Три девицы под окном... - Светлана Славная

— И почему же? — полюбопытствовала Бабариха, деловито почесав бородавку.

— А вот это, бабуля, тебя совершенно не должно волновать. Твоя задача — пустить крупную слезу и прохлюпать поубедительнее: дескать, это дочери мои единоутробные, уволок их во младенчестве волк-оборотень, вместе с трехспальной колыбелькой. Да только сжалилась волшебница… как ее там… ну, сама придумаешь, ты местный фольклор лучше знаешь. Вырастила их в тепле и довольствии, а они, курицы сентиментальные, покинули чудесный чертог, чтобы повиснуть на шее у своей дорогой мамаши. То есть у тебя. Усекла?

Бабариха в раздумье заглянула в ближайшую кадку. Подцепила пальцем немного салата оливье. Пожевала. Скривилась.

— Нет, голубушки. Втемную не играю. Выкладывайте всю правду-матушку. Что за нечисть свалилась на мою седую голову? И какую пакость вы замыслили сотворить с нашим государем?

— Бабка, не выкаблучивайся, времени нет, — фыркнула Сонька-Повариха.

— Ты как с пожилой женщиной разговариваешь? Сейчас окачу святой водой, посмотрим, что запоешь! — Бабариха ловко юркнула в уголок и быстро-быстро закрестилась на образа, поглядывая, не скукожит ли от ее священнодействий нахальных девиц.

— Эй, красавицы! Встречайте гостей! — разнесся по дому богатырский стук, и в горницу стали один за другим втискиваться царевы молодцы.

— А, ребятки, наконец-то! — засуетилась Повариха. — Забирайте сначала вот эти ведерки, только не опрокиньте, они слабо закрыты!

Бабариха присела на лавку, наблюдая за кипящей вокруг суетой и задумчиво теребя свою бородавку. Царева теща… Что ж, звучит заманчиво!

— Ну, девица красная, готовься, сейчас сватов к твоей родительнице стану засылать, — говорил Салтан Соньке, умильно поигрывая кончиком ее фальшивой косы.

— Да чего время терять? Я тебе и так скажу, что родительница моя рада до помутнения мозгов.

— Негоже нарушать традиции, всё должно быть чин по чину, — нахмурился царь.

— Во бюрократ! Покаты будешь носиться со своими традициями, все гамбургеры протухнут. А без калорийного питания, уж извини, никакого богатыря у меня не получится.

— А мы лебедя зажарим, — предложил подрастерявший уверенность государь.

— Сравнил лебедя с бигмаком! — фыркнула Сонька. — И не надейся. Зря, что ли, моя сестрица столько трудов на этот пир положила?

— Ну, хорошо, хорошо, — сдался Салтан. — Сватовство мы опустим. Велю сразу баню топить да девок созывать.

— Зачем баню? — удивилась Сонька. — Уж гигиену-то я всегда соблюдаю!

— Э… — растерялся Салтан. — Какой же девишник без бани? Подружки тебя попарят, песни жалостные попоют, косу в последний раз по-девичьи заплетут, поплачешь всласть…

— Вот еще, глупости! Я не истеричка, чтоб на пустом месте слезы лить. — Сонька внимательно взглянула на жениха. — Слушай, Салташ, к чему все эти формальности? Давай объявим, что решили жить в гражданском браке, да пойдем более приятными вещами заниматься… — Она обвила рукой царскую шею и игриво взъерошила окладистую бороду. Салтан зажмурился от удовольствия:

— Ой, чаровница… А что? Царь я или не царь? Твоя правда, незачем время терять! Сейчас велю свадебный поезд закладывать.

— Разве мы отправляемся в путешествие? — насторожилась Сонька.

— Да нет, в церковь, венчаться, — кивнул царь в сторону украшенного маковками собора.

— Во дает! — развеселилась невеста. — Тут сто метров пройти, а он на поезде ехать собрался! Может, лучше ракету запустим?

— Ты, девица, говори, да не заговаривайся! — насупился государь. — Вот отправлю вместо церкви в острог, узнаешь, как с царем пререкаться.

Сонька почувствовала, что перегнула палку. Изобразив кроткий взор и трепетание груди, она прижалась париком к могучему плечу и нежно залепетала:

— Салтанушка, ты не нервничай. Это всё проклятая эмансипация да привычка к демократическим свободам. Я ж таблетку по истории обществоведения еще в первом классе глотала, ты подумай, сколько времени прошло! Имя последнего президента не смогу вспомнить, не то что определение абсолютной монархии и ее, так сказать, традиции. Ты уж извини, если чем обидела. Только я к чему веду: богатыря тебе родить обещала? Обещала. Вот мне и не терпится скорее делом заняться да слово свое сдержать!

