Кыся - Владимир Кунин

Лысый лег на спину прямо на верхние коробки, расстегнул джинсы, словно собирался раздеться и лечь спать. Оказалось, что к внутренней стороне пояса джинсов у Лысого был пристрочен длинный мешочек с застежкой-липучкой, величиной как раз с формат долларовой бумажки.

Лысый аккуратно сложил деньги в одну пачку, спрятал их в этот внутренний «карман», снова надел на себя джинсы, затянул ремень и стал слезать вниз. Я поглядел — ну, нипочем не скажешь, что у него на животе доллары спрятаны! Ай да Лысый…

Я дождался, когда он выберется из фургона, когда зашнурует брезентовые полости, когда затихнут его удаляющиеся шаги, когда закроется за ним водонепроницаемая тяжеленная дверь автомобильного трюма, и только тогда вылез на свет Божий.

Естественно, я поспешил к своему грузовику — авось, Водила уже закончил упражнения с этой Сузи и я, наконец, смогу обратить его внимание на нежелательное присутствие кокаина в нашем фургоне.

Был бы Шура на месте Водилы — проблем вообще не было бы. У нас с Шурой прочная, многолетняя телепатическая связь. Я его понимаю с полуслова, он меня — с малейшего движения кончика моего хвоста. Вот это контакт!

Кстати, об этом много писал английский доктор биологии Ричард Шелдрейс, книжку которого мне Шура как-то читал. Вокруг теории доктора Шелдрейса до сих пор идут разные идиотские споры — возможна такая связь или нет. И Шура, помню, даже собирался написать статью в защиту теории этого доктора. Но ему в редакции сказали:

— Да, вы что, Плоткин! О котах!.. В те дни, когда вся страна…

Короче, статьи Шура так и не написал.

А вот, как мы теперь с Водилой дотолкуемся — я совершенно не представлял себе. Но то, что я это обязан сделать — тут у меня не было никаких сомнений!

Подбегаю к нашему грузовику — не тут-то было! Из кабины несутся такие крики Сузи, такое рычание Водилы, так откровенно торчит голая черненькая ножка нашей гостьи из бокового окна кабины, а вся кабина так мягко и ритмично покачивается из стороны в сторону, что я решил отложить наш разговор до утра и поспешил прочь, потому что снова стал заводиться со страшной силой!

Ах, рыженькую бы мне ту сейчас!.. С пушистым хвостиком!!! Я бы ее, стервочку!.. Ой, батюшки, что же делать?!. Так приспичило — спасу нет!!!

Бегу, бегу под машинами подальше от нашего грузовика, и вдруг слышу, кто-то неподалеку тоненько поскуливает!..

Ну-ка, ну-ка… Кто это там, и на что жалуется?..

Встал, как вкопанный. Прислушался. Скулеж идет явно из какой-то легковой машины. Покрутил башкой, пошевелил ушами — точно! Вон из того серебристого «Мерседеса»!

То, что это был «Мерседес» — я даю хвост на отруб! Это я в грузовых автомобилях ни черта не смыслю, а в легковых — будьте нате! Шура всю жизнь так хотел иметь свою машину, что даже меня всем маркам легковушек выучил!

Прыгнул я на капот серебряного «Мерседеса», гляжу, на заднем сиденьи лежит крохотная Собачонка — впятеро уменьшенная копия Добермана Пинчера. Лежит, мордочку вверх задрала и поскуливает от тоски и одиночества. Причем, явная Сучка…

Увидела меня через стекло, испугалась, вскочила на свои тоненькие ножки и затявкала со страху. А затявкала-то — ну, просто помереть со смеху! Стекла у «Мерседеса» все закрыты. Чем же она дышит там, бедняга, думаю?

Вспрыгнул с капота на крышу машины, смотрю, а там такой люк в крыше открыт. Для Кота или Кошки такой люк — самое милое дело. Один прыжок без напряга, и гуляй, не хочу… А Собачонка, да еще такая плюгавенькая, ни в жисть не допрыгнет. Вот хозяева ее без боязни и оставили. Наверное, чтобы не платить за нее в Собачье-Кошачью гостиницу.

Водилы, когда пили за мое здоровье, говорили, что на каждом таком теплоходе есть гостиница для путешествующих Котов и Псов. И стоит — будь здоров! Исключительно в СКВ…

Бедная Собачонка трясется от страха, тявкает каким-то детским голосом, ножки у нее дрожат, попкой забилась в угол… Еще бы! Я же раза в два больше ее и тяжелее раза в три. Ну, как мой Водила против той черненькой Сузи.

А, ну-ка, подумал я, чем черт не шутит, когда Бог спит! Какого рожна я должен придерживаться каких-то расовых предрассудков?! Водила же не придерживается — вон, как негритяночку охаживает!

Шура мой, помню, однажды китаянку заклеил. Правда, на вторую ночь выяснилось, что она чистокровная киргизка с Иссык-Куля, но ее дядя по матери — уйгур. Помесь казаха с китайцем. И живет за Талгарским перевалом. А это уже Китай.

