Приключения слов - Борис Казанский

Но будировать получило с 1905 года совсем другое значение – возбуждать (людей, мысль). Это значение плохо вяжется с прежним, хотя и возможен переход от выражать недовольство к возбуждать к недовольству. К тому же это слово в его нынешнем значении так широко распространилось в 20-х годах XX века, что связь его с прежним великосветским и чиновным термином не может быть прямой и органической. Между тем в новой среде, в которую это слово попало, благодаря ее политическим интересам старое значение было перекрыто значением будить мысль, пробуждать классовое сознание. Таким образом, это слово следует признать скорее «мнимым иностранцем», чем «ошибочным словом», хотя, может быть, некоторый элемент ошибки здесь и есть.

Любопытный пример мнимого иностранного слова, созданного в России и притом формально неправильного, представляет папироса. Это слово образовано от немецкого папир (Papier) – бумага: папироса создано по образцу пахитосы, так называли раньше папиросу, и наши прабабушки в первой половине XIX века курили именно пахитосы. Мундштуком пахитосы служила соломинка, откуда и название: по-испански пахито (pajito) значит буквально соломинка – одного корня с pajizo (солома). Но откуда с? Это испанское окончание множественного числа: пахитос (pajitos) значит просто соломинки. Таким образом, русское папироса образовано от немецкого папир, потому что папироса снабжена бумажным мундштуком, но слову добавили, по аналогии с пахитоса, испанское окончание с: теперь у папиросы вроде как испанское происхождение, но основы папиро в испанском языке не существует!

Есть еще одна группа мнимых иностранных слов, примером которой может служить слово грипп. Это несомненно иностранное слово, которое заимствовано нами из немецкого. Но в самом немецком, как и в других европейских языках, это слово заимствовано из русского. Действительно, грипп – не что иное, как онемеченное русское хрип. Это не так странно и случайно, как может показаться. Грипп – довольно неопределенная болезнь, которая проявляется то одними, то другими признаками, и имеет очень разнообразные формы. Поэтому той разновидности, которая пришла в Германию из России, могли дать название, образованное от русского хрип. Другая разновидность гриппа, появившаяся во время Первой мировой войны из Испании, получила по той же причине название испанка.

Китель – также несомненно иностранное, немецкое слово, означающее особый покрой форменной, преимущественно летней, куртки. Первоначально это был род материи, из которой подобные куртки главным образом делались. Но и материя, и само слово пришли в Германию из России. В основе немецкого китель (Kittel) лежит старорусское китайка – род ткани первоначально китайского происхождения.

Не помнящий родства

Мнимым иностранцем является и слово пистолет. Лесков в повести «Левша» рассказывает, якобы со слов мастерового Сестрорецкого оружейного завода, следующий легендарный анекдот:

«Когда император Александр Павлович окончил венский совет, то захотел по Европе проездиться и в разных государствах чудес посмотреть. Объездил он все страны и везде через свою ласковость всегда имел самые междуусобные разговоры со всякими людьми. И все его чем-нибудь удивляли и на свою сторону преклонить хотели. Но при нем был донской казак Платов, который этого склонения не любил. И чуть если Платов заметит, что государь чем-нибудь иностранным очень интересуется, то Платов сейчас скажет:

– Так и так, и у нас дома свое не хуже есть.

И чем-нибудь отведет.

Англичане это знали и к приезду государеву выдумали разные хитрости, и стали звать государя во всякие свои оружейные и мыльнопильные заводы, чтобы показать свое над нами во всех вещах преимущество.

И вот между прочим подают ему пистолю и говорят:

– Это пистоля неизвестного, неподражаемого мастерства. Ее наш адмирал у разбойничьего атамана в Канделабрии из-за пояса выдернул.

Александр взглянул на пистолю и наглядеться не может. Взахался ужасно.

– Вот если бы у меня, говорит, хотя один был такой мастер в России!

А Платов на эти слова в ту же минуту опустил правую руку в свои большие шаровары и тащит оттуда отвертку. Англичане говорят:

– Это не отворяется.