Она томно вздохнула и стряхнула тонким пальчиком пылинку с царского воротника. Салтан смягчился:

— Занятные ты слова произносишь, красавица, я и половины не разумею. И где только нахваталась? Ну да ладно, в главном ты права. С наследником нам задерживаться не следует, это дело ответственное. — И он неожиданно подмигнул Соньке.

Как ни старалась невеста ускорить процесс, церемония венчания была проведена со всей ответственностью. Митрополит обстоятельно махал кадилом, певчие заливались самозабвенными руладами, а набившиеся в тесное помещение бояре обильно потели в своих парадных одеждах. Бабариха, бледнея от собственной наглости, то и дело благословляла царя, Ткачиха с Поварихой неудержимо зевали, переминаясь с ноги на ногу, а изнемогающая от раздражения невеста изо всех сил пыталась сохранить величественный вид.

Подумать только, на дворе июнь месяц, а ее обрядили как капусту: сначала исподняя рубаха, из простого полотна, затем верхняя рубаха — побогаче, из шелков да с вышивкой; следом понева — что-то вроде юбки, обмотанной вокруг фигуры и закрепленной на шнурке; сверху… в общем, к чему перечислять: весь наряд, с каменьями да крученой золотой канителью, тянул килограммов на пятнадцать. Больше всего Соньку возмутил бобровый воротник, пристегнутый ей поверх одеяния в последнюю минуту. Во всём этом великолепии юная модель смотрелась как мраморный монолит: этакая глыбина без намека на фигуру. Эх, где ж ты, осиная талия окружностью в пятьдесят пять сантиметров, где пупок с пирсингом?! Не наглотайся Сонька таблеток по истории костюма — ни за что б не позволила нацепить на себя всё это барахло.

Салтан тоже принарядился. Сколько рубах он нацепил по торжественному случаю, Сонька не знала, визуально же царское облачение состояло из платна — сшитого из золотых тканей длинного балахона с широкими рукавами и застежкой встык; круглого воротника под названием бармы, на который были нашиты жемчуга, каменья да небольшие иконки; и золотой тюбетейки с собольей опушкой и крестом сверху. Грудь государя также украшал массивный крест. Смотрелся Салтан великолепно, такого и впрямь не жалко затащить в опочивальню. Впрочем, у Соньки были заботы поважнее, чем секс с давно почившим царем…

Наконец пытка венчанием закончилась. Салтан подхватил младую супругу под локоток и без лишних проволочек увлек в пиршественную залу. Столы уже ломились от чипсов… в смысле, чудных яств. Кравчие и чарошники сновали меж гостей, обнося их хмельными напитками. Стремительно пьянеющая Бабариха называла невесту дочуркой, в умилении промокая глаза платочком. Утратившие всякую чинность бояре наперегонки опустошали золотые блюда с невиданными доселе кушаньями, утирая бороды от майонеза и кетчупа, а Салтан аппетитно хрустел воздушной кукурузой. Вероятно, именно тогда вошел в обиход речевой оборот, выражающий полный восторг от принятия пищи: «Аж за ушами трещит!»

Ткачихе с Поварихой, как положено, поднесли «мед-пиво». То самое, неоднократно поминаемое в сказаниях русского народа. Какая же это оказалась гадость! Все три Соньки искренне сожалели, что не имеют усов, по которым легендарное угощение могло бы спокойно стекать, не попадая в рот.

— Сюда бы шампанского, — вздыхала Повариха. — Вот был бы фурор!

— Шампанское в бочку не перельешь, все пузырьки сбегут, — печально качала головой Ткачиха.

«Сестры» скорбно пригубили медок.

— Ладно, хватит киснуть, — решительно встряхнулась Повариха. — Как тебе вон та тарелочка?

— Хороша, — признала Ткачиха, оглядев золотое блюдо с раскинувшей крылья жар-птицей. — Но лучше брать чашки, на них камешков больше, дороже сдадим.

Она поскребла ногтем праздничный кубок, удаляя присохшую к рубину соринку.

— Предлагаю расстелить нашу «скатерку» под столом и скидывать в нее всё, до чего дотянемся.

— Еще не хватало — дома с грязной посудой возиться! Лучше подождем, когда местные служанки всё перемоют, и заберем прямо из кладовки. Оптом. — Повариха сладко вздохнула.

Меж тем пир набирал обороты. Музыканты наяривали на жалейках да балалайках, голоса гостей звучали всё громче, разомлевшие бояре от избытка светлых чувств смачно целовались и хлопали друг друга по широким спинам, с разных концов просторной залы периодически доносилось удалое пение, а самые резвые из пирующих пустились в пляс. Вспотевшая и уставшая царица с неприязнью рассматривала раскрасневшиеся физиономии. Наконец ее терпения иссякло:

— Салташ, может, хватит париться в этой духотище? Пойдем в спаленку, скинем с себя всё это барахло, примем душик… черт, с душем-то у вас напряженка.