Бесконечное море - Рик Янси

Я подошла к кровати и отбросила в сторону груду одеял. Бен выругался. Дамбо прижался к стене, и лицо у него стало красным.

– Клянусь Богом, она была здесь!

– Я видела ее, – сказала я Бену. – Снаружи…

Бен сбросил ноги с кровати и прорычал:

– Снаружи?

– На шоссе.

И тогда он понял:

– Рингер. Она побежала за Рингер. – Бен хлопнул ладонью по матрасу. – Проклятье!

– Я пойду, – сказал Дамбо.

Бен поднял руку и крикнул:

– Кекс!

Любой бы услышал, как шагает большой мальчик, – половицы изнывали у него под ногами. Кекс заглянул в комнату.

– Чашка сбежала. Пошла за Рингер, – сказал ему Бен. – Иди поймай эту маленькую задницу. Притащи ее сюда, чтобы я мог ее как следует выпороть.

Кекс, тяжело ступая, уходил по коридору, и пол у него под ногами стонал: «Спасибо большое!»

Бен пристегнул кобуру.

– Куда собрался? – спросила я.

– Займу пост Кекса, пока он не вернет сюда эту маленькую засранку. Ты остаешься с Наггетсом. То есть с Сэмом. Сама решай. Нам надо выбрать одно имя, и будем им пользоваться.

Пальцы у него дрожали. Лихорадка. Страх. И то и другое понемногу.

Дамбо открыл рот и сразу закрыл, так и не издав ни звука. Бен это заметил:

– Вольно, Бо. Ты не виноват.

– Я пасу коридор, – сказал Дамбо. – Сержант, ты остаешься здесь. Тебе нельзя вставать. – И он так быстро вышел из номера, что Бен не успел его затормозить.

– Не думаю, что я говорил тебе об этом. – Бен взглянул на меня, глаза у него блестели от лихорадки. – После того как нас послали в Дейтон, Вош отправил за нами команду охотников. Если они были «в поле», когда лагерь взлетел на воздух…

Бен не стал продолжать. Может, решил, что не стоит, или просто не мог. Он встал. Его покачивало. Я подошла к нему, и он, ничуть не смущаясь, обнял меня за плечи. Не знаю, как сказать это деликатно, – в общем, от Бена Пэриша плохо пахло. От него шел неприятный кислый запах гниения и пота. В первый раз после того, как я увидела его живым, мне подумалось о том, что ему совсем недолго осталось.

– Давай возвращайся в постель, – сказала я.

Бен затряс головой, его рука соскользнула с моего плеча, он хлопнулся задом о кровать и сполз на пол.

– Голова кружится, – пробормотал Бен. – Иди за Наггетсом, пусть он будет тут, с нами.

– Его зовут Сэм. Остановимся на этом имени?

Когда я слышала, как брата звали Наггетсом, сразу вспоминала рестораны с автораздачей, картошку фри, землянично-банановый коктейль и присыпанный стружкой шоколада мокко-фраппе.

Бен улыбнулся. От этой светлой улыбки на измученном лице у меня разрывалось сердце.

– Договорились, – сказал он.

Сэм даже не засопел, когда я вытащила его из постели и перенесла в номер Бена. Я уложила его на пустующую кровать Чашки, подоткнула со всех сторон одеяла и по старой привычке, которая сохранилась еще со времен чумы, потрогала лоб.

Бен так и сидел на полу и, склонив голову набок, смотрел в потолок. Я хотела подойти к нему и помочь подняться, но он только отмахнулся.

– Окно, – с трудом выдохнул он. – Теперь у нас одна сторона без присмотра. Спасибо Чашке.

– Почему она сорвалась и побежала, как…

– Она еще с Дейтона прилепилась к Рингер, как рыба-лоцман.

– Сколько за ними ни наблюдала, они постоянно препирались.

Я вспомнила о «шахматной стычке», когда монетка угодила Чашке в лоб.

«Я тебя ненавижу. Всю до твоих гребаных потрохов!»

Бен усмехнулся:

– Тут тонкая материя.

Я посмотрела вниз, на парковку. Асфальт блестел, как оникс.

«Прилепилась к Рингер, как рыба-лоцман».

Я представляла, как Эван прячется за дверью, как выглядывает из-за угла. Думала о том, что́ нельзя у нас отнять и что всегда будет с нами. Еще одна мысль мучила меня: то, что способно нас спасти, способно нас и уничтожить.

– Серьезно, не стоит тебе вот так сидеть на полу, – сказала я. – В кровати будет теплее.

– Ну, на половину половины одного градуса – это точно. Салливан, не парься. Чума покруче простуды будет.

– У тебя была чума?

– О да. В лагере беженцев под Райт-Паттерсоном. Иные, после того как заняли базу, затащили меня туда, накачали антивирусными, а потом дали в руки винтовку и приказали убить кое-кого. У тебя такое было?

Распятие в окровавленной руке.

«У тебя два варианта: или прикончить меня, или помочь».

