Шпион - Бернард Ньюмен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кое-что в Лансе меня очень беспокоило. Наше наступление должно было готовиться в полной тайне, но все о нем знали. Даже местные резервисты были переведены в состояние боевой готовности, хотя я не видел признаков появления поблизости крупных армейских резервов. Возможно, было еще не поздно, хотя то ли слишком большое рвение и легко заметная подготовка (или скорее длинный язык кого-то в штабах или в политических кругах) с нашей стороны дали немцам понять, что готовится наступление. Когда я говорю о штабных кругах, я не обязательно имею в виду английские штабы. По моему опыту восемьдесят процентов информации, которую получали немцы, они добывали из французских штабов, потому что французские офицеры были слишком болтливы, а их политики остались неисправимыми даже в самые критические дни войны.
Примерно в час ночи я вышел из дома, готовый либо выполнить свою работу, либо умереть, либо сделать и то и другое вместе. Сюзанна хотела пойти со мной, но, конечно, я не хотел и слышать об этом. Эта работа не для женщин. Возможно, это работа и не для мужчин. Я спокойно добрался до железной дороги и спрятался в кювете возле нее, внимательно следя за часовым. Он дрожал от холода, расхаживая взад-вперед — ночь была холодной. На самом деле, мне в траншее было ужасно холодно, трава была мокрой, а мои ноги находились в воде. В два часа ночи произошло то, чего я ожидал. Я увидел, как открылась дверь в будке, и один из сигнальщиков выглянул наружу. Немец зашел вовнутрь. Я видел, как он пил кофе. Даже если было какое-то официальное попустительство для него, чтобы он мог попить кофе, он все равно нарушил устав, когда повернулся спиной к той половине пути, которую должен был охранять. Это и был мой шанс. Конечно, я все подготовил заранее. Очень быстро я подложил под ближайший рельс два заряда динамита и подготовил взрыватель. А потом я вернулся в свою канаву и продолжал наблюдение.
Я знал, что мне не придется ждать слишком долго. Грузовой эшелон должен был прибыть в половине третьего утра, но в этот раз он опоздал примерно на полчаса. Этот факт, однако, даже обрадовал меня, потому что я увидел другой поезд, приближавшийся по другому пути. Если машинисты будут предупреждены, он, возможно, остановится вовремя. В противном случае катастрофа была неизбежна.
Так и случилось. Я настроил взрыватель так, чтобы он не сработал, пока не пройдет паровоз. Конечно, это был небольшой заряд, ведь мне пришлось тащить его в рюкзаке, но и его вполне хватило, чтобы вырвать рельсы и опрокинуть вагоны набок. На самом деле это уже было серьезное крушение, потому что первый вагон перелетел через стрелку. А это значило, что пока линию не очистят, никакое движение по ней не будет возможно ни в том, ни в другом направлении. Я еще немного подождал: может быть, другой поезд прибудет вовремя? Нет, это было невозможно. Но он был всего в сотне ярдов и, не успев затормозить, с огромным грохотом врезался на полной скорости прямо в баррикаду из перевернутых товарных вагонов и платформ, лежавших по всей линии.
Столкновение удвоило эффект от взрыва. Со всех сторон с криками бежали люди. Я присоединился к ним. Не было никакой причины отказать себе в возможности увидеть своими глазами вред, который причинил я. Тем более, мне совершенно не хотелось, чтобы меня вдруг нашли спрятавшимся в канаве. Но еще до того, как я дошел до места, где сошел с рельс воинский эшелон и лежали перевернутые вагоны, ужасный взрыв отбросил меня назад. Мне повезло, что я упал на сравнительно мягкую почву. Несмотря на это, когда я встал, то увидел, что у меня из полудюжины ран течет кровь, хотя позже, после проверки, я убедился, что это были лишь царапины.
Что случилось? Вскоре это выяснилось. Паровоз воинского эшелона въехал как раз в середину платформы, груженной боеприпасами, и два или три вагона с тяжелыми снарядами взорвались. Сцена была ужасной. Мне хотелось прыгать от радости, потому что такие разрушения гарантировали задержку куда больше, чем на сутки. Даже при использовании сотен людей и десятков кранов на полный ремонт дороги ушло бы не меньше недели. Я сделал свою работу и сделал ее хорошо. Если бы я не был сентиментальным дураком, я немедленно исчез бы, отправился бы в Буа-Бернар, где меня бы забрал мой летчик и вернул домой. Но хотя я и прослужил в армии больше года, я остался гражданским человеком. Я просто не мог равнодушно смотреть на ужасающие последствия взрыва. В эшелоне было несколько сотен солдат, и большая часть их погибла или была ранена во время взрыва. Повсюду лежали истекающие кровью, кричащие от боли люди. Я не мог этого вынести. По глупости я дал волю добрым чертам моего характера — а на войне добрая сторона характера — плохой помощник. Я подошел к нескольким людям и попытался им помочь. Я снимал одежду с убитых, чтобы сделать повязки для раненых. Я работал с огромной скоростью. Каждые пять минут я говорил себе: — Ты идиот, тебе нужно уходить. Тебя поймают, будь уверен. Здесь любой человек вызывает подозрения. Они просто проверят документы всех, кто окажется в этом месте. Уходи поскорей, идиот! Но потом я замечал знак кого-то из беспомощных раненых бедняг и спешил к нему на помощь.
