Кари, ученик художника - Милица Матье

– За что они их забрали, за что бьют? – шепчет Кари, все еще вздрагивая.

– Этого пока ни ты, ни я не знаем, – услышав шепот мальчика, отвечает Амонмес. – Бежать тебе за ними незачем – ты им ничем не поможешь… Ведь и я не иду, хотя Харуди сын сестры моей умершей матери, мой двоюродный брат… Даже если мы все бросились туда – сейчас ничего не вышло бы – нас просто перебили бы стражники… Мы и сами бы погибли, и никого бы не освободили… Надо иначе!..

Кари поднимает глаза и видит, как взволнован художник.

– Идем обратно, Кари! – шепчет он. – Я потом постараюсь узнать, что случилось, и подумаю, как и что можно сделать… А пока иди и берись за работу!

Легко сказать «берись за работу», когда он не может ни о чем думать! Кари садится на скамеечку у своей стены, берет в руку кисть, придвигает краски – и ничего не может делать. В его глазах стоят связанные люди, в ушах чудится их крик. «Я не грабитель!» – кричали и Нахтмин и Харуди. Значит, их обвинили в ограблении царских гробниц?! Но ведь это чудовищно – все же знают, что они честнейшие люди! Как же могло возникнуть это страшное обвинение? Кто мог их оклеветать?!

Ох, а что же будет с Паири и его семьей? Как будет жить мать Харуди? Она стара и так слаба, что уже не может работать. Даже подумать страшно обо всем этом!

«Берись за работу»… И все-таки Амонмес прав – Кари обязан работать, как бы он ни был расстроен и огорчен. Подумав, мальчик решает расписывать иероглифы, это проще и легче, можно в это время думать о своем.

Кари потом никогда не мог вспомнить, как закончился этот день. Как все живописцы, мальчик обедал, немного отдыхал, снова расписывал иероглифы. Потом, когда после окончания рабочего дня они все поднялись наверх, Амонмес привел его в свою хижину, в которой ночевал, когда работал в Долине царей, и показал небольшую лежанку, на которой Кари должен был спать.

Кари послушно лег, но долго не мог заснуть.

Только под утро мальчик смог немного забыться, но вскоре его разбудил Амонмес.

Снова началась работа в великолепном зале, вырубленном глубоко-глубоко в недрах горы.

Однако на этот раз сразу же после полудня в зал неожиданно вошел Хати, помощник начальника отряда ремесленников Панеба. Он встал посередине помещения и три раза громко хлопнул в ладоши.

Живописцы, поклонившиеся Хати еще при его появлении, с удивлением смотрели на него, ожидая, что он им скажет.

– Наш господин Пауро, начальник Западной части Города, приказал объявить всем вам радостную весть! – громко начал Хати. – Сегодня утром сам везир изволил обследовать гробницы великих фараонов, о которых Пасер, начальник Восточной части Города, лживо написал везиру, что их будто бы ограбили и что случилось это потому, что будто бы наш господин Пауро плохо следит за порядком на царском кладбище. Так вот, все это оказалось ложью – гробницы владык Египта целы! Наш господин Пауро велит вам по этому радостному случаю прекратить работу и идти домой, а завтра устроить торжественное шествие по всей Западной части Города, как это бывает в дни больших праздников! Кончайте работу и отправляйтесь в поселок.

Хати стоит, ожидая благодарности от живописцев за предстоящий отдых и празднество, но люди угрюмо молчат. Тогда Хати грубо кричит:

– Вы что же, не слышите меня, что ли?!

– Слышим, господин, – твердым голосом отвечает Амонмес, – слышим и сейчас уйдем.

Хати обводит глазами живописцев – везде его взгляд встречает нахмуренные враждебные лица. Тогда, поняв, что освобождение от работы не принесло никакой радости людям, огорченным судьбой их односельчан, Хати раздраженно пожимает плечами и затем уходит.

Через некоторое время со светильниками в руках, один за другим направляются к выходу мастера. Постепенно в зале становится все темнее, и наконец горят уже только два язычка пламени – в светильниках Амонмеса и Кари. Мальчик долго убирает кисти, укладывает краски. Наконец Амонмес подходит к нему:

– Ну, ты готов? Идем!

Кари послушно встает, и они начинают подниматься по многочисленным ступеням лестниц.

Кари явно хочет о чем-то спросить художника, но долго не решается первым вступить в разговор. Однако нетерпение берет верх, и он обращается к Амонмесу:

– Прости, господин, но я не могу понять, если, как сказал Хати, все царские гробницы целы, то почему же маджаи забрали наших каменотесов? А ведь раз Нахтмин и Харуди кричали, что они невиновны, что они не грабители, значит, их обвинили как раз в грабежах?

– Не понимаю сам, – говорит Амонмес, – я тоже об этом думаю. Попробую узнать у маджаев наверху. Сейчас вступила новая смена, может быть, они что-нибудь слышали. Ты иди вперед и подожди меня недалеко от входа в Долину царей, я тебя скоро догоню.

– Хорошо, господин, спасибо, – говорит Кари.

Выйдя из столь нелюбимой им Долины царей, мальчик садится на камень и ждет художника. Все остальные живописцы и несколько каменотесов, которых не тронули маджаи, давно уже ушли вперед.

Но вот и Амонмес. Кари встает и вопросительно смотрит на него.

– Ну, идем, – говорит художник, – я кое-что узнал. Дело обстоит совсем не так просто, как сказал Хати. Оказывается, было два осмотра царских гробниц – вчера и сегодня. Вчера везир послал проверить заявления Пасера, послал Пауро, писца везира и двух жрецов…

– Прости, господин, но я не понимаю, – неожиданно перебивает Кари, – как же это получается? Пасер обвиняет Пауро в том, что тот плохо следит за порядком на царском кладбище, а везир посылает самого же Пауро проверять это обвинение?

– Да, это довольно странно, – соглашается Амонмес. – Слушай дальше. При этом осмотре все царские гробницы оказались целыми, кроме одной – фараона Себекемсафа, который жил давным-давно, лет шестьсот тому назад. Выходит, что Пасер написал неправду. В грабеже гробницы Себекемсафа обвинили трех человек – двух наших каменотесов и медника Пахара. Каменотесов отвели в тюрьму, а медника прямо в дом Пауро, зачем – неизвестно.

– А что было сегодня? – спрашивает Кари.

– А сегодня пошел уже сам везир и писец фараона. Повели и медника Пахара, о котором Пасер прямо писал, что он грабитель. Но он отпирался, уверял, что даже не знает, где находится Долина царей. Ему завязали глаза и вели так, а развязали уже в горах, но еще далеко от царского кладбища. Ему велели идти туда, где он бывал, и показать, что он здесь знает. И вот он пошел не в Долину царей, а совсем в другую сторону, и привел всех к пустой гробнице, которую когда-то готовили для старшего сына фараона, а потом она не понравилась, и для него стали делать другую, а эта так и осталась пустой. Везир рассердился, потому что всем ясно, что тут нечего было грабить. Везир решил, что медник врет, и велел его бить, чтобы он сказал правду, но Пахар так ничего другого и не показал, поэтому решили, что он не виновен ни в чем.

– А зачем же он лазал в пустую гробницу? – недоверчиво спрашивает Кари.

– Его как раз об этом и спросил царский писец, – отвечает Амонмес. – А он сказал, что просто так, ходил в этих местах, увидел вход, прорубленный в скале, заинтересовался и пошел посмотреть, думал, что, может быть, что-нибудь найдет.

– Странно как-то все это, правда, господин? – задумчиво говорит Кари. – Как это везир да и другие поверили такому вздору?

– Люди часто верят тому, чему им хочется верить, – отвечает Амонмес, тоже, видимо, думая о странности поведения везира.

– Что же сделали с медником? Отпустили его? – спрашивает Кари.

– Нет, так просто отпустить нельзя, это можно сделать только по решению суда. Послезавтра будет заседать городской суд на том берегу, и там уже все решится. А пока медника опять отвели в дом Пауро.

– Опять к Пауро… – повторяет Кари и задумывается.

Амонмес больше ничего не отвечает, и они молча доходят до поселка.

6. ВРАЧ БЕКЕНМУТ

Появление Кари не удивляет его родных; они уже знают о случившемся от тех, кто вернулся из Долины царей, и поэтому ждут мальчика.

Однако, несмотря на возвращение сына, дом столяра Онахту полон горя, как полны им и многие дома поселка. Поэтому и нет того веселого шума, который обыкновенно наполняет селение при возвращении мужчин с работы. Не слышно песен и музыки, не заметно приготовлений к праздничному ужину. Даже предстоящее завтра шествие не веселит людей.

В семье Онахту особенно тяжело. Лица Неши и Таиси заплаканны, сам столяр молча шагает взад и вперед по комнате. Он глубоко переживает арест брата, и, когда Кари подробно обо всем рассказывает отцу, Онахту становится все мрачнее и мрачнее. Уже при встрече Кари заметил, что отец чем-то озабочен. Мальчику кажется, что отца тревожат еще какие-то дела, помимо беды с его братом и Харуди.

– Отец, можно я схожу к Паири, как-то там у них? – спрашивает Кари, окончив рассказ.

– Паири ушел в Святилище, он хочет попытаться узнать что-нибудь о своем отце и если это удастся, то передать ему еду. Так что ты не найдешь его, не стоит тебе ходить. Мать была уже и у них и у Харуди, помогла, чем можно… Мать Харуди слегла, у нее все время по очереди сидят женщины… – говорит Онахту. – Эх, если бы твой учитель был здесь! Вот кто мог бы еще, пожалуй, помочь, а то боюсь, что худо будет нашим друзьям…