Солдат за холодильниками с пивом был первым. Нет. Первым был парень, который застрелил Криско возле «Погребальной ямы». Значит, два. Потом были глушители. Одного я прикончила как раз перед тем, как нашла Сэма, второго – перед тем, как Эван нашел меня. Итого – четыре. Может, я кого-нибудь недосчиталась? Тела множатся, и ты можешь потерять счет.

«О господи, ты потеряла счет».

– Я убивала, – тихо призналась я.

– Я про чуму спросил.

– У меня ее не было. У мамы…

– А что с твоим отцом?

– Его другая чума убила. – (Бен вопросительно посмотрел на меня через плечо.) – Вош. Его убил Вош.

И я рассказала Бену о лагере «Погребальная яма». О «хамви» и открытых грузовиках с солдатами. О неправдоподобном появлении школьных автобусов.

«Только дети. Места только для детей».

О том, как всех остальных собрали в бараках, а папа послал меня с моей первой жертвой на поиски Криско. Потом: отец лежит в грязи, над ним стоит Вош, а я прячусь в лесу. И папа одними губами кричит мне: «Беги!»

– Странно, что они не взяли тебя в автобус, – сказал Бен. – Если только у них не было цели создать армию из детей с промытыми мозгами.

– Я видела только малышей. Ровесников Сэма и помоложе.

– В лагере они отфильтровали тех, кто моложе пяти, и поместили их в отдельный бункер…

Я кивнула:

– Я их нашла. В специальном помещении, типа спортзала в школе. Они смотрели на меня, а я искала Сэма.

– И ты задалась вопросом: зачем они их там держат? – продолжил за меня Бен. – Если только Вош не ждет, что война растянется надолго.

Он сказал это так, будто не был уверен в своей догадке, и начал нервно постукивать пальцами по матрасу:

– Что, черт возьми, там с Чашкой? Они уже должны были вернуться.

– Пойду проверю, – сказала я.

– Черта с два ты куда-то пойдешь. Это становится похоже на самый тупой фильм ужасов. Понимаешь? Все расходятся по одному. – Бен хмыкнул. – Ждем еще пять минут.

Мы сидели молча, но ничего, кроме шепота ветра между оконными рамами и царапанья крысиных когтей за стенками, не улавливали. Чашка была просто одержима крысами. Я слышала, как они с Рингер разрабатывали планы по их уничтожению. Меня раздражал учительский тон, с которым Рингер рассказывала о том, что их популяция вышла из-под контроля и теперь в отеле крыс больше, чем у нас патронов.

– Крысы, – произнес Бен, словно читая мои мысли. – Крысы, крысы, крысы. Сотни крыс. Тысячи крыс. Их теперь больше, чем нас. Планета крыс. – Он хрипло рассмеялся, а я подумала, что у него, вероятно, начался бред. – Знаешь, что меня доканывает? Вош говорил нам, что иные наблюдали за нами веками. Вот как такое возможно? О, я понимаю, что это возможно, у меня другой вопрос: почему они не напали на нас еще тогда? Сколько людей было на Земле, когда строились пирамиды? Зачем ждать, пока нас станет семь миллиардов и мы расселимся по всем континентам, а на смену копьям и дубинам придут продвинутые технологии? Нравятся сложности? Паразитов в доме лучше уничтожать до того, как они превзойдут вас по численности. А что Эван? Он говорил что-нибудь об этом?

Я откашлялась:

– Он сказал, что мнения разделились, некоторые были против нашего уничтожения.

– Хм. Так они что, спорили по этому поводу шесть тысяч лет? Болтались вокруг, потому что никак не могли решиться, пока в конце концов не нашелся тот, кто сказал: «Какого черта, давайте просто покончим с этими ублюдками».

– Я не знаю. У меня нет ответов на все вопросы, – буркнула я и ощетинилась.

Если я знала Эвана, это еще не значило, что я знаю все на свете.

– Вош, конечно, мог нам врать, – задумчиво сказал Бен. – Не знаю, может, чтобы забраться к нам в головы, наладить с нами контакт. Он меня зацепил с самого начала. – Бен посмотрел на меня, а потом отвел взгляд. – Может, не следует в этом признаваться, но я преклонялся перед этим парнем. Я думал, что он… – Бен повертел рукой в воздухе, будто хотел поймать нужное слово, – лучший среди нас.

У него затряслись плечи. Я сначала подумала, что его сильно лихорадит. А потом поняла, что причина в другом, поэтому оставила свой пост у окна и подошла к нему.

Парни обычно не расклеиваются на публике. Для них это личное. Нельзя, чтобы кто-то видел твои слезы. На людях плачет размазня, неженка, слабак и тряпка. В общем, это не по-мужски и все такое прочее. Я не могла даже представить, чтобы Бен Пэриш, тот, каким он был до Прибытия, расплакался перед кем-то. У прежнего Бена было все, на него хотели быть похожи все ребята в школе. Он разбивал сердца, но сам был непробиваем.