Дело об отравленных шоколадках - Энтони Беркли

Сэр Чарльз окинул аудиторию взглядом триумфатора, ожидая реакции. Роджер решил его поддержать, несмотря на то что мысль сэра Чарльза была слишком очевидной и в комментариях не нуждалась.

— Прелюбопытнейшая мысль, сэр Чарльз, в высшей степени оригинальная, — проговорил он.

Сэр Чарльз склонил голову, выражая свою признательность.

— Чистая догадка, должен вам признаться, — сказал он. — Результат работы мысли. Но догадка, вполне себя оправдавшая.

Сэр Чарльз был в полном восхищении от собственной проницательности, что сказывалось на стиле его речи. Предложения стали короче и не завивались в придаточные, дополнительные, обстоятельственные, причинно-следственные кружева, которые были в арсенале излюбленных средств сэра Чарльза. При этом он от возбуждения тряс крупной головой.

— Я стал размышлять, как такой предмет, как бланк фирмы, мог оказаться в распоряжении кого бы то ни было и чтобы при последующем дознании этот факт не оказался в противоречии с принятыми в фирме порядками. Наконец меня осенила мысль, что многие фирмы имеют практику вкладывать в конверты вместе с копией оплаченного счета, который они высылают своим постоянным клиентам, бланк фирмы, на котором выражают этим преданным клиентам свои наилучшие пожелания, благодарность и так далее. Догадка повлекла за собой три вопроса: были подобные послания в практике фирмы «Мейсон и сыновья» или нет. Имеет ли подозреваемое мною лицо постоянный счет в фирме, а точнее, учитывая пожелтевшие края бланка, имело ли это лицо счет в прошлом? И не было ли на упомянутом бланке следов другой, первоначальной фразы, позже начисто стертой ластиком? Леди и джентльмены, — гремел сэр Чарльз, порозовев от волнения, — шансы на то, что эти три вопроса найдут положительное решение, были мизерными, весьма мизерными. Ставя их перед собой, я знал, что если все три лучат положительные ответы, то в таком совпадении нельзя видеть лишь чистую случайность, — сэр Чарльз понизил голос. — Я знал, — медленно проговорил он, — что, если мои три вопроса получат утвердительный ответ, это будет означать, что вина подозреваемого мною лица доказана раз и навсегда, как если бы оно было поймано с поличным в моем присутствии в тот самый момент, когда впрыскивало собственной рукой яд в злосчастные шоколадки.

Он замолк, обведя тяжелым взглядом лица присутствующих. Все глаза были устремлены на него.

— Леди и джентльмены, на все три вопроса ответ был положительным.

Ораторское искусство сильно воздействует на человеческий ум. Роджер знал все эти краснобайские приемы, которые теперь сэр Чарльз по привычке отрабатывал на членах Клуба. Роджеру казалось, что, произнося «леди и джентльмены», сэр Чарльз еле удерживается, чтобы не прибавить «присяжные заседатели». Этого вполне можно было ожидать, потому что сэр Чарльз наверняка имел обоснованную версию, в которой не сомневался, и излагал ее в наиболее естественной для него манере, отработанной многолетней судебной практикой. Так что не велеречивость сэра Чарльза раздражала Роджера.

Его раздражало другое. Он и сам постарался обнаружить след зверя и теперь убедился, что искал его прямо в противоположном направлении, чем сэр Чарльз. Но будучи твердо убежден в том, что именно он, а не сэр Чарльз, взял верный след, Роджер поначалу даже подсмеивался над тем, как сэр Чарльз вился вокруг своей добычи. Но, удивительное дело, риторика сэра Чарльза с ее дешевыми, по мнению Роджера, штучками посеяла в нем некоторые сомнения.

Может быть, причиной тому была не только риторика сэра Чарльза? В его разглагольствованиях мелькали весьма существенные факты. И каким бы напыщенным старым болтуном ни был сэр Чарльз, дураком его не назовешь. Роджер почувствовал, что обескуражен, потому что его собственная добыча — и он это признавал в глубине души — не так-то просто шла в руки.

А когда сэр Чарльз перешел непосредственно к изложению своей версии, Роджер совсем огорчился.

