницы, уверяя Кисевалтера в том, что она не будет причиной беспокойства его семьи.

«Мили разумная девушка, — говорил он, — и знает, что у меня есть жена и дети… Но она ко мне привыкла. У меня простая русская душа; если ей чего-то не хватает, я дам ей все, что она захочет, даже если у меня этого нет[4]. Но Мили никогда ничего от меня не требует». Что именно он понимал под понятием «требовать» — не совсем понятно, однако взаимоотношения Попова с Милицей были довольно долгими и стабильными, по крайней мере, она была три раза от него беременна и сделала три аборта на его средства (на самом деле — на деньги ЦРУ). Каковы были ее чувства по отношению к нему в действительности, мы уже не узнаем, но есть основания полагать, что Милица была далеко не так покорна, как ему казалось. К примеру, когда Советская армия вторглась в Венгрию, она демонстративно порвала с Коммунистической партией Австрии и вызвала немалый скандал тем, что рассказала о манипуляциях компартии с бюллетенями на выборах. В конце концов Милица окончательно разочаровалась в коммунизме. Ее отношения с Поповым оставались прежними почти до конца его жизни, что имело для него весьма серьезные последствия.