Сторож брату моему.Тогда придите ,и рассудим - Владимир Михайлов

Обычно вызываю я, а не меня; значит, дело было важное. Я в два счета оказался у двери дачи, вошел, затворил ее, пожмурился от яркого света, всегда горевшего в моей каюте, и оттуда отозвался:

— Капитан Ульдемир.

Так меня тут звали; да это и было почти мое имя, только слегка измененное.

— Капитан Ульдемир, начальник экспедиции просит вас подняться в научный блок.

По голосу я узнал Аверова.

— С удовольствием, — ответил я с положенной вежливостью.

Что бы такое там у них приключилось?

Я надел тужурку, учинил себе осмотр при помощи объемного зеркала — капитан не может быть небрежным в одежде, — вышел, поднялся на четыре палубы и зашагал по коридору. Подошел к их центру и отворил дверь.

Глава четвертая

— Садитесь, пожалуйста, капитан, — проговорил Шувалов, как и всегда, с такой интонацией, словно извинялся за беспокойство. Он шагал из угла в угол обширного салона; толстый ковер скрадывал звуки шагов. Аверов сидел в глубоком кресле — неподвижно, но пальцы рук все время двигались, словно плели нить из воздуха. Капитан Ульдемир сел в другое такое же кресло. Казалось, ему было безразлично, что он здесь услышит, и услышит ли вообще. Шувалов покосился на него. Остановился.

— Видите ли, капитан…

И снова зашагал, так и не завершив фразы. Аверов дернул плечом. Капитан остался невозмутимым. В общении с людьми этой эпохи он предпочитал не проявлять инициативы. На этот раз Шувалов остановился в самом углу. Повернулся к Ульдемиру.

— Вы помните, капитан, модель звезды, мы вам показывали ее на Земле.

Капитан кивнул.

— То была, как вы и сами понимаете, всего лишь компьютерная модель, мы ведь не в силах увеличить изображение реальной звезды до такой степени. Естественно, все наши действия проводились над этой моделью, и результаты не могли быть абсолютно точными.

Ульдемир кивнул снова.

— Сейчас, наблюдая уже реальную звезду, мы оказались вынужденными внести в программу действий некоторые коррективы.

Он помолчал, словно еще раз мысленно проверяя то, что хотел сообщить.

— Вы ведь помните, на какое расстояние нам надо подойти, чтобы иметь полную уверенность в успешности воздействия?

— Порядка двух миллионов…

— Совершенно верно. То есть, вплотную. И там, выйдя на орбиту, ударить. Так вот, звезда ведет себя не совсем по теории. И нельзя гарантировать, что в самой первой стадии процесса не произойдет нежелательных явлений… типа выброса вещества, скажем — таких выбросов, которые смогут помешать нам отойти на безопасное расстояние. Вы понимаете?

— На языке доступных мне понятий, — вежливо ответил Ульдемир, — это значит, что мы можем сгореть вместе с кораблем.

— Да, это то самое, что я хотел сказать.

— Но задачу мы выполним?

— В этом мы уверены. Не так ли, коллега?

— Гм, — сказал Аверов. — Мы ее погасим. Потому что остальные стадии процесса пойдут так, как мы и предполагали. Вот только самое начало… Но там, на Земле, мы не могли этого предположить.

— Мне все ясно, — сказал капитан Ульдемир.

— Мы немедленно прекратили бы выполнять задачу, если бы от этого не зависела жизнь миллиардов людей в Солнечной системе. Вы ведь понимаете…

— Этого даже не нужно говорить, — сказал Ульдемир.

— Мы просим вас собрать экипаж. Мы сообщим всем людям то же самое, что только что сказали вам.

Ульдемир пожал плечами.

— Вы думаете, экипаж взбунтуется, узнав, что риск оказался больше, чем предполагалось?

— А вы не боитесь этого? — спросил Аверов резко.

Капитан повернул к нему голову и ответил:

— Нет.

— Дело не в этом, — сказал Шувалов с оттенком досады в голосе. — Поймите, капитан. Мы, я и Аверов — люди той Земли, того человечества, которому грозит гибель. Так что для нас здесь проблем не возникает. Но вы шестеро… Ваше человечество в любом случае давно умерло. И вы вправе не жертвовать своей жизнью ради… чужих.

— Не знал, — произнес Ульдемир, — что вы произошли от марсиан — или кого еще там…

Аверов нервно рассмеялся.

— Отцы и дети… — пробормотал он.

— И все же, — сказал Шувалов. — Мы прекрасно понимаем, что если для нас Земля — милый дом, то для вас это — ну, не совсем так. Конечно, проживи вы у нас лет десять, двадцать… Но сейчас — разве я не прав?

— Правы.

— Ваш дом — корабль. Верно?

— Правы и тут.

— В нем можно жить долго, долго… десятки лет. И вы вправе захотеть этого. Потому что если та степень риска была приемлемой, то эта — чрезмерна.

— Вы упускаете из виду одно, — сказал Ульдемир. — Все мы — мертвые люди, в отличие от вас. Но если хотите, я соберу экипаж.

Они входили в научный салон странно: каждый по-своему, но было и что-то общее, неопределенное — входили словно в чуждый мир. Усевшись за свой стол, Шувалов смотрел, как они возникали тут, в раз и навсегда определенном порядке: видимо, была у членов экипажа какая-то своя, всеми признанная иерархия, хотя нельзя было понять, по какому именно признаку они оценивали самих себя и друг друга.

Первым вошел Иеромонах, остановился в двух шагах от двери, привычно повел глазами в правый дальний от себя угол салона — там ничего не было, — поклонился, сел в конце стола, сложил руки на животе и замер. За ним вступил Питек — быстро и бесшумно, мгновенно окинул салон взглядом — можно было поручиться, что ни одна мелочь не укрылась от взгляда и запечатлелась в памяти, — шагнул вперед (казалось, ворс ковра даже не проминался под его шагами) и сел рядом с Иеромонахом. Затем появился Рука; момента, когда он вошел, Шувалов не заметил: вдруг возник, сказал, не кланяясь: «Вот я», упруго пошел к столу и сел напротив Никодима, иеромонаха. Грек пересек салон, не останавливаясь у двери, лишь поднял приветственно руку, серьезный и сосредоточенный, сел, обвел взглядом всех и опустил глаза. И наконец Уве-Йорген: остановился у двери, резко нагнул голову, здороваясь, и щелкнул каблуками. Улыбнулся, как показалось Шувалову, чуть вызывающе, но возможно, на самом деле это было и не так, — и сел, отодвинув кресло от стола, закинул ногу на ногу, поднял голову и стал глядеть в потолок. Капитан Ульдемир кивнул Шувалову: можно было начинать.

— Я попросил бы вот о чем, друзья мои: пусть каждый не только сообщит свое решение, но и по возможности мотивирует его.

— Никодим, — сказал капитан. — Прошу.

Иеромонах усмехнулся.

— На все есть воля, — сказал он.

Наступила пауза. Потом Шувалов сказал:

— Ну, пожалуйста, мы ждем.