Я не собирался убивать - Джон Кризи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яйца и сосиски моего завтрака были горячими и, что меня приятно удивило, оказались вкусными. Каждый глоток доставлял удовольствие. Закончив, я почувствовал себя совершенно уверенно. У меня не было никаких причин портить себе нервы. Когда будут спрятаны драгоценности, деньги и напильник, я могу позволить себе забыть об этом. Я спрашивал себя, почему Маллен не понял, что я собирался делать, почему такой человек, как он, пошел на риск. И еще я старался найти причину молчания о пятифунтовых купюрах. Мне пришла в голову мысль, что полиция может знать их номера и, умалчивая о них, надеется, что я постараюсь их потратить. Но я был слишком хитер, чтобы сделать это.
Я ушел из гостиницы без двадцати час. Драгоценности и деньги лежали в моих карманах, а не в чемодане. Я понимал, что так разгуливать опасно, но убеждал себя: маловероятно, чтобы кто-нибудь положил мне руку на плечо и попросил следовать за ним в Скотленд-Ярд. Однако мне не хотелось покидать иллюзорную безопасность, которую давал отель. В конце концов, это была нормальная реакция. Я заставил себя перебрать в памяти все, что сделал, и пришел к выводу, что не брался голыми руками ни за одну деталь «форда». Это укрепило мое решение оставить его там, где он стоял. Я поехал на такси к вокзалу Ватерлоо. Поставив ноги на чемодан с подержанной одеждой, я рассматривал заголовки, сообщавшие почти все одно и то же:
УБИТ ГЕРОЙ
Вдруг меня поразила странная деталь: нигде не упоминалось о миссис Маллен и не было ни слова о причинах его присутствия в доме сестры. Это не имело значения и нисколько меня не беспокоило, но немного дразнило мое любопытство. Я поместил чемодан в камеру хранения, вложил жетон в конверт, который адресовал К. Смиту, до востребования, вокзал Ватерлоо. Так я мог получить одежду, если бы она мне понадобилась. Я люблю иметь в своем распоряжении сменную одежду, бритву, аптечку и другие полезные вещи, храня их на главных вокзалах. Это избавляет меня от слишком частых их покупок всякий раз, когда я ухожу в ночной поход.
Вокзал Ватерлоо, как и обычно, выглядел грустным, но народу было не особенно много. В зале ожидания на маленьком киноэкране шли новости. Такси ждали всего двое. Я остановил машину и в тот момент, когда садился в нее, заметил Плейделла.
Кровь во мне застыла.
Даже если бы обошлось без убийства, мое сердце все равно бы безумно заколотилось. Я достаточно хорошо знал суперинтенданта Мориса Плейделла, чтобы понять: несомненно, именно его Скотленд-Ярд направил в Эшер. Может быть, Плейделл ждал поезда? Газеты не упомянули, что полиция Суррея обратилась в Скотленд-Ярд, но, вероятно, она это сделала сегодня утром. Плейделл прохаживался один. Он прошел мимо и мог заметить меня. Решение надо было принимать быстро: должен ли я попросить шофера остановиться? Что удивит Плейделла больше: если я вернусь и заговорю с ним об убийстве или если сделаю вид, что не заметил его? Я постучал в стекло, отделявшее меня от шофера.
— Вы не могли бы остановиться за тем углом и подождать меня несколько минут? — спросил я. — Я увидел друга.
Он остановился без возражений. Я вышел из машины и быстрым шагом направился к главному входу вокзала. Плейделла я увидел сразу. Он разговаривал с двумя другими детективами — инспектором и сержантом. Трое высоких мужчин стояли плотной группой. Я уже не мог отступать и двинулся прямо к ним, хотя в тот момент меня охватили сомнения… Полицейские могли говорить обо мне. Я пытался убедить себя, что это крайне маловероятно, но… вдруг они видели, как я клал чемодан в камеру хранения? Сам по себе этот факт не имел никакого значения, но стечение обстоятельств могло придать ему смысл, который детективы обязательно бы поняли. Я не видел помощников Плейделла, но это вовсе не значило, что они не видели меня. Пришли ли они специально следить за камерой хранения или по другому делу? Проблема, которую я должен был решить прежде всего, была в том, следует ли сказать, что я приезжал положить чемодан.
Я был совсем рядом с ними, когда вспомнил, что бриллианты по-прежнему лежат в моем кармане.
Первым меня заметил инспектор Корри. Он удивился. Если бы он уже видел меня сегодня на вокзале, то более или менее подготовился бы к встрече. Плейделл увидел удивление на его лице и повернул голову.
Плейделл высокий, массивный мужчина, ростом больше шести футов; у него крупный подбородок и крючковатый нос. Бледно-серые глаза маленькие и очень пронзительные. В Скотленд-Ярде никто не разбирается в драгоценностях так же хорошо, как он, разве что Кармайкл из лаборатории.
— Добрый день, суперинтендант, — сказал я. — Возможно, встреча с вами избавит меня от одной поездки.
— В чем дело? — спросил Плейделл.
Его голос меня всегда удивлял: серьезный, приятный, манера говорить воспитанная. Выглядит Плейделл грубым, но на самом деле это не так; он гурман, знаток хороших вин, а его познания в древнем и современном искусстве просто невероятны.