Короче, она плела такую несусветную чушь, что Шура в полном восторге купил ей на наши последние деньги билет на поезд и отправил ее в Киргизию.

Вот и я решил разрушить все межвидовые границы к чертовой матери! Тем более, что эта малышка была достаточно элегантна и симпатична даже по строгим Кошачьим меркам.

Я спрыгнул вниз на задние сиденья, вытащил ее лапой из угла, обнюхал, как положено, а она вдруг — шмяк на спину, лапы в стороны, и как задышит, как задышит!..

А у меня в ушах еще вопли черненькой Сузи, рык моего Водилы, запахи совершенно определенные, эти… Ну, как их? Половые! Голова кругом идет!

И, что самое поразительное, чувствую — собачонка-то сама хочет! Ну, надо же?! Наверное, такое ни одному биологу, ни одному доктору Кошачье-Собачьих наук и во сне не приснится!

Уж и не помню, как я ее перевернул, прижал всем своим весом к мерседесовским подушкам, ласково так, легонько прихватил зубами за шкирку и…

Как и было обещано — в подробности не вдаюсь. Одно могу сказать: это было так здорово, что и не высказать!!! Ласковая оказалась — очень многим нашим Кошкам поучиться.

Мы потом валялись у нее в машине — она рассказывала мне, что я, дескать, у нее первый. Хозяева ей ЭТО не разрешают. Боятся, что ЭТО может ее испортить, а она очень дорого стоит. А ей ЭТО очень даже необходимо, потому что время идет, возраст поджимает, она становится нервной, слезливой, вспыльчивой. Аппетит пропадает. Спит плохо. Но уж если спит, то урывками, и сны всю дорогу исключительно про ЭТО. Она три раза уже видела ЭТО у Людей, два раза у Собак, и один раз у Кроликов. И с тех пор только об этом и думает…. Так что, если я не очень устал, то не смог бы я сделать ЭТО еще один раз?..

— Об чем речь!.. — говорю я словами Шуры Плоткина. — Какие проблемы?! Желанье дамы — закон для джентльмена!

И еще пару раз ЭТО сделал.

…Лежим, отдыхаем. Я смотрю, между передними сиденьями из-под коврика выглядывает краешек чего-то желто-блестящего.

— Слушай, Дженни, — говорю я.

Ее, оказалось, Дженни зовут…

— Слушай, Дженни, — говорю. — А чего это там под сиденьем валяется? Во-он блестит, видишь?

— А это Его зажигалка, — говорит Дженни. — Между прочим, золотая. Тяжелая, кошмар! Я пробовала ее вытащить оттуда, но мне это оказалось не по силам. Да я и не очень старалась… Он из-за этой зажигалки устроил такой хамский скандал в вашей «Астории», что двух горничных, которые убирали наши апартаменты, уволили по подозрению в воровстве, а дежурную по этажу перевели в горничные. Выглядело это отвратительно! Он орал, брызгал слюной, писал какие-то письма, доносы, приходила ваша полиция… Моя Хозяйка, его жена, умоляла Его прекратить эти чудовищные сцены, так он и на нее накричал! При всех… Причем, я не преувеличиваю: таких зажигалок он может покупать тысячу штук в день… При его состоянии, при всех его гешефтах, при всех его домах в Германии, в Швейцарии, в Италии — так себя вести?! Причем, я сама видела, как он выронил ее из кармана и она завалилась за сиденье. А уж потом проскользнула под коврик…

Честно говоря, из всей ее великосветской болтовни, я понял одно: ее Хозяин — богатый мудак и жлоб, выронил зажигалку, а потом кого-то обвинил в воровстве вместо того, чтобы поискать ее в собственном автомобиле. И эта зажигалка сейчас лежит у меня перед глазами, а Хозяин Дженни, успев наплевать в душу сразу же многим Людям, считает эту зажигалку безвозвратно утерянной.

Все остальное — «Астория», «горничные», «апартаменты», «гешефты» мне было до фонаря. Я ничего этого не знал, и мне на это было решительно наплевать.

Что главное в этой истории: существует зажигалка, которая считается утерянной. Все!

— Есть идея! — сказал я Дженни. — Давай, подарим эту зажигалку одному моему знакомому Хорошему Человеку. Это будет своеобразной местью твоему Плохому Человеку.

— Прелестная идея! — воскликнула Дженни и лизнула меня в нос. — Но как ты ее достанешь? Она ужасно тяжелая!..

— Детка… — я снисходительно посмотрел на Дженни. — О чем ты говоришь! Не смеши меня, малыш.

— Кыся-а!.. Барсик!.. Мурзик!.. Кы-ся-а-а-а!.. — еще издалека услышал я.

Черт подери! Как мне втолковать Водиле, что я не «Барсик», не «Мурзик», и уж тем более, не «КЫСЯ»!

Я бежал, зажав в зубах тяжелую золотую зажигалку, а Водила, стараясь смягчить свой хриплый голос ласковыми бабьими интонациями, монотонно и тупо орал на весь корабельно-автомобильный трюм: