Дом Солнц - Аластер Рейнольдс

Гигант моргнул — словно прокрутили замедленную запись астрономического явления вроде затмения краткопериодической двойной звезды: веки смыкались несколько минут, потом так же медленно разомкнулись. Глаза смотрели на меня, но ни сосредоточенности, ни интереса во взгляде не было.

Затем он приблизился. Внешние секции оказались рукой с огромными, как деревья, пальцами, которые стиснули «Лентяя», — я услышал, как они гремят по корпусу. «Лентяй» почувствовал мое настроение и счел за лучшее ответных мер не принимать.

Куратор хотел лишь потрогать «Лентяя». Несколько часов он водил рукой по кораблю, ощупывал, поглаживал, словно убеждаясь, что это не призрак, а потом отстранился.

Снова зарокотал голос, которого я не слышал одиннадцать с лишним лет. Куратор времени явно не ощущал.

— Шаттерлинг, ты один. Ты прилетел один.

— Мы странствуем поодиночке. Ну, если гостей нет. Спасибо, что пустили меня сюда.

Голос рокотал, а на лице гиганта не дрогнул ни один мускул. Впрочем, я не сомневался, что говорю с куратором. Насчет других не знаю, но речевую функцию его рот явно не выполнял.

Гигант не шевелился, лишь каждый час хлопал жуткими глазами-озерами.

— Шаттерлинг, ты очень терпелив.

— Да, куратор, мне советовали запастись терпением. — Я знал, как легко прогневить Вигильность, считал каждое слово гранатой, которую могут швырнуть мне в лицо. — Это правильное обращение?

— Для тебя — да, — ответил куратор. — Тебя называют только шаттерлингом Горечавки или есть другое имя?

— Я Лихнис.

— Расскажи о себе, Лихнис.

Так куратор услышал мою краткую биографию.

— Родился я шесть миллионов лет назад одним из клонов Абигейл Джентиан, Горечавки. В самых ранних своих воспоминаниях я маленькая девочка, живущая в огромном страшном доме. Дело было в тридцать первом веке на планете Золотой Час.

— Ты прожил долгую жизнь, дольше многих разумных существ, включая Предтеч.

— Мне очень-очень повезло. Повезло родиться в Линии Горечавки. Повезло прожить столько лет, практически их не почувствовав.

— Разве долго жить — это плохо?

— Я не об этом. Мозг у меня почти такой же, как у древних людей в их бытность охотниками-собирателями. Усовершенствовали его лишь для обработки воспоминаний и приема нитей — сообщений других шаттерлингов. Но глубинных структур Абигейл не меняла. Мой мозг попросту не приспособлен для столь длительного существования.

— Ты сойдешь с ума.

— Ну, помощь специалиста точно понадобится.

— Тебя наверняка интересует, как справляемся мы. Кураторы славятся долголетием. В отличие от вас и поздних краебежцев мы не сжимаем время, чтобы века протекали быстрее.

— Видимо, вам и так неплохо.

— Ты уверен?

— Само существование Вигильности доказывает, что сложности гипердолголетия вы преодолели. Ни одна звездная цивилизация не существовала так долго.

— Кому нужна недолговечная Вигильность? Долгую службу мы несем в полном одиночестве, впрочем с самого начала понимая: потребуется терпение и готовность к долгим наблюдениям.

— Вы — ровесник Вигильности?

— В этом случае, шаттерлинг, мне было бы пять с лишним миллионов лет.

— Мне почти шесть.

— На самом деле нет. Родился ты давно, но по-настоящему прожил лишь пару десятков тысячелетий. Ты как книжный червь, пробуравивший страницы истории, согласен?

— Какое меткое сравнение!

— Ровеснику Вигильности пришлось бы пропустить все эти годы через себя. Я стал бы древнейшим организмом в галактике.

— Разве это не так?

— Я не старейший куратор и до сих пор расту. Все кураторы растут. На заре своей цивилизации мы нашли рецепт биологического бессмертия. Постоянный рост — необходимое условие. Существуют другие способы, но мы остановились на этом.

— Есть кураторы крупнее вас?

— Разумеется, только ты их не увидишь. Они живут в самых больших узлах с самыми важными ядрами, но из-за размера не могут двигаться. У них головы с этот отсек, а невероятная мудрость сопряжена с такой же невероятной медлительностью. Здесь ничего не поделаешь: синаптический путь у них в сотни метров и элементарная мысль формулируется по нескольку минут. Общаться с ними немного… утомительно. Думаю, ты меня понимаешь. С твоей точки зрения… Нет, хватит об этом, ладно?

