Золотая патуинка - Николай Карпов

— Я не девочка, — начала Ирэн, — испытала увлеченья и монашеский уклад жизни не в моем вкусе. Все прежнее было мимолетно, непрочно. Вы первый, кто привлек к себе мое внимание совсем по-иному. Я не сумею вам объяснить этого чувства. Конечно, не влюбленность! Но именно в вас, ни в ком другом, есть что-то, влекущее меня неудержимо. Вы труженик, но живете не нуждаясь. Имеете две комнаты. Отдайте одну мне.

Я не собираюсь отягощать ваш бюджет, Боже из-бави. Найду заработок, который не будет вас шокировать. Я устала от моей жизни — хочется иметь свой угол. Это мой плюс в предполагаемой сделке. Теперь ваши выгоды: Вы одни, подле вас нет заботливой женской руки. Смотрите, сколько паутины нависло на раме зеркал! Не прибран стол. Дырка на полотенце, нужна заплата. Как неуютен вечерний чай без самовара! Кто же держит масло и сыр на подоконнике? Наверное у вас нет вышитых гарусом туфель?! А носовые платки валяются как попало, без ароматного сашэ?! Мое присутствие не помешает вам ни одним лишним вздохом. Часы уединения не будут нарушены, ваша комната для меня священна. Но те минуты, когда вы сами придете ко мне, ощутив потребность в моей ласке, те минуты будут праздником моего сердца…

Путин слышал голос Ирэн, улавливал ее слова и думал: «О, если б была сейчас здесь, говорила это Дина!»

— Ваш приговор, Путин?

— Нет!

— В окончательной форме?

— Разумеется.

— Без права апелляции в высшую инстанцию?

— Бесполезно, Ирэн. Прекратим этот разговор навсегда, так чтобы более к нему не возвращаться!

— Эх, Путин, Путин! Вы оттолкнули женщину, хотевшую подняться… На вашей душе грех! Или уж я так низко пала, что не могу до вас и дотянуться?

— Не то, совсем не то, Ирэн! Близость к женщине я допускаю только при наличии известного чувства.

— Значит, ко мне вы не питаете ничего?

— Значит!

— И даже нельзя разбудить вашу чувственность? Вам чуждо половое любопытство? Вы же меня совершенно не знаете! Я идеально сложена. Мое тело писал в Будапеште известный венгерский художник!.. Видали вы когда-нибудь каррарский розовый мрамор? Смотрите!

Ирэн, рванув кнопки кофточки, обнажила свою грудь.

— Уйдите! — отворачиваясь, глухо произнес Путин.

— Того, что было там, в вашей западне, больше не повторится… Уйдите!

— Должно быть ваша сопротивляемость сильнее всего меня к вам и тянет! Тогда взяла вас врасплох, — застегиваясь, встала с кресла Ирэн. — Теперь вы настороже, упрямы, как некое животное и, сознаюсь, неуязвимы! Ухожу побежденная, еще сильнее желанным, победителем!.. Да помогите же мне одеться — будьте хоть вежливым!

Путин подал Ирэн манто и двинулся вслед за нею в прихожую.

— Я не зла и сообщу вам приятную новость, — уже в дверях сказала Ирэн. — Рейнталь отбыл в Гамбург, за ним потащились Игрек с Зетом.

— Когда?

— Вчера вечером, на пароходе. Вы довольны? До свиданья!

— Прощайте, Ирэн, — сказал Путин и запер за нею дверь.

Он больше не присаживался к столу, за свой древнемосковский орнамент. До работы ли тут было! Ирэн наегозила, растревожила. Рейнталь уехал. Дина теперь одна. Надо завтра же ее повидать непременно! Путин долго шагал по своим комнатам. Чай на спиртовке вскипятил. Спать лег, не уснуть — все одна дума надо всем верховодит, о Дине…

15-

Гамбург, мировой порт западной Европы, кипел созидательной жизнью. Дымя лесом труб, пароходы запрудили гавань. Визжали цепями лебедки, подъемные краны ворочали тысячи тонн самых разнообразных грузов. Океанские великаны выбрасывали из своих недр привезенные товары. Другие грузились изделиями германской промышленности для отправки их во все концы света. Матросы коммерческих флотов обоих полушарий суетились на своих судах и в гавани. Крепконогие янки, бритые англичане, черноволосые испанцы, экспансивные французы, угрюмые финны, голландцы, турки, японцы, итальянцы, представители тропических стран и крайнего севера сошлись здесь в одном стремлении наживы.