А он ну замок ковырять. Повернул раз, повернул два – замок и вынулся, а там на самом сугибе надпись сделана:

«Иван Москвин во граде Туле».

Подобная же история произошла и со словом пистолет, которое отчетливо сознается нами как иностранное, хотя оно давно вошло в русскую литературу вместе с самим оружием. И Пушкин, описывая дуэль Онегина с Ленским, и Лермонтов в стихотворении «На смерть Пушкина» увековечили это слово. Пистолет – французское pistolet, перешедшее к нам, по-видимому, через голландское посредство. По форме – это уменьшительное от пистоль, старинного слова, сохранившегося в английском языке как pistol в значении пистолет. Пистоль имело и другое значение – так называлась серебряная монета. Лингвисты долго ломали себе голову над происхождением и связью этих двух значений. Оказалось, что имеется еще итальянское слово пистолезе, означающее маленький кинжал, а буквально пистойский, то есть сделанный в городе Пистойе, в Италии. Думали, что, может быть, по аналогии с маленьким кинжалом и маленькое огнестрельное оружие и мелкая монета получили это название. Но это не так. Оказывается, французское пистолет ведет свое происхождение от старинного славянского пищаль!

Пищалью называлась в старинном военном деле сначала пушка, потом и ружье, которое в первоначальной своей форме отличалось от пушки только размером и калибром. На Руси эти первые артиллерийские орудия появились в последний год княжения Дмитрия Донского, в 1389 году, когда, по свидетельству летописи, «вывезли из немец арматы (то есть орудия) на Русь и огненную стрельбу и от того часу уразумели из них стреляти». Эти первоначальные крепостные орудия представляли грубые и неуклюжие дула на колодах, и стреляли из них камнями и чугунными (литыми) или железными (кованными) ядрами. Уже в 1408 году Москва защищалась такими орудиями от осадившего ее татарского хана Эдигея. Несколько позднее появляются и ружья такого же громоздкого типа. Эти орудия Москва получила «из немец», из Германии. Действительно, первым известным нам упоминанием о применении артиллерии является сообщение, что немцы пользовались пушками при осаде итальянского города Чивидале в 1331 году. Но это были тяжелые, осадные орудия. Изобретателями же полевой артиллерии были не немцы, а чехи и притом в очень знаменательную эпоху своей истории.

В 1413 году население Чехии было охвачено возбуждением из-за предательской казни: на костре был сожжен Ян Гус – чешский реформатор, боровшийся против засилья римской церкви. Вспыхнуло восстание, длившееся почти двадцать лет. Во главе его оказался талантливый полководец Ян Жижка, которому и принадлежит заслуга создания полевой артиллерии. Изобретение состояло в том, что пушки были поставлены на платформу на колесах и что калибр (поперечник дула) был уменьшен. Применение таких передвижных орудий более мелкого калибра сильно способствовало успехам чешских войск, одержавших несколько блестящих побед над императорскими войсками.

Эти длинноствольные пушки с узкими дулами в противоположность коротким и широким мортирам или гаубицам назывались пищалями: пищаль, буквально, – дудка, трубка. Впоследствии этим же словом стали называться еще более легкие, уже ручные огнестрельные орудия, родоначальники современных ружей. Они еще не имели приклада и внешне очень походили на большой, длинный пистолет, так что уменьшительная форма этого слова была вполне уместна и понятна. Изобретателем пистолета считается итальянский оружейный мастер Вителли, живший в Пизе в середине XVI века.

Таким образом иностранное слово пистолет на самом деле – славянское, родное русскому, в котором пищаль означало, как и в чешском, дудку. Это слово, следовательно, пропутешествовало вокруг всей Европы вместе с вещью, которая в этом странствовании совершенствовалась и развивалась, и возвратилось к нам в новой форме, как и вещь, которую оно обозначало.

Кстати, гаубица – слово, обозначающее артиллерийское орудие с коротким стволом, тоже чешского происхождения, пришедшее к нам в немецкой форме Haubitze* [*Оксфордский этимологический словарь прослеживает историю гаубицы до чешского houfnice, объясняя его как праща. (Прим. Ред.)].