Заложники времени - Ян Мортимер

В Истон-Кросс я посмотрел на вершину холма. Где-то вдали лежал Крэнбрук. Детьми мы с братьями часто гуляли здесь в лесу. Мы вырезали себе палки и атаковали или защищали укрепления старой крепости. В тот день, когда сотник объявил нам с Уильямом, что мы отправимся воевать во Францию, мы отправились сюда, чтобы найти крепкие палки, которые помогут нам в пути. Тогда я думал, что это очень благородно – сражаться за короля Эдуарда и за Англию: ведь я же буду сражаться за эти леса и холмы, за свою родину. Но кто сейчас мой враг? С кем я буду бороться?

Враг живет внутри меня, в моей собственной крови…

Я опустил суму на камень, дрожа и обливаясь потом. Я медленно снял плащ, тунику и пояс. Оставшись в одной рубашке, я достал нож.

– Что ты делаешь? – воскликнул Уильям.

– Кровопускание…

Я закатал левый рукав, поднял руку и почувствовал запах застарелого пота. Запах был отвратителен. Но под мышкой я не увидел того же огромного черного нарыва, как на шее мертвеца в Хонитоне. Мой нарыв был желтоватым, его окружали черные пятна и налитые кровью припухлости – словно на мне вырос чудовищный гриб. Я ненавидел его, но не решался срезать. Это лишь симптом… Я закатал правый рукав и, держа нож в левой руке, нацелился на внутреннюю сторону предплечья. Место найти было несложно: когда-то мне уже пускали кровь. Боль была острой и леденящей, но она казалась здоровой. Из меня вытекала не кровь, но болезнь. Я поразил врага в самое сердце. Мне сразу стало легче. Спустив кровь, я поднял руку и закрутил рукав, чтобы остановить кровотечение. В изнеможении я откинулся на камень.

– Тебе следовало стать хирургом, – сказал Уильям.

– Резать камень проще…

Я поднялся. Голова у меня закружилась, и меня снова вырвало, но желудок был совершенно пуст. Я поднял свою тунику и неуклюже принялся натягивать ее через голову. После нескольких попыток мне это удалось. Я застегнул пояс и накинул плащ – он показался мне очень тяжелым.

– Надо идти, – сказал я, поднимаясь на ноги и глядя в темнеющее небо.

– Пусти кровь и мне тоже, – приказал Уильям.

Какое-то время мы молчали. Тишину нарушало только вечернее пение птиц. Я видел кровавые пятна на шее и щеках Уильяма, не закрытых бородой. Я покачал головой.

– Я никогда не пускал никому кровь. Только себе. Я знаю, где это можно сделать…

– Джон, то, что случилось вчера, уже случилось. Время вспять не обратить. Но я все же верю в тебя. Тебя ведет Бог. Сделай же для меня то же, что сделал для себя.

– Я не знаю…

– Что может случиться?

Уильям скинул свой плащ и с большим трудом стянул через голову тунику. Увидев, как он закатывает рукав рубашки, я задрожал. Уильям протянул мне руку.

– Я не вижу места…

– Ради Христа, Джон, режь, где захочешь.

Я надрезал кожу. Кровь брызнула и потекла по руке.

– Пусть течет, – сказал я, утирая холодный пот со лба. Когда вытекло достаточно, я поднял его руку. – Держи ее так. Наклонись вперед, пусть чистая кровь прильет к голове.

Уильям подчинился. Он тяжело дышал.

– Мне кажется, что вся жизнь проходит перед глазами, – сказал он.

– Расскажи, когда ты был счастливее всего…

– Когда в первый раз был с Кристиной из Люведона.

– В первый?

– Ее муж часто охотился.

Когда Уильям пришел в себя, мы пошли дальше, медленно пробираясь между деревьями. Хотя деревья уже давно облетели, под их кронами стало гораздо темнее. Мы двигались медленно, спотыкаясь о толстые корни. Я подвернул правую щиколотку. Я часто наступал в лужи и чувствовал, как холодная вода заливает ноги. Сквозь просвет в тучах выглянула луна, и переплетенные голые ветви стали серебряными. Казалось, что мы идем по остову гигантского корабля.

Когда совсем стемнело, Уильям выдохнул:

– Хватит!

Я оглянулся и увидел, что он упал. Я подхватил его под руки.

– Поднимайся, Уильям! Если останешься здесь, к утру умрешь.

– Я больше не могу идти. Ноги меня не слушаются. У меня кружится голова, и я не понимаю, куда идти. У меня онемели пальцы. Я и пошевелиться не могу…

Я попытался поднять его, но он был слишком тяжелым.

– Поднимайся, Уильям! Помнишь, где был старый лев? Представь, что там, на пустоши, самая прекрасная женщина, созданная Господом…

– Самую прекрасную женщину я видел в лондонском переулке, – ответил он. – Она была очень юной и шла с отцом. Я стоял и смотрел ей вслед. Я увидел, как она вошла в церковь… Тогда я был словно в трансе…

– Представь, что она там, на пустоши, и ждет тебя… А отца ее рядом нет.

