Лебединая охота - Алексей Котов

– Пантера!.. Настоящая пантера, – смеялся Бату вместе с дочерью над разыгравшимся котенком. – Ну, на кусай, рви!

Ганжуур бесстрашно бросался на вновь подставленную для атаки ладонь человека, и тот снова от души смеялся над «славным воином Ганжууром». Только на руках у девочек – ханской дочери или пленной русской – Ганжуур затихал.

В самом начале весны Ариунтуя умерла. После пышных похорон девочки о Ганжууре и его служанке забыли. Пару недель она жила, где придется и ела, что давали овцам или собакам. Бату увидел ее случайно, во время перехода к Козельску. Он подозвал девочку, взял котенка из ее рук и удивился его худобе. Ганжуур словно стал в два раза меньше и снова превратился в тощего котенка.

Любимая игрушка умершей дочери напомнила хану о дочери. Он задумался, гладя котенка и, затем хмуро взглянув на его служанку, что-то коротко сказал ей. С тех пор Ганжуур и девочка поселились возле юрты Великого Хана. На них снова почти не замечали, но, по крайней мере, стали кормить, а когда было холодно, пускали в юрту при кухне, где в самом дальнем уголке ее ждал кусок теплого войлока и какое-то подобие одеяла.

Сын Великого Хана Сартак был еще слишком мал, чтобы принимать участие в пирах отца, но если мальчик знал, что пир начался, и что за праздничным столом собралось множество великих воинов, им вдруг одолевала странная грусть. Сартак без причины сердился на своих друзей и уходил от их детских игр. Если грусть вдруг заставала его в шатре матери, мальчик бежал из шатра, стараясь удрать от привязчивой как репей тетки Навчин, и разгуливал по лагерю, Но куда бы не лежал его путь, он всегда – часто очень медленно – вел к юрте Великого Хана.

Вечер после большого снегопада казался Сартаку длинным и скучным. Снег быстро таял, земля раскисла от влаги и ноги мальчика то и дело скользили по земле. Когда на освободившимся от облаков небе показались звезды, Сартак поселил пастухов, послушал их сказки, а затем он долго кормил собак, швыряя им куски мяса и наблюдая за их прыжками и драками. Потом мясо кончилось и Сартак пошел дальше. Возле черной кухни, где готовили еду пастухам, он и увидел девочку с котенком.

Сартак подошел и властно сказал:

– Я знаю, это котенок Ариунтуи Ганжуур.

Девочка опустила вечно испуганные глаза и кивнула.

– Дай! – Сартак протянул руки.

Девочка послушно отдала котенка. Сартак погладил его, но Ганжуур не поспешил выказать признательность за ласку ханскому сыну и попытался перебраться на руки служанки.

– Дурной ты, – Сартак слегка шлепнул котенка и тот затих.

Мальчик снова погладил котенка, тот напрягся, но уже не пытался удрать.

– Он есть хочет? – спросил Сартак.

Девочка растерялась, не зная, что ответить и на всякий случай кивнула головой. Ганжуур, даже если его недавно покормили, через час мог съесть еще столько же.

Сартак сунул руку в карман, но вспомнил, что раздал собакам все кусочки мяса. Мальчик задумался… Идти к матери за едой для котенка значило только одно – нарваться на злую и занудливую Навчин. Бессердечная тетка была упряма и если Боракчин-хатун давала ей приказ, не спускать с сына глаз, чтобы тот не ушел далеко от дома, Навчин могла запросто пустить в ход кулаки, чтобы притащить мальчика назад.

«Можно что-нибудь найти у отца», – решил Сартак.

После пира в юрте Бату всегда оставалось много еды. Даже после того, как ее убирали целыми мешками, в юрте легко можно было найти что-нибудь вкусное.

– Пошли со мной, – сказал Сартак девочке.

Они обогнули пару юрт, связанные цепями телеги с укрытой рогожами поклажей и пересекли площадь. Девочка молча шла сзади.

Юрта Великого Хана возвышалась как огромная гора и если бы рядом с ней не торчали колеса огромных арб, на которых она покоилась, и не мелькали огоньки внизу под ней, в наступающей темноте гора казалась бы настоящей.

Перед тем, как подняться в юрту отца, Сартак передал девочке котенка.

– Тут жди, – строго сказал он.

У входа в юрту, Сартак вдруг заметил Хо-Чана. Китаец лежал на циновке, укрывшись шерстяным одеялом и положив под щеку кулак. Он спал или притворялся спящим, но как только Сартак подошел ближе, китаец открыл глаза, привстал на локте и тревожно посмотрел на лицо мальчика.

Сартак остановился. Какое-то время мальчик и Хо-Чан рассматривали друг друга.

«Перешагнуть через него?» – подумал мальчик.

Для монгола такой поступок считался крайне унизительным, но Хо-Чан был китайцем и, наверняка не обиделся бы на Сартака.