Встреча с гигантом меня не смутила, хотя разобраться во впечатлениях удалось не сразу. В космотеке содержалось много информации о размерах кураторов, но она была так противоречива, что доверия не вызывала. После отлета с Вигильности я поневоле должен был внести вклад в общую сумятицу, а следующий путешественник, скорее всего, увидит нечто совершенно иное.

— Вы постоянно носите скафандр? — спросил я.

— Нет, не постоянно. Вряд ли ты в курсе, но дышим мы не воздухом, а жидкостью. В определенных условиях мы выживаем без скафандров, хотя оборудовать каждый узел компрессионной камерой слишком хлопотно. Со временем мы вырастаем из скафандра и перебираемся в больший, оставленный куратором постарше. Я живу в этом скафандре более сотни тысяч лет, и он мне еще не тесен. Прежде его носили множество кураторов. «Старый», — скажешь ты. Зато он очень крепкий и прослужит еще не одному.

— Другие Горечавки считают мой корабль старым, а мне он нравится.

— Вот, это самое важное.

— Куратор, не желаете взглянуть на мою космотеку? Ничего интересного вы в ней не увидите, но должен же я вас чем-то отблагодарить!

— Космотека транспортабельна? В твой корабль я точно не помещусь.

— Я могу ее вынести.

— Меня это вполне устроит. Приготовься и выноси ее. Не торопись — у нас тут спешка не в почете.

Я предчувствовал, что понадобится скафандр, и заранее дал синтезатору соответствующие команды. В скафандре у меня началась клаустрофобия, я даже мазохистом себя почувствовал. Перебрасывание куда проще.

Скафандр старательно под меня подстраивался. Я выплыл из заднего шлюза — давненько его не использовали! — и прежде, чем нырнуть в вакуум отсека ожидания, глянул на корпус «Лентяя», покрытый боевыми шрамами и царапинами. Новые шестиугольные чешуйки уже пробивались на обшивке и сливались в кружево свежего эпидермиса. В правой руке я сжимал рифленый фиолетовый цилиндр космотеки. Посредине — в месте, где космотека соединялась с кораблем, — блестел золотой поясок интерфейса. Казалось, я несу нейтронную звездочку, полную знаний и мудрости.

— Шаттерлинг, долго ли этот скафандр способен тебя поддерживать?

— Надеюсь, достаточно долго.

— Вели кораблю ждать твоего возращения. Он ведь может обходиться без пилота?

— Уже велел.

— Доверься мне и держись.

Куратор протянул руку и осторожно сомкнул пальцы вокруг моего тщедушного тела. Скафандр заскрипел — меня вместе с космотекой потащили к огромному лицу. Лишь тогда в кольце, соединяющем шлем куратора с торсом, я заметил сопло. Открылся шлюз, и меня затянуло в небольшой трюм. Вытесняя вакуум, хлынула соленая розовая жидкость. Скафандр провел анализ: окружающая среда кишела длинноцепочечными молекулами.

Открылся второй шлюз, и розовая жидкость понесла меня дальше. Чтобы притормозить и сориентироваться, пришлось работать руками и ногами. Как выяснилось, я попал в шлем и плавал между забралом и подбородком куратора. Его мерное дыхание напоминало прилив и отлив спокойного моря. Розовый поток поднес меня к бреши невероятного рта. Губы казались глыбами песчаника, обточенного подземными реками.

— Шаттерлинг, как ты? Если что-то не так, скажи.

— Все хорошо.

— Попав сюда, многие ропщут.

— Вы не хотите меня обидеть. Иначе давно обидели бы.

— А если я хочу тебя съесть? Об этом ты думал?

— Раз вы об этом заговорили…

— Нет, я не хочу тебя есть, по крайней мере не в общепринятом смысле. Мне нужно тебя проглотить. Зачем — поймешь через пару секунд. Обещаю, ничего плохого не случится, внутри меня ты пробудешь недолго.

— Тогда я должен поверить вам на слово. — Рот раскрылся настолько, что я проплыл между губами. — Куратор, — позвал я, падая в бездонный котлован, — простите за нескромный вопрос, но какие у вас гарантии, что я сейчас не причиню вам вреда?

— Даже уничтожь ты весь узел, большой беды с нашим банком данных не случится и ничего ценного не пропадет.

— Я мог попробовать.

— Тебя проверили тщательнее, чем ты думаешь. Возможности твоего корабля нам прекрасно известны. Оружие на нем есть, но явно не для военных целей. Скафандр твой не представляет совершенно никакой опасности.

— А я сам?

— Мы и тебя досконально изучили. Обнаружили только мясо, кости и немного безвредных механизмов. Разумеется, космотека может оказаться бомбой, но к такому риску мы готовы. Без риска новые знания не добыть.