– Нет. Она не замужем…

– И что с того? Ты и сам не женат.

– Из замужних женщин получаются отличные любовницы. Они точно знают, чего хотят.

– Значит, она замужем. А муж ее ушел на охоту.

– Нет, все кончено… В моем теле больше нет желаний…

– Уильям, я не позволю тебе остаться здесь. До пустоши осталось меньше мили…

– Мне кажется, что я… – Он закашлялся, начал отплевываться, потом снова закашлял.

– Ради всего святого, Уильям! – закричал я. – Пожалуйста! Я не могу уйти и бросить тебя. Но я не могу и лечь здесь и ждать смерти. Мы добрались сюда, потому что нас было двое. Помнишь те одинокие трупы вдоль дороги? Никто не помог им. Нас не похоронят по христианскому обряду, это я знаю, но мы не можем просто лечь и ждать смерти… – Я утер пот с лица. – Если мы так поступим, наши родители на небесах будут стыдиться нас. Если не для меня, то ради них, поднимись, Уильям!

Я снова подхватил его под руки. Он вцепился в мой рукав и попытался подняться. На этот раз это ему удалось. Он оперся на меня, тяжело дыша. Нарыв под левой рукой болел еще сильнее, словно я нес на плече свою суму. Тут я понял, что у Уильяма уже нет его сумы. Мы почувствовали запах холодной земли. Над нашими головами свистел ветер, он выл среди безжизненных ветвей, и те стукались друг о друга в темноте.

Наконец, мы выбрались на пустошь. Здесь уже ничто не мешало ветру, и он трепал траву, дрок, сухой папоротник и вереск. Ветер выл в наших ушах и морозил щеки. Держаться на ногах стало еще труднее. Над головой проносились тучи, в просветах изредка выглядывала луна. Впереди брезжила тонкая линия горизонта. По кочкам, камням и впадинам мы добрались до вершины первого хребта и начали спускаться по влажному мху. Обувь наша безнадежно промокла.

Так мы добрались до холма Скорхилл.

Я в очередной раз зацепился штанами за куст дрока. Поредевшие тучи стремительно проносились по лику луны, но потом большая черная туча полностью закрыла луну.

Уильям положил руку мне на плечо:

– Тихо!

Я прислушался. Когда вой ветра стих, я услышал журчание ручья в камнях.

Мы спустились к ручью и пошли по берегу. Ветер стих, и мне послышались жалобные голоса над пустошью. Я вспомнил Эксетер. Я был измучен. Каждый шаг по влажной болотистой почве давался мне с трудом. Я видел темные очертания каких-то фигур и яркие пятна – словно придавил глаза пальцами. На небе я видел синие и оранжевые всполохи, а потом целое кровавое озеро. Вновь поднялся ветер.

Нам никак не удавалось найти круг.

– Давай вернемся в лес, – сказал Уильям. Я с трудом расслышал его из-за воя ветра. – Под деревьями можно укрыться.

Я боялся ответить. Все мое тело ныло и болело. Мне было все равно, где упасть. Но Уильям, споткнувшись несколько раз в темноте, остановился. Он взял мою руку и положил ее на холодный, мокрый камень на уровне груди. Тучи снова разошлись, и я увидел призрачный каменный круг – две дюжины каменных столбов стояли на небольшом расстоянии друг от друга. Чуть в стороне и немного выше находился еще один камень – он упал, и сейчас от него отражался свет луны.

Мы пришли.

Уильям направился в центр круга. Я, спотыкаясь, побрел за ним. Луна снова скрылась за тучами. Мы оказались в полной темноте, и ветер выл вокруг нас.

– Что теперь? – спросил Уильям.

– Нам нужно молиться…

Я преклонил колени и прижался лбом к земле, защищая лицо от жалящих укусов ветра.

– Что это за свет вон там? – спросил Уильям.

– Отражение луны.

– Нет, не может быть. Луну скрывают тучи.

Я посмотрел наверх. Свет продолжал гореть, словно на камни упала звезда.

На пустоши я снова услышал далекий, рыдающий голос. Уильям начал читать «Отче наш». Это место вселяло в меня страх. Но то, что скрывалось за пределами каменного круга, на продуваемой ветром пустоши, страшило нас еще больше. И оттуда донесся женский голос. Он больше не рыдал и не стонал, но пел – очень медленно.

Весело бывает летом,Все залито солнца светом.Но зима уже близка,Скоро будут холода…Эй! Эгей! Ночь длинна.И несет в себе онаСлезы, горе и тоску…

Мгновение – и мы снова слышали только вой ветра.

– Это был голос нашей матери, – прошептал Уильям.

– Может быть, ее дух поможет нам…

– За этим мы и пришли? Чтобы она наставила нас?

– Вы здесь, потому что не хотите умирать, – произнес голос, который я слышал в соборе.