— Здрасте, мистер Кент, — произнес Корри.
Сержант, фамилии которого я не помнил, что-то пробормотал.
— Я брал пару дней отпуска, но, прочитав газеты, спросил себя, не могу ли быть вам полезен в деле Клайтонов? Я как раз направлялся в контору, чтобы узнать это.
— Очень любезно с вашей стороны, — ответил Плейделл.
Он стоял неподвижно, держа руку в кармане и глядя на меня. Я часто спрашивал себя, что чувствует подозреваемый под этим проницательным взглядом?
— Не знаю, понадобится ли нам что-нибудь. Ваша компания передала нам все характеристики пропавших драгоценностей. Они здесь, в моем кармане, — заявил он, похлопывая себя по груди. — В них есть что-нибудь необычное?
— Не думаю, — ответил я. — Насколько помню, для их защиты были приняты все меры предосторожности. В конторе сказали, кого собираются послать для ведения расследования?
— Да. Перси Готча, — сказал Плейделл. — Я хотел бы, чтобы это были вы. Готч действует мне на нервы: он постоянно шмыгает носом. Но он уже в пути. Впрочем, мы тоже. Я еду поездом. Возможно, убийца выбросил свое оружие из дверцы вагона.
— Вы считаете, он ехал на поезде? — спросил я.
— Три человека, не являющиеся служащими эшерского вокзала, сели вчера в ноль пятьдесят девять на поезд до Ватерлоо. Один из них может быть тем, кого мы ищем. Я еду по железной дороге, потому что люблю знать местность. Тот тип мог спрыгнуть на ходу в месте, где поезд замедляет ход, или выбросить оружие, полагая, что оно будет надежно спрятано в траве, растущей вдоль полотна.
— Не исключено, — согласился я. — Если вы найдете драгоценности, то доставите «Уэдлейку» большое удовольствие. Речь идет об огромной сумме, а мы уже и так много выплатили в этом году.
— Это доставит удовольствие и многим другим, — заявил Плейделл отвлеченным тоном и поднял голову, чтобы взглянуть на вокзальные часы. — У меня осталось пять минут. Поговорим в другой раз, мистер Кент.
Он повернулся, и остальные простились со мной кивком, прежде чем последовать за ним. Они отошли уже ярдов на десять, а я направился к такси, когда услышал голос Плейделла:
— Мистер Кент!
Думаю, я обернулся достаточно медленно, но этот оклик заставил меня потерять хладнокровие.
— Да.
Он почти бегом подошел ко мне, потому что его ждали двое других, и я почувствовал, как у меня напрягаются мускулы и натягиваются нервы.
— Я был бы рад, если бы в Эшер поехали вы, — сказал он.
— О, Готч как раз тот человек, что вам нужен, — ответил я. — Я просто думал, что должен предложить вам свою помощь. Не опоздайте на поезд.
— Не опоздаю. — Он кивнул на прощание и ушел.
Я двинулся быстрым шагом, борясь с желанием обернуться, прежде чем дойду до угла. Я почти налетел на тяжело нагруженного носильщика, и это дало мне предлог повернуть голову. Трое детективов вошли в здание вокзала, и видна была только спина Плейделла. Такси ждало меня. Мне было по-прежнему неуютно из-за этого совпадения и из-за того, что они могли видеть, как я клал чемодан в камеру хранения. Надо было узнать, так ли это, но я все время успокаивал себя, говоря, что у меня нет никаких причин для беспокойства и что положить багаж в камеру хранения — не преступление.
Однако меня беспокоил один момент. Подойдя к Плейделлу, я нарушил правило, которое обычно соблюдал: не проявлять особого интереса к краже, когда нахожусь не на работе. Плейделл не слепой, у него феноменальная память и отличная наблюдательность. Если я вел себя необычно, он мог это заметить.
До этого раза я никогда не сталкивался с ним на вокзале.
Вместо того чтобы пойти в контору, — кстати, она совсем рядом с Ватерлоо — я отправился в Королевский клуб автолюбителей, членом которого состою много лет. Там удобно, нет риска встретиться с членом семьи и можно думать сколько угодно. Я позвонил в контору и поговорил с Харрисоном, директором лондонского отделения компании. Он рассказал мне все то же самое, что я уже знал от Плейделла: этой ужасной историей занимается Готч, и действительно печально, что такой выдающийся человек, как Маллен, погиб столь нелепой смертью. Я терпеливо слушал. У Харрисона есть манера говорить банальности, но он не дурак. Он хотел узнать, когда я приду в контору. Я пообещал выйти в среду, положил трубку и уселся в курительной. Поступили первые вечерние газеты. Я взял одну и прочитал невероятное нагромождение патетической чуши. Редкий человек удостаивался такого некролога, какой был посвящен Тимоти Маллену. Снова его фотопортрет и еще снимок, сделанный в королевском дворце на церемонии награждения. Его держала под руку женщина, едва достававшая до его плеча. По-прежнему не упоминалось о жене или подруге, вызванной в связи с его смертью, и, что было еще непонятнее, никак не упоминалось о пятифунтовых купюрах. Последняя деталь начинала действовать мне на нервы. Мне казалось, что эта загадка может повлиять на расследование больше, чем я думал сначала.