— Тут не может быть никаких сомнений, — говорил сэр Чарльз. — Через нанятого мной агента я выяснил, что «Мейсон и сыновья», будучи старой уважаемой фирмой, имеют обыкновение поощрять свою постоянную клиентуру (девять десятых их продукции идет в оптовую торговлю) изъявлениями благодарности в виде нескольких приятных слов, которые они печатают на своих бланках, обычно по середине листа. Далее я установил, что интересующее меня лицо являлось постоянным клиентом фирмы и открыло постоянный счет пять месяцев тому назад, что подтверждает итоговый чек, после которого счет не возобновлялся. Более того я нашел время самолично посетить Скотленд-Ярд для того, чтобы ознакомиться с письмом уже во второй раз. Взглянув на обратную сторону письма, я безошибочно сумел разобрать следы слов, хоть и едва заметные, но слова эти напечатаны были как раз в середине листа. Нижняя половина их была забита строчкой письма, и потому не могло возникнуть мысли о том, что просто в текст письма были внесены исправления; кроме того, следы соответствовали длине фразы, которую я имел в виду: «Примите пожелания и т, д.». И были очевидны упорные попытки стереть, зачистить, замазать, разгладить поверхность листа, чтобы не только не было следов печатных литер, но чтобы даже не были заметны вмятины от ударов лапок по бумаге. Это окончательно подтвердило правильность моей версии, после чего я занялся выяснением некоторых других обстоятельств дела, вызывающих у меня сомнения. Времени было мало, и мне пришлось обратиться за содействием в четыре надежных сыскных агентства, распределив между ними задачи, имеющие целью выявить недостающие звенья в цепочке моих доказательств. Таким образом, я не только сэкономил время, но и постарался избежать опасности, что собранные данные как целое могут попасть в чужие руки, ибо я распределил задачи между агентами так, что ни у кого из них не мелькнуло и тени догадки о предмете моего дознания. И я имею полное основание считать, что в этом я весьма преуспел. Следующей моей заботой была почтовая марка. Мне предстояло с неопровержимостью доказать, что подозреваемое мною лицо в определенный день и час находилось в районе Стрэнда. Вы мне скажете, — сэр Чарльз пробежал взглядом по внимающим лицам своих слушателей и остановился на мистере Мортоне Харроугейте Брэдли, как будто предвидя, что именно он выдвинет против него подобное возражение, — вы скажете, — сурово повторял сэр Чарльз, обращаясь к мистеру Брэдли, — что в этом не было необходимости. Пакет мог быть отправлен ничего не подозревающим сообщником по просьбе преступника, с тем чтобы последний имел бесспорное алиби на этот промежуток времени. Тем более что лицо, которое я подозреваю, действительно находилось за границей. И потому тем проще было обратиться к подруге, которая могла в тот момент направляться в Англию, и попросить ее бросить пакет в ящик у нас в стране, дабы избежать излишних почтовых расходов, которые при пересылке писем за границу составляют немалую сумму. Нет, я с вами не могу согласиться, — грозно продолжал сэр Чарльз, направляя весь свой гнев против мистера Брэдли. — Я хорошо это продумал и могу смело заявить, что лицо, имеющее отношение к преступлению, не пошло бы на такой риск, потому что подруга непременно бы вспомнила инцидент с письмом, прочтя некоторое время спустя криминальную хронику в газете. Почти неизбежно, что так оно и было бы. Нет, — заключил сэр Чарльз, окончательно сокрушая своего оппонента в лице мистера Брэдли, — я убежден, что лицо, которое у меня на подозрении, считало, что пакет должен быть опущен собственноручно, минуя каких бы то ни было посредников.

— Совершенно верно, но, однако же. — произнес тоном ученого мужа мистер Брэдли, — леди Пеннфазер могла иметь сообщницей вполне осведомленную особу, готовую разделить с ней вину. Вы не рассматривали такую возможность?

Мистер Брэдли всем своим видом демонстрировал, что все, что говорил сэр Чарльз, ему глубоко безразлично, но поскольку сэр Чарльз обращался именно к нему, то приходилось из вежливости ему отвечать.

Сэр Чарльз залился краской. Он всегда гордился особым своим умением скрывать имя подозреваемого, не произнеся его ни разу до конца своей речи, и когда нервы слушателей уже на пределе, он небрежно это имя обронит, совсем как в детективных романах. И надо же было гнусному писаке все испоганить.

— Сэр, я хотел бы подчеркнуть то обстоятельство, что я вообще не называл имен, это было бы слишком опрометчиво, — сэр Чарльз модулировал голосок; совершенно в джонсоновской манере. — Нет нужды напоминать вам о том, что такое диффамация?

Мистер Харроугейт улыбнулся своей возмутительной наглой улыбкой (в самом деле, он был несносный молодой человек).

— А что тут такого, сэр Чарльз? — веселился он, лаская пальцами нечто плюгавое и лоснящееся под его носом, чем были его усы. — Я же не собираюсь писать роман о том, как леди Пеннфазер намеревалась убить своего мужа Вы это имели в виду или закон о клевете?