Элита тусуется по Фрейду - Сергей Угольников

Не мешает напомнить, что даже согласно усеченным фрейдистским характеристикам так называемая совесть – это социальный страх. Отсутствие этого страха (совести) в начале занятий быстрыми бешеными преобразованиями привело к его гипертрофированному иррациональному разрастанию, при обеспечении «индивидуальных (оппозиционно одиноких) возможностей» и сознательному разрушению «социальных гарантий». Определенное в этом пассаже «комфортное состояние духа» – никаким иным качеством, кроме ощущения себя инопланетянином, получившим для владения планету с недоразвитым населением, не умеющим пользоваться носовыми платками, описано быть не может. Странно, что пришелец не приписал себе заслугу в изобретении пуговиц, но это только потому, что враждебные по отношению к инопланетянам силы производству пуговиц мешают. Можно даже выявить «бессознательное» понимание, почему происходит такая несправедливость по отношению к одному из создателей рыночной экономики и свободы: «Сегодня Березовский воспринимается как еврей».

Мнение населения, менее уникального для данной территории, испытывающего от деятельности пришельцев некоторый дискомфорт, сколь ни будь интересным, быть признано не может – они сами виноваты: «Мне кажется, что русская демографическая катастрофа происходит оттого, что русские проявили меньшую способность приспосабливаться. Им легче просто уехать из России, чем обрести новую специальность, новый динамизм. Евреи ничего не захватили. Была жестокая конкурентная борьба. Начальные условия для всех были равны. Евреи были в лучшем положении только потому, что все возможности прежней системы для них были исчерпаны некоторым ограничением, выставляемым государством. Так что евреи начали на равных жесткую конкуренцию».

Декларации специалиста по межнациональным отношениям, которому оказалось легче уехать из России, чем обрести за свои действия новую специальность в местах заключения, сложно считать следствием приобретенного нового динамизма. Комично в этой попытке уклонения то, что демонстрируется она представителем народа, которому способность к проживанию вне места рождения (в диаспоре) близка в гораздо большей степени, чем кому-либо другому.

Отметим еще одну особенность субъектов, гордых своей приспособляемостью к изменчивому миру, но желающих проводить геноцид, называя это действо изменениями окружающего мира и равными условиями: они, по определению Фрейда, не болеют воспоминаниями, прошлого в туземной истории для них нет. А в случае наличия каких-то неприятных ощущений, относящихся к инфантильному периоду, присутствует желание получить за это материальную или иную компенсацию. История началась в момент самоосознания инопланетянина демиургом, когда возникла возможность за материальную компенсацию приписать себе эти черты, способствующие гармоничному развитию народа, не имеющего возможности развивать свой потенциал в системе…

Особенно умилительно утверждение об облегченности русского желания покинуть свою страну выглядят на фоне введения американскими законодателями санкций против страны, в которой, по их мнению, ограничивались права этноса, к которому принадлежит и Березовский, на эмиграцию (так называемая поправка Джексона – Вэника). Для того чтобы этот симбиоз был не столь вопиющим, «местным» предлагается забыть все деяния пришельцев в скорейшие сроки: «Поэтому, как бы это для многих ни ужасно звучало, мы должны всем простить». Кто – мы? Воры или обворованные? Каким образом желание все простить совпадает с идеалами демократической правовой системы, которая должна привести к более свободному развитию? Надо ли при этом забывать, что стремление к оппозиции в одиночестве является явлением непреодолимой силы и имеет национальную подоплеку?

«У меня никогда не было политических амбиций, не было стремления быть во власти. Но у меня было стремление изменять страну так, как я считал правильным. Я знаю, что власть доставляет сильные эмоции, но я научился получать эмоции другим способом».

При этом Березовский не сопоставляет собственные представления о «правильном» со сложившимся типом социальных отношений, темпераментом, размером страны или, на худой конец, климатом. Каким именно способом научился получать эмоции субъект, стремящийся к власти ради ощущения себя в комфорте, Березовский не уточняет, и у него возникают дополнительные мысли о способах комфортабельной национальной экспансии и превосходства: «Мне кажется, что все-таки есть отличия в самосознании русского и еврея. Есть черты, которые зародились не в течение одного поколения, а складывались столетиями, тысячелетиями. Судьба еврейского народа совершенно отлична от судьбы русского народа. Иногда диаметрально противоположна. Евреи – очень древняя нация, а русские – молодая. Мы знаем, какие черты присущи молодости и какие – старости. У каждого возраста есть свои плюсы и есть свои минусы. Особенность русских состоит в повышенной чувствительности к окружающей среде, к новой информации, к изменениям, уже произошедшим или происходящим сегодня. Блестящая память. Чтобы мне запомнить песню, мне надо прослушать ее сто раз, и то не запомню слова, должен сесть и выучить. А вот Лене совсем не нужно напрягаться. Раз услышала – и запомнила. В чем сила евреев по сравнению с русскими? В интуиции. Не в сегодняшних ощущениях, а в умении предвидеть. Это не расчет. Вот я плохой аналитик, плохо считаю, плохо играю в шахматы. Но каким-то таинственным образом чувствую, что произойдет через некоторое время. Если в логических терминах сформулировать это различие, то русские – это индуктивный способ мышления, а евреи – дедуктивный способ».

Видимо, недостаток индуктивности не позволил Березовскому сформулировать фразу попроще: «Русские – это молодость, а евреи – это старость». Находясь под действием этого ощущения, Березовский говорит о своей нации как об отеческой, руководящей, поучающей по отношению к автохтонному социуму, на территории которого проводятся социально-экономические эксперименты по увеличению творческого кручения. Конечно, подобные утверждения (правда, с молодостью немцев) приводил Карл Юнг, но кто в наше время обращает внимание на плагиат? Если предположить искреннее незнакомство Березовского с творчеством ученика Фрейда, то подтверждение из двух независимых источников схожих гуманитарных сентенций можно считать тождеством выводов, которые обосновывал Юнг после прихода к власти в Германии нацистов.

Видимо, отсутствие индуктивных ощущений не позволило сопоставить свое ощущение с популярным в среде технической интеллигенции произведением, иначе он мог предположить наличие «настоящих врагов реформирования» задолго до расстрела Белого Дома, «раздавления гадин» и «голосования сердцем»: «Я не хочу сказать, что у меня есть сомнения в правоте того, что я делал в 96-м году. А приход к власти спецслужб в любой стране – трагедия. Хуже этого не может быть ничего…»