Едва минуло десять лет с окончания Великой войны. Державы-победительницы еще не успели очухаться от сладости своих побед, а Германия, казалось, униженная, раздавленная, уже оправилась от пережитой катастрофы. Слетел с трона Вильгельм, с треском провалилось гастрольное выступление коммунистов. Пошумела молодежь, позабавилась совдепской «свободой» и, вовремя спохватясь, поставила точку. Старый Михель в ночном колпаке, выпив на сон грядущий свою порцию пива, подвел итоги и сказал, хмурясь: «Довольно!..» И все вошло в колею. Утихомирились политические страсти под уздой нового кумира, Гинденбур-га, вернулась деловая, размеренная по минутам, жизнь. Интенсивность труда не только достигла довоенной нормы, но даже ее превысила. Каждый ложился и вставал с одной мыслью — о восстановлении могущества родины, памятуя, что он родился под девизом: «Deutschland, Deutschland uber alles!»

Рейнталь, Игрек и Зет попали в Гамбург в самый разгар трудового дня. Рейнталь спешил закончить свою миссию и с первым ближайшим поездом проследовал дальше, в Берлин. Все же Игрек и Зет успели загримироваться.

В прежнем виде опасно было лезть на глаза Рейн-талю. Случайно могли запомниться их фигуры. Совпадение маршрутов как бы не показалось ему подозрительным. Игрек превратился в пастора, а Зет, начисто выбритый, окорнал голову под машинку, распустил вычурным бантом ярко-пестрый галстух и был готов претендовать на роль опереточного комика. Они сели в разные вагоны, придя к заключению, что ни в Берлине, ни в Вене ничего с Рейнталем не поделают. Между Веной и Варшавой ночной экспресс. В нем и должна произойти решительная схватка.

В Берлине они пробыли от поезда до поезда. Но приехав в веселую, легкомысленную Вену, Зет впал в томление духа и плоти, охотно задержался бы на денек-другой. Когда у него бывали шальные деньги — он не отказывал себе в удовольствиях. Соблазнительных местечек в Вене сколько угодно, а венские женщины обаятельны и в амурных делах толк понимают.

— Чего гонит его, холера ему в живот! — ворчливо шептал Зет, когда они устраивались в купэ, рядом с Рейнталем, в экспрессе на Варшаву.

— Ближе к концу и слава Богу!

— Погулять бы здесь маленько!

— Да ты, никак, спятил! Тоже, гулена, подумаешь! — возмутился Игрек.

— Веночки, эти — булочки сдобные, глазенками так и зыркают!.. Ай, вкусненькие, канашки! Сам понимаешь! — не унимался Зет.

— Я тебе покажу, канашек! Последний момент наступает, а ему дурь в башку лезет! Помощник, нечего сказать! Честное слово, если не перестанешь дурить, ты мне больше не компаньон. Для новых дел найду другого! — пригрозил Игрек.

— Ну, ну, проповедник! Пастором вырядился и строгость напустил. Уж и пошутить нельзя! Благослови, отец святой, на дело праведное! — с комическим смирением произнес Зет.

— А, ну тебя! — отмахнулся Игрек, невольно улыбаясь.

Бегут беспрерывно, как лента кино, пейзажи перед окном вагона. Передний план, непосредственно у полотна дороги, по прямой линии уходит назад. В перспективе, чем дальше от зрителя, картины принимают круговращательное движение и кажется, что встречные предметы отплясывают перед поездом фантастическую сарабанду. Поля, перелески, чистенькие хуторки, мельницы, колокольни, залитые лунным светом, ведут бесконечный хоровод-апофеоз причудливой феерии -

«Коперник целый век трудился,Чтоб доказать земли вращенье.Дурак, зачем он не напился,Тогда бы не было сомненья!..»

Вспомнился Рейнталю куплет из «Звериады», когда-то распеваемой в Корпусе. Он долго сидел у окна своего купэ, испытывая встревоженно-мечтательное настроение. Спальный вагон международного общества, удобный, покойный, так располагал к отдыху. Все было тихо, пассажиры безмятежно спали. Только Рейн-таль не ложился еще, да рядом в купэ, подобно котам над мышиной норкой, притаились Игрек с Зетом, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Между ними было все условлено, предусмотрен каждый шаг, разучены роли до мельчайших деталей. Обув ноги в мягкие, плотно зашнурованные туфли, они сидели, как на угольях, в напряженном ожидании. С пылающими головами, поминутно облизывая пересохшие губы, вопросительно взглядывали друг на друга, в подходящий момент готовые броситься на свою добычу. Их расчет был построен на случайности, так часто руководящей жизнью человека. В обоих концах вагона по уборной. К одной из них примыкает помещение проводника. Они выжидали, когда Рейнталь выйдет перед сном привести себя в порядок. Если он двинется в сторону проводника — все пропало. Предприятие, стоившее столько энергии, риска, денег — сорвалось! Но когда Рейнталь направится в противоположный конец — победа их!

В первом часу ночи Рейнталь собрался, наконец, улечься. Он снял костюм и денную сорочку. Поверх ночной рубашки надел жилет с заповедным мешочком и облачился в пиджаму. Открыл чемодан, вынул дорожный несессер, достал мыльницу, зубной порошок, щетку. Металлические предметы брякнули в его руке.