– Твой отец не один, Сартак, – сказал Хо-Чан и виновато улыбнулся.

Начальник охраны кэбтэулов подошел к Сартаку, нагнулся и что-то сказал ему на ухо. Мальчик поморщился. Хо-Чан понимая, что глупо лежать, когда все стоят, тоже встал. На измятом лице китайца светилась вымученная улыбка. Заметив котенка на руках стоящей внизу девочки, он все понял и даже вспомнил имя котенка.

– Бедный Ганжуур, – сказал он и покачал головой.

Начальник охраны отошел в сторону и сделал вид, что ему нет никакого дела ни до детей, ни до китайца, которого Бату оставил ночевать на пороге юрты.

Хо-Чан порылся в карманах и достал оттуда кусок раскрошившегося пирога. Он положил лакомство на доски и показал девочке жестом, что она может подняться. Пока котенок жадно ел, Хо-Чан вытащил из кармана что-то небольшое и желтое, похожее на круглое колесико.

– Вот, смотрите, – сказал он детям.

В умелых руках китайца желтый круг вдруг вытянулся и превратился в шар, в котором тотчас вспыхнул огонек. Сартак едва справился с удивлением, а девочка улыбнулась не в силах оторвать взгляда от волшебного огонька. Страх в ее огромных глазах исчез и в них появилось любопытство.

– Я знаю, это китайский фонарик, – заявил Сартак. Он постарался сказать фразу пренебрежительно, как взрослый, но, как и девочка, по-детски не мог оторвать глаз от огонька.

Хо-Чан поставил фонарик рядом с Ганжууром. Девочка присела на корточки, а Сартак сел поджав под себя ноги. Желтый свет фонарика освещал крохотное пространство вокруг и затенял все другие огни огромного монгольского лагеря.

«Как в шатре сидим…», – мелькнуло в голове Сартака.

Он смотрел то на котенка, то на китайца, то на девочку. Маленький мир, освещаемый желтым светом фонарика, вдруг показался ему забавным и даже интересным. Хо-Чан успокоился и его лицо стало умным и добрым. И даже грязная мордашка девочки с нелепым, коротким и вздернутым носом вдруг стала безмятежной и даже красивой. Ее светлые, спутанные волосы, падавшие на лоб и плечи, словно светились своим особенным светом.

Откуда-то издалека вдруг донесся раздраженный голос тетки Навчин. Она ругалась и называла Сартака злым бесенком. Тетка обещала крепко держать его, когда найдет, и когда мать Боракчин-хатун будет колотить его палкой.

Сартак поморщился и подумал о том, что ему очень не хочется идти домой. Когда Ганжуур наелся, мальчик взял его на руки и стал гладить по мягкой шерстке. Котенок благодарно замурчал, но стоило Сартаку ослабить чуть ослабить руки, котенок тут же прыгнул к девочке.

– Все равно мой будет! – сказал девочке Сартак.

Та послушно протянула котенка сыну Великого Хана.

– Ладно, держи его пока сама, – великодушно отказался мальчик.

Теплый мир вокруг желтого фонарика был уютным и мягким, и даже слова, которые произносил Сартак или Хо-Чан, звучали как-то особенно и были лишены привычной для Сартака резкой и грубой силы. Они звучали как журчание воды или шелест травы и как сладкая лепешка имели свой особенный, неповторимый вкус. Огромный монгольский лагерь полностью погрузился в тень, созданную светом крошечного фонарика.

Мимо фонарика порхнула неизвестно как пережившая выпавший снег ночная бабочка. Она исчезла, потом появилась снова, неуклюже ударилась о грудь Хо-Чана, и упала на доски настила. Все трое – Сартак, Хо-Чан и девочка чуть наклонились, стараясь рассмотреть неожиданную гостью. Бабочка лежала на спине и всеми силами старалась встать на лапки. В желтом свете фонарика она казалась желтой, черными были только ее тонкие лапки, которыми она шевелила в воздухе.

Сартак протянул к бабочке руку.

– Лучше это сделать вот так, – остановил мальчика Хо-Чан.

Он взял с настила соломинку и осторожно подсунул ее под спину бабочки. Бабочка, трепеща крыльями, тут же сползла с нее, и Хо-Чан не успел перевернуть ее. Вторая попытка мастера-китайца так же кончилась неудачей.

Глядя на руки Хо-Чана, Сартак забыл о том, что он и не думал переворачивать бабочку, а просто хотел взять ее в руки и рассмотреть поближе.

– Дай я попробую, ты не умеешь, – сказал Сартак китайцу, когда бабочка третий раз сползла с соломинки.

Мальчик переломил соломинку и осторожно, прикусив нижнюю губу, подсунул под крылья бабочки не одну, а две тоненькие опоры. Бабочка дернулась в сторону, но Сартак оказался быстрее, а его инструмент – более надежным.