Когда ситуация была уже под контролем, я полностью выбился из сил. Душевное напряжение, физическая усталость и ужас от произошедшего очень сильно подействовали на меня. Теперь, конечно, на месте аварии были уже сотни людей, военные врачи принялись осматривать раненых. Ко мне подбежал ординарец и, увидев, насколько я измотан, не только настоял, чтобы я прекратил работу, но даже отвел меня к доктору, который перевязал мне раны и направил в госпиталь. Пока он перевязывал меня, к нему подошел майор, занимавшийся устранением последствий катастрофы. — Этот человек достоин одобрения, — сказал врач после короткой беседы. — Он очень много работал и очень помог раненым. Майор повернулся ко мне и спросил мою фамилию и номер полка, которые, конечно, мне пришлось назвать. Он пообещал, что мой полковник узнает о моем поведении и, возможно, как он подчеркнул, я буду представлен к награде. Теперь быть беде, думал я, сейчас меня отправят в госпиталь для дальнейшего лечения. Ну какой же я все-таки дурак! Почему я не послушался моего второго инстинкта, не пошел сразу же к Сюзанне, которая перевязала бы мне раны, а потом не отправился сразу в Буа-Бернар? Теперь меня отвезут в госпиталь, и как, черт побери, я выберусь оттуда?
В госпитале ко мне отнеслись удивительно хорошо. Возможно, водитель услышал слова о том, что я очень хорошо потрудился на месте аварии. Врач, который меня лечил, с огромным старанием занимался моими незначительными ранами. Потом меня уложили в постель, и я, несмотря на все мое нервное возбуждение, тут же уснул на целый час. Видимо, сказалась усталость. Когда я проснулся, я уставился на человека, лежавшего на соседней койке. Это был тот самый унтер из военной полиции, который советовал мне как побыстрее добраться в Юллюш!
Мне тут же понадобилось продумать варианты объяснений. Конечно, он спросил, почему я не поступил так, как он посоветовал. Я сказал ему, что заблудился и упустил человека с грузовиком. Но даже это не объясняло, почему я не пошел в Юллюш пешком. У меня не было объяснений, и я притворился, что все еще в замешательстве. Было очевидно, что у него возникли какие-то подозрения. Несомненно, ему и в голову не пришло, что я не тот, за кого себя выдаю. Но он заподозрил меня в том, что я намеренно не хочу возвращаться в свой полк. К счастью, он тоже слышал историю о моем поведении на месте аварии и даже намекнул мне, что эта история поможет мне выпутаться, если в моем батальоне меня обвинят в намеренном опоздании.
Возможно, он ждал, пока мой ум немного прояснится. Но, наверное, он ждал слишком долго, потому что внезапно поступил приказ немедленно освободить госпиталь. Ожидаемое наступление началось, и в течение ближайших часов госпиталь должен был быть готов к приему сотен раненых. Я, конечно, вовсе не мог считаться настоящим раненым. Мои царапины, если держать их в чистоте два или три дня, не принесли бы мне никаких хлопот. Потому мне выдали новую форму — моя старая вся пропиталась кровью — и вручили рекомендательное письмо к командиру моего полка. Таким образом, я снова выбрался на свободу и двинулся не в сторону Юллюша, а в сторону полкового склада в Карвене. В это время, как мне сказали, Юллюш уже был взят англичанами. Мне удалось при этих словах скрыть свою радость. (Увы, преждевременную!)
Во всяком случае, я был рад тому, что все посчитали катастрофу несчастным случаем, а не диверсией. Меня спас взрыв вагонов с боеприпасами, который своей мощью уничтожил все возможные следы того маленького взрыва, который сделал я. Потому я двинулся в сторону Карвена со спокойным сердцем, намереваясь как можно раньше повернуть на юг на встречу с моим юным летчиком Полмером.