Любовник из каменного века (СИ) - Володина Таня

У Веры защемило в груди. Бедный Олег Петрович! Нервничает, наверное, до потери пульса. Для учёного сухаря, интроверта и закоренелого девственника прийти в гости к женщине, должно быть, чрезвычайное жизненное событие.

Пока Олег Петрович отсутствовал, Вера уселась на постель и отщипнула виноградинку. Слабый вечерний свет проникал сквозь жалюзи и расчерчивал комнату полосами. За окном шумели машины, доносились обрывки смеха и разговоров.

Когда Вера устала ждать и начала волноваться, в комнату вошёл Олег Петрович. На нём была голубая фланелевая пижама, застёгнутая под горло. Длинные рукава ниспадали до костяшек, широкие штаны скрывали форму ног. На носу поблёскивали очки с треснутым стеклом. Вера обняла Олега Петровича, согревая своим теплом, вливая в него решимость. Потом осторожно сняла очки и поцеловала растерянное лицо. Коснулась поджатых губ.

— Какой вы удивительный, Олег Петрович, совершенно не такой как все, — шепнула Вера и потрогала за фланелевые яйца. — Снимете штаны?

— Нет.

Абсолютно чокнутый профессор. Эталонный образец.

— Ладно, — не стала спорить Вера.

Она увлекла Олега Петровича на шкуру. Олег Петрович вздрагивал и даже постанывал, но выставлял перед собой растопыренные пальцы, как противотанковые ежи. Это мешало его ощупывать. О том, чтобы снять или хотя бы расстегнуть пижаму, не было и речи. Тогда Вера разделась первой и заметила, что Олег Петрович не отрывает от неё глаз. Наверное, впервые в жизни увидел грудь. Вера легонько покачала ею из стороны в сторону, наслаждаясь производимым эффектом. На щеках доцента выступили алые пятна, он выглядел как мужчина на грани оргазма.

— А вы раздеться не хотите? Тут жарко, да и неудобно в пижаме.

— Нет.

— А… как?

Олег Петрович скупо приоткрыл разрез на штанах и выпустил на волю головку. Фантастический вид открылся Вере. Гладкая, глянцевая, влажно поблёскивающая головка покорила её с первого взгляда. Судя по её размерам, всё остальное тоже было в порядке. Зачем он скрывает такое сокровище? Стесняется? Боится её испугать? Не в силах отказать себе в удовольствии, Вера взялась за головку двумя пальцами и пощекотала под уздечкой. Из Олега Петровича вырвался хриплый рык, и Вера поняла, что он на пределе.

Пьяная от желания, она попробовала стащить пижаму. Хочется же и тело мужское потрогать! Хотя бы увидеть! Но Олег Петрович намертво вцепился в штаны и курточку, словно головка — это единственное, что он мог предложить миру. Может, у него тело уродливое? Может, запущенный сколиоз, пупочная грыжа или третий сосок на груди?

— Не снимете?

— Нет.

— Ладно.

Если ему так легче, то пускай. В свой первый раз Вера тоже приспустила только трусики, а шлем, пуховик и лыжи снимать не стала. И это при всей её любви к красавчику инструктору.

У девственников много комплексов. Это потом они раскрепощаются.

Вера откинулась на оленью шкуру и раздвинула коленки. Если Олег Петрович не хочет раздеваться, чтобы получить свою порцию ласк, пусть все ласки достанутся ей одной. Олег Петрович посмотрел на неё, застонал в голос и накрыл своим большим неуклюжим телом.

Вера всхлипнула, обняла его ногами и впилась пальцами в оленью шерсть. Чувствуя, как перед ней открываются ворота рая, Вера воспарила. И над ней запели ангелы — и пели так долго и сладко, как никогда в жизни.

Потом они пили вино и ели персики, пачкая липким соком Верину грудь и пижаму Олега Петровича. Он так её и не снял. Вера спросила:

— Но как же вы в одежде? Вы хоть кончили?

— Кончил, спасибо за беспокойство.

Вера улыбнулась. Какой он милый!

Вино ударило в голову, хотелось дурачиться и трахаться дальше. Персики быстро кончились, виноград тоже.

— А хотите сарделек? У меня есть вкусные сардельки!

— Хочу, спасибо, — не стал ломаться Олег Петрович.

Бедный доцент, как он живёт на свою мизерную зарплату? Надо будет подарить ему немного денег, когда фотографии каменного века разлетятся по всему миру. Пусть двигает науку, он способный.

Съев сардельки, Олег Петрович засобирался домой. Как Вера ни ластилась, Олег Петрович не остался. «У мамы давление сегодня скачет, и сахар, и гормоны щитовидной железы…» — сказал он, и Вера его отпустила. Спросила у двери:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— До завтра?

— До завтра.

— Вы хоть немного меня любите? — Вера шутливо подбоченилась, выставляя вперёд красивую грудь в разрезе халатика.

Больше на ней ничего не было. Олег Петрович скользнул взглядом по обнажённым участкам тела, сглотнул и сказал, медленно подбирая слова:

— Вы знаете, в моей жизни есть только одна любовь, одна страсть и одно наваждение.

— Археология?

— Верно.

— И всё? И больше ничего?

— Долгое время я думал, что да… — туманно ответил Олег Петрович и ушёл.

***

Стоя в кассе банка, Вера обнаружила, что в рюкзаке нет кошелька и паспорта. Она извинилась перед кассиршей и вытряхнула содержимое на стойку у окошка. Ключи, телефон, зонтик, маленькая фотокамера, пухлый ежедневник, кружевная подвязка алого цвета, конфетки «Рондо», тампакс, сырная булочка в полиэтилене, пилюли от поноса…

Когда успели вытащить? Где? Она ничего не почувствовала! А ведь Антон предупреждал, что нужно следить за рюкзаком в метро и маршрутках. Воришек много, а молния на виду. Дёргай за собачку — и бери, что хочешь, особенно если клиент мыслями и чувствами в райских кущах.

Всё теперь! Пока восстановишь паспорт, пока получишь финскую визу — недели две-три точно пройдёт. И это если везде по срочному тарифу. А денег-то на срочный тариф нет. Гадство! Чтоб тебе эти деньги поперёк горла встали! Чтоб тебя поймали и посадили на двадцать лет за растоптанные мечты!

В кармане нашлась мелочь, и Вера вернулась на родной Васильевский остров. В студию не пошла, отправилась прямиком в Институт истории за утешением и поддержкой. Тёплые мужские объятия ей сейчас не помешают. Позвонила с проходной в кабинет Олега Петровича, тот ранняя пташка, наверняка уже работает, но гудки пищали, пищали, пищали… Набрала кафедру. Секретарша спросила:

— Вы к кому?

— К доценту Рудову. Выпишите пропуск, пожалуйста, а то он трубку не берёт.

— Разумеется, не берёт. Он на раскопках.

— Где?!

 — В Норвегии, кажется. Так-то он мне не докладывает. Девушка, звоните в сентябре, вернётся ваш доцент Рудов.

Вера сползла по стеночке на пол. Хотелось что-то сказать, но кроме «гыр-гыр» из горла ничего не шло. Выдавила:

— Но как же так-то? Он же вчера вечером… Кто он вообще такой?

— В смысле? Доцент Рудов он! Пишет докторскую по наскальной живописи — древние петроглифы, что-то в этом роде. Вы же сами такого хотели!

Хотела, ещё как хотела! Петроглифы-вероглифы. Археология — моя единственная страсть.

— А он ничего не просил мне передать?

— Он просил передать пиджак и очки профессору Петрищеву, когда тот вылезет из своего могильника в Карелии. Уж не знаю, где Олег Петрович раздобыл этот древний петрищевский пиджак! Бросают вещи где попало, такие рассеянные… А Вере Сидоренко он ничего не просил передать, — она замолкла, потом спросила с сочувствием: — А он обещал, да?

— Нет, — Вера чуть не плакала, — он мне ничего не обещал. А не подскажете адрес, где живёт его мама? Хочу навестить больную старушку.

— Так в Нью-Йорке она живёт, работает в Музее естественной истории. А кто вам сказал, что она старушка? Я её видела, когда она к нам приезжала, — холёная дамочка. Не хуже Олега Петровича, а он у нас первый красавчик в институте.

Кто первый красавчик? Робкий закомплексованный увалень?

Вера вышла на крыльцо. На ступеньках сидела девочка в странном коричневом платье и белых гольфах. На голове у неё покачивались банты. Девочка курила сигарету, пуская дым ноздрями. Вера упала на ступеньку рядом ней:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Есть закурить?

— На, — девочка протянула пачку дешёвых сигарет.

Вера прикурила и затянулась во все лёгкие. В горле с непривычки запершило, она закашлялась. Из глаз потекли слёзы, но Вера их не утирала. Девочка спросила: