Противовесы - Андрей Валерьевич Степанов

их ради их же собственной безопасности. И они его послушали. Это и было странно, ведь не прошло и пятнадцати минут, а местные уже собрали свои немногочисленные пожитки и припасы, в основном сложенные в тряпичные и кожаные сумки наподобие рюкзаков — с длинными лямками, чтобы можно было повесить на спину.

Даже пожилая пара нагрузилась так, словно собиралась дойти до края земли.

— Чтобы не медлить, попрошу вас двоих, — Конральд едва ли не за руку подтащил стариков к телеге, — сесть, а остальных — сложить сюда свои вещи. Ты, — следующим, кого он дернул, стал Аврон, — будешь править. Вперед!

Телега быстро заполнилась. Из пары домов люди, узнав, что можно не нести вещи самим, вытащили еще пару сумок, а пара, что стояла последней, погрузила еще и клети с курами.

Конральд быстро сдвинул вещи так, чтобы осталось мягкое основание, поднял Фелиду и положил ее тоже на телегу.

— А теперь пошли, — командирским тоном произнес Конральд. — И нечего тут рассиживаться! А ну, живо-живо!

Он посмотрел на север, туда, где дорога скрывалась за пока еще небольшими неровностями и холмами. Никого не было.

— Почему мы бежим? — спросил я, когда основная масса людей ушла вперед следом за телегой, а мы с Конральдом подотстали. Я заметил, что сам он не взял ничего из собственного дома и шел налегке, вооруженный только лишь одним моим ножом.

— Потому что я знаю, как это будет, — начал наемник негромко. — Слишком часто я такое видел. Каждую войну кто-то да хочет остановить. Собирают банды... нет, я не спорю, дело благое, жизни спасти. Но только вот они их не спасают. Я тебе больше скажу, парень, даже не собираются они жизни спасать.

— Почему?

— Потому что ради власти все это делается. Изначально — благая и чистая идея. Но только на старте. Только в самом-самом начале, когда один человек говорит себе — убивать людей плохо! Давайте это остановим! Потому что между городами, неважно, какими: Пакшен, Мордин, Теодолия, Орокант или другими — причины для войны надуманные.

— Окит мне рассказывал, — перебил я Конральда.

— Окит? Сын плотника? Откуда ты его знаешь?! — неприкрыто удивился наемник.

— Крол и Окит живут у нас в поселении уже некоторое время, — пояснил я. — Хорошие ребята. И с Окитом мы даже пробирались в сторону Полян, но в развалинах тогда никого не было!

— Ага, вот это — отличные новости! — заключил Конральд. — Потому что та банда, как сказала Фелида, только-только обосновалась в развалинах. Понимаю, что у тебя много вопросов...

— У меня их вагон и маленькая тележка, Конральд, — я постарался не кричать, однако голос мой все равно стал громче. Наемник не изменился в лице, не улыбнулся и не нахмурился, но заговорил он уже иначе:

— Ты же видишь, что идет новая война? Мы жили мирно в последние месяцы и, быть может, даже год. Когда все мирно, в города и деревни ходят лишь торговцы, если мир длится долго, то появляются еще и путешественники. А сейчас кто ходит между городами?

— Патрули, которые ловят людей и вербуют их на войну?

— Не вербуют, а хватают, это во-первых. Во-вторых, посмотри вперед. Переселенцы. Беженцы. Их уже много. Но сюда они не идут, знаешь почему?

— Почему? — эхом повторил я.

— Потому что на этом краю мира делать нечего.

— А Веллент? — спросил я, вспомнив про заброшенный город-легенду. — Почему никто не идет туда?

— В ту сторону нет даже троп. Много историй ходит про заброшенные города эпох еще до первой войны. Но люди боятся уйти и не вернуться. Нет сейчас таких рисковых, кто хотел бы поставить все, что у них есть, чтобы дать людям новую жизнь. Даже ты ничего не ставишь.

— Ну как же...

— Не спорь. Ты хитришь, — теперь Конральд слегка улыбнулся.

— Даже не буду пытаться, — обиженно произнес я. — Но что там с бандами?

— А, с бандами. С теми самыми, которые пытаются остановить убийства. В общем-то, не очень хорошо у них получается. Я бы даже сказал, парень, что у них это и вовсе не получается. Как можно остановить войну, если это — политика?

— Но не всегда же...

— Всегда. Каждая война — это политика, прямо или косвенно. Война ведется ради захвата чужих земель? Земли дают больше ресурсов и влияния. А влияние — это и есть политика. Вот, например, Теодолия стоит на холмистой местности. Там неплохие виноградники. И город торгует вином. А захвати кто собственный виноградник, да еще и с винодельней — можно быстро нарастить мощности и тогда Теодолия потеряет часть своего влияния. За счет потери денег. А если мощности нарастить настолько, что какой-то другой город будет не только на себя производить вино, но еще и продавать его другим, то потери Теодолии вырастут кратно. Понимаешь?

— А как же всякие обиды между правителями?

— Дурной повод, чтобы скрыть настоящие, еще более дурные мотивы...

Наша процессия вышла на дорогу, которая шла с севера напрямую к мосту через Нируду. Я вспомнил, как к нам приходили беженцы, целая колонна, больше десяти человек, и тут же рассказал об этом Конральду.

— Вам просто некуда было бы их поселить, хотя...

И тут наш диалог услышал Аврон. Он обернулся на облучке и тут же добавил:

— Так у них были фургоны!

— Фургоны?

— Да!

— Прямо как у тебя? — продолжал допытываться Конральд.

— Именно как у меня. Но все они прошли дальше.

— Бавлер, ты не слишком опытен в управлении, поэтому все нормально. Но Аврон говорит дело. Уговорить бы тех «граждан», вернуться к тебе. И у нас уже получилось бы нормальное селение!

— Нормального там мало будет, — заметил я.

— Конечно, нормального поначалу почти ничего не будет, — продолжил Конральд, но его перебил Аврон:

— Фургоны будут стоять отдельно от зоны строительства, а если их поставить в кольцо, так они еще и защиту дадут.

— Сами по себе, и дома тоже прикроют. Даже два-три арбалетчика в таком кольце фургонов — и вот у тебя уже защита поселения от той банды! — закончил Конральд.

Я же попытался переварить все, что они мне говорили и пока молчал. Я понимал, что рано или поздно мне придется думать обо всех